Энни Уэст - Попробуй страсть на вкус

Схватки продолжались, и Самира прижалась к холодной кафельной стене, стараясь подавить в себе отчаяние. Она с ужасом думала о том, что, несмотря на нормальное течение беременности, она может потерять и этого ребенка.

Дверь рывком открылась.

– Ах, habiti. – Глубокий низкий голос звучал ободряюще. – Все в порядке. Я здесь. Я позабочусь о тебе.

Она закрыла глаза, когда сильные руки обняли ее обнаженное тело и прижали его к крепкой груди.

– Тарик. – Она глубоко дышала, вдыхая его неповторимый запах, и ей стало уютно в его объятиях. – Я думала, ты не слышишь меня. Я думала…

– Ш-ш-ш… Все в порядке. Я с тобой. И я тебя не оставлю.

Через несколько часов она взглянула в его глаза – и увидела, что они потемнели, став темно-зелеными, как трава. Его широкий гордый лоб покрылся морщинками от волнения, но улыбка его была сияющей.

– Она очень похожа на тебя, – прошептал он, и этот голос был нежным, словно шелк, прикасающийся к коже.

– Мне кажется, что это не очень хорошо. – Пребывая в эйфории и в то же время в шоке от такого внезапного, но все же благополучного появления на свет их чудесной крошечной дочки, Самира не испытывала иллюзий насчет ее внешности. Она была бы крайне утомлена, если бы не парила на седьмом небе.

– Это прекрасно. – Тарик приблизился к ней, держа на согнутой руке их новорожденного ребенка. Сердце Самиры перевернулось при виде того, как бережно он прижимает к себе эту крошечную драгоценную жизнь. – Ты самая прекрасная женщина на свете. Никто не может сравниться с тобой.

Самира подумала, что он говорит это по доброте душевной, но, увидев, как он переводит взгляд с нее на ребенка, почувствовала, что слова застряли в ее горле. Тарик выглядел… влюбленным человеком.

Она заморгала, когда на глаза ей навернулись слезы, которые, как пыталась уверить она себя, были слезами крайнего изнеможения.

– Самира? Что с тобой? – Мгновенно Тарик оказался рядом с ней. – Тебе больно? – Он готов был нажать кнопку вызова врача.

Она покачала головой:

– Я просто немного переволновалась.

Но не столько из-за родов, которые были необычно быстрыми для первой беременности, сколько из-за Тарика. Он все время был рядом с ней. Это была скала, на которую можно было опереться, и его слова несказанно поддерживали ее. Его небывалая сила словно переливалась в нее.

И все же в его глазах она видела нечто большее, чем просто беспокойство о ее физическом состоянии. Ни один муж не мог быть таким нежным, заботливым и благородным.

И не важно, что он говорил раньше. Тарик любил ее. Она поняла это очень ясно. Точно так же, как поняла то, что сейчас у нее настала новая жизнь.

Он осторожно присел на краешек больничной койки.

– Все будет хорошо.

Взглянув в его сияющие глаза, Самира поверила в это. Неужели чудо, на которое она так надеялась, все же произошло? Теперь Тарик не дистанцировался от нее, не воздвигал барьеры между ними.

Протянув руку, он убрал пряди волос с ее лица, и это прикосновение к ее пылающим щекам было бережным и нежным.

Медленно, бесконечно медленно он нагнулся к ней – и поцеловал ее долгим и самым сладким из всех поцелуев. Губы ее приоткрылись, приглашая его, и она ощутила во рту его язык, его неповторимый терпкий вкус. Вздохнув, она почувствовала небывалое успокоение и блаженство.

– Спи, Самира. – Слова донеслись до нее, когда веки ее уже закрылись.

Она улыбнулась. Вопреки всем ожиданиям все было хорошо.

Самира молча наблюдала из дверей, как Тарик расхаживал по детской с крошкой Лейлой на руках. Как всегда, ее сердце переворачивалось в груди при виде его с их дочерью. Несомненно, она была светом его очей, такой же драгоценностью, как его близнецы.

Он всегда прекрасно относился к детям. И это было одной из причин, почему Самира вышла замуж за него.

Боль пронзила ее. Жаль, что он так же хорошо не относился к женам.

А точнее – к ней. Он обожал свою первую жену, души в ней не чаял. Все об этом знали.

Самира крепко сжала ручку двери, задохнувшись от боли. Колени ее подогнулись.

Несколько недель назад, в больнице, увидев счастье и восторг Тарика, она подумала, что он любит ее. Но он радовался тому, что у них родился ребенок. Она жестоко ошибалась насчет себя.

Будто тех мгновений близости между ними никогда не было.

Прижав руку к груди, она надеялась уменьшить боль, но ничто не могло успокоить ее терзающееся сердце.

До рождения Лейлы она мучилась от осознания того, что он не любит ее, но ей хватало сил это переносить. Однако теперь, после той сияющей радости в больнице, когда она была уверена, что он любит ее, эта вежливость и пустота отношений просто убивала ее.

Она не могла это больше переносить. Ей было очень трудно сохранять внешнее спокойствие, когда сердце ее обливалось кровью.

Она отдала его Тарику, но ему это было не нужно. Когда она лежала в больнице, она увидела любовь в его глазах, но это был мираж, рожденный усталостью и больным воображением.

