Захар вздрогнул от неожиданности. Его взял под локоть полицейский и повёл. Гордеев совершенно не заметил, как тот подошёл, хотя считал себя внимательным. По пути полицейский поздоровался и спросил, что это у Захара в пакете.

– Листовки и газеты, – честно ответил Захар. Для маскировки они с Деном засунули фирменную сумку кампании, в которой лежали листовки, в чёрный непрозрачный пакет, чтобы не светить логотипом и не привлекать внимание ментов издали. – Ничем противозаконным я не занимаюсь. А в чём дело?

– Поступила жалоба, – беззлобно сказал полицейский. – Нужно задержать вас до выяснения обстоятельств.

На окраине площади стояла полицейская будка. Видимо, из неё легавые и «засекли» раздающего листовки «паразита». Когда они зашли в будку, полицейский, который привёл Захара, по просьбе Гордеева показал удостоверение.

– Алло, да? – сказал он, взяв трубку. – Сань, говорят, этого нужно вести к участковому. Там у них уже есть один такой же, с листовками.

На этот раз, к участковому, Захара вели уже вдвоём, но не поддерживая за руки, а просто идя рядом, на таком расстоянии, чтобы, если Гордеев попытается убежать, его можно было без проблем скрутить. Один из сопровождающих, невысокого роста, коренастый, оказался карикатурным «ватником». Всю дорогу он наставлял Захара, что не любить Родину – плохо, и что Февральный – американский шпион. Их спор напоминал больше монолог полицейского, да Захар и не пытался всерьёз перечить человеку с ксивой, дубинкой, и к тому же явно неадеквату, судя по сентенциям, и лишь изредка вставлял что-то, чтобы совсем уж не «уронить достоинство». Тем более что тому, в принципе, и не нужен был оппонент, немой слушатель его вполне устраивал. Он всячески пытался уколоть Захара, обвинял, что тот нигде не работает, значит, сидит на шее у родителей, значит, ничего полезного не сделал для страны, а уже лезет в политику. (И в этом отчасти был прав, что не отменяло его неправоты в главном.) Прозвучал и типичный ватный штамп: «А ты что, хочешь как на Украине?!» Завершил свой затянутый монолог обыватель формулировкой, наглядно демонстрирующей его культурный уровень:

– Зарплаты у нас, правда, невысокие… Но ничего, страна уже с колен начала вставать, и скоро всё у нас будет… – он на пару секунд задумался, пытаясь подобрать нужное слово, – всё у нас будет окей, вот. А Европе тогда будет… – он опять ненадолго подвис. – ПИСЕЦ, в общем.

Каморка участкового находилась через дорогу, но за время, пока они шли, Гордеев утомился слушать своего навязчивого конвоира, и был рад от него избавиться, когда Захара привели в нужное место и оставили там. Как выяснилось, вторым задержанным был Денис, его схватили, как только он спустился в подземный переход, потому что Ден решил на пути обратно в штаб раздать ещё пару листовок. Его, в отличие от Захара, прежде чем вести к участковому, долго промурыжили в полицейской машине, пока разбирались, что с ним делать, и сейчас парень выглядел подавленным. Немало времени волонтёры просидели с участковым, пока он составлял рапорт.

– Значит, у вас листовки? – спросил участковый, худой мужчина в выцветшем сером свитере, обложенный бумагами, но по впечатлению намного адекватней, чем сопровождавший Захара «крепыш». – А вы разве не знаете, что раньше, чем начнётся официально разрешённая избирательная кампания, всякая агитация запрещена?

– Так какая это агитация? – удивился Захар. – На листовках нету призывов голосовать за Феврального. Там только сообщается его биография и предлагается зайти на сайт и поставить электронную подпись. Не каждая же листовка является агитационной. Есть рекламные, например.

Тут он, конечно, немного слукавил. Распространение информации о кандидате являлось пусть непрямой, но агитацией. Да и между собой волонтёры все листовки и газеты для простоты именовали «агиткой». Но с другой стороны, почему Клыкову можно мухлевать (увеличивать президентский срок на два года, или говорить, что больше двух сроков подряд нельзя, но не подряд можно), а оппозиции нельзя искать какие-то лазейки? Она и так в очень незавидном положении. Очевидно же, что, играя с таким сильным противником, как клыковский режим, победить возможно, только действуя его же методами. Во всяком случае, если они не противоречат морали и здравому смыслу. Да и на самом деле, где грань между агитацией и рекламой? Например, реклама здорового образа жизни – это в каком-то роде агитация за данный образ жизни.