Ведь жизнь научила ее тому, что любовь несет в себе лишь опасность и мучения. Неужели опыт с Джексоном ее ничему не научил? Тогда ей показалось, что больше никогда она никого не полюбит, слишком тяжелым был этот урок, но чувства, которые она испытывала к Джексону, вряд ли можно было сравнить с той всепоглощающей любовью, которую она испытывала к своему мужу.

Наверное, она тихо застонала, потому что Тарик сразу же повернулся к ней.

Сердце ее защемило, когда она увидела знакомую реакцию на ее появление. Мгновенно напрягшиеся плечи, настороженное выражение лица и отдаление – даже тогда, когда он не двигался с места.

Самира крепче сжала ручку двери.

– Привет, Тарик. – Голос ее был хриплым, но твердым. Она вскинула голову.

– Самира, почему ты не отдыхаешь?

Губы ее дрогнули. Ей всегда велели отдыхать, когда она хотела быть с ним.

– Я хочу увидеть своего ребенка. С ним занимаются няни и ты, а я провожу совсем мало времени. – В словах ее прозвучала горечь. Ей хотелось броситься к Тарику, сорвать с него маску вежливой учтивости, к которой сегодня сводились их отношения.

Глубоко вздохнув, она попыталась взять себя в руки.

Она так давно мечтала о ребенке, надеясь на то, что он заполнит ее душевную пустоту. Так оно и случилось: Лейла осветила ее жизнь. Ту нежность, которая переполняла ее, когда она смотрела на свое дитя, невозможно было описать словами.

Однако Самира слишком поздно поняла, что ребенок не поможет ей стать целостной личностью. Только она сама могла бы сделать это, если бы не отдала часть себя Тарику. Тому человеку, который никогда не станет для нее настоящим мужем, потому что все еще любит свою первую жену, который относится к ней с уважением, но не способен отдать ей свое сердце.

Собравшись с духом, она вошла в комнату – и даже не дрогнула, когда Тарик осторожно передал ей ребенка, стараясь не коснуться ее.

Колкие слова готовы были сорваться с ее губ, но Самира сдержала себя.

Какой смысл было его порицать? Он сам не мог с собой ничего поделать. В других обстоятельствах она восхитилась бы мужчиной, который так долго хранит верность своей единственной настоящей любви.

Что-то глубоко дрогнуло в ней, и Самира отвернулась, сморгнув слезы, когда Лейла прижалась носиком к ее груди. Сердце ее наполнилось любовью к малышке, хотя это не могло принести ей облегчение.

Она запуталась в паутине своей собственной раздвоенности.

– Спокойной ночи, Тарик. – Самира даже не взглянула на него. Она медленно согнулась под гнетом душевной боли, усевшись в низкое кресло возле детской кроватки, и распахнула халат.

Тарик сцепил руки, глядя на то, как Лейла сосет материнскую грудь. Он никогда не уставал любоваться этим зрелищем, хотя оно как-то странно волновало его. Кто бы мог подумать, что вид кормящей женщины может быть таким возбуждающим?

И это была не просто женщина, а Самира.

Даже с темными кругами под глазами и с бледной от усталости кожей она несказанно привлекала его. Он хотел ее так, что чувствовал спазмы в желудке.

Он не прикасался к ней, потому что хотел, чтобы она оправилась от родов. Вспоминая их, он внутренне содрогался.

Это была жуткая пытка – смотреть на страдания Самиры и притворяться, что все будет хорошо. Перед глазами его всплывало безжизненное лицо Жасмин, когда у нее начались внезапные схватки.

Даже теперь, через несколько недель после рождения Лейлы, он покрывался холодным потом по ночам, когда ему снилось, что Самира умирала. Врачи уже ничем не могли ей помочь, потому что он, Тарик, не успел довезти ее до больницы.

Он не мог забыть о том, как Самира корчилась в схватках, когда он ворвался в ванную. Он была такой слабой и беззащитной. И он будет воздерживаться от близости с нею, пока доктор не скажет ему, что это безопасно.

– Ты все еще здесь? – Подняв глаза, она нахмурилась.

Тарик напрягся.

– Сейчас уже поздно, и мне уже никуда не надо спешить.

Самира хотела что-то сказать, но снова повернулась к Лейле.

Будто его здесь не было.

Тарику это не понравилось, хотя он сам решил не оставаться с ней наедине, чтобы не сделать то, что он запретил себе делать.

Но сейчас именно Самира отстранялась от него. Не физически, а морально. Она стала вести себя так после выписки из больницы.

Ему это страшно не нравилось. Все инстинкты твердили ему, что это было неправильно.

Он решил, что после рождения ребенка возобновит с ней прежние отношения. Ведь он видел любовь в ее глазах, неужели ему это показалось? Ведь сейчас она не проявляла никаких признаков любви. Она с удовольствием общалась с Расселом, что было всем заметно, а с ним не желала разговаривать.

Все пошло наперекосяк после возвращения ее из больницы. Тарик оправдывал себя тем, что Самире необходимо прийти в себя, восстановиться после родов. Когда он приходил повидаться с ней, – точно в то время, когда она была с близнецами и няней, – он не видел никакой радости в ее глазах. Лицо ее было равнодушным, когда он говорил о чрезвычайной занятости на работе, будто это ее совсем не волновало.