Участковый внимательно изучил образец листовки и вынужден был признать, что открытых призывов голосовать за Феврального там действительно нет.

– Так за что нас задержали? Вы же прекрасно знаете, что такие листовки не запрещены. Их уже несколько раз проверяли на экстремизм.

– Поступило сообщение от какой-то женщины, мол, тут такие-то раздают экстремистские листовки. А мы ж не знаем, что вы конкретно раздаёте, обязаны отреагировать на жалобу. Вот и приходится идти проверять. На будущее, если будете раздавать, пожалуйста, хотя бы не в центре это делайте, здесь наши постоянно патрулируют, уже третий раз за последние дни ваших сюда приводят, а мне, блин, больше заняться нечем, как с вами сидеть…

Полицейский вернул Захару и Дену пачки листовок старого образца, которые проверили на экстремизм ещё летом, и забрал часть тех, что были с новым дизайном (хотя и содержали практически тот же самый текст, который участковый несколько раз прочитал), сказав, что их нужно ещё проверить.

– Значит, вы, ребята, за Феврального? – спросил он. – Не знаю, смотрел с ним парочку видео, как по мне, на президента он пока не тянет, не тот уровень.

– Ну, уровень можно подтянуть, – пожал плечами Захар. – Вы зайдите на его сайт, он как раз на днях выложил полную программу, в ней написано, какие реформы он собирается провести на пути к прекрасной России будущего.

– Так и быть, посмотрю как-нибудь, – пообещал участковый. – Распишитесь вот здесь и здесь.

Когда Захар и Денис наконец-то вышли «на свободу», на улице уже стемнело. Беспонтовая волокита с оформлениями и рапортами была очень скучной, и из-за этой объективной неизбежности Захар больше боялся попасть в полицию, чем из-за абстрактной возможности того, что его станут бить или пытать.

– У нас тут ещё осталось штук сто листовок, и в принципе, по дороге до штаба мы можем успеть…

– Сдурел что ли? – Денис забрал у Захара пакет. – Хочешь, чтобы тебя второй раз за вечер к этому участковому привели, сразу после того, как мы от него вышли? Неудобно перед человеком, отнимать у него время.

«Неудобно спать на потолке», – хотел возразить Захар. Но Денис был выше его на голову, так что забрать обратно агитку будет затруднительно. А ссориться с ним не хотелось. Да и, честно говоря, уже не было настроения, чтобы раздавать, время, проведённое с господами полицейскими, Захара морально вымотало.

Когда они пришли в штаб, оказалось, что никто ещё не разошёлся, а наоборот, собрались почти все волонтёры. Они завалились в подсобку и что-то бурно там обсуждали. Захар, не желая им мешать, заварил себе чай и присел отдохнуть на один из бинбэгов. Исходя из того, что он услышал через приоткрытую дверь, ситуация складывалась следующая.

После ухода Тучина московский штаб всё медлил и медлил с назначением нового координатора, хотя все ребята, которые более-менее подходили на эту роль, отослали свои резюме. В их числе были, конечно, Алиса и Жора, самые достойные кандидаты. Но кроме них пытались ещё и Макс Панфилов, Митя Гуляев, Ярик Борщов и другие. В начале декабря Захар, узнав, что никого до сих пор не назначили, даже отправил собственное резюме. Сам он считал себя не подходящим на эту роль, так как не обладал притягивающей харизмой, но всё же чисто формально послал резюме, не рассчитывая на ответ, потому что считал, что штаб не должен простаивать без реального координатора. Ему не ответили.

Всё это время, начиная с дня отставки Тучина, формально исполняющим обязанности координатора значился Дмитрий Зубров. Он был кем-то вроде штатного программиста. При этом он не являлся активным волонтёром, точнее, не занимался волонтёрской деятельностью вообще, Захар не видел его ни на одном кубе ни разу. Дима занимался чисто офисной работой, и в этом плне был довольно полезен – например, писал для незаконно осужденных за митинги 26 марта и 12 июня людей, обратившихся за помощью, жалобы в высшие инстанции вплоть до ЕСПЧ (а жалоба в ЕСПЧ занимала, по его словам, до двухсот страниц). Вообще-то этим должна была заниматься Полина Каленская, штабной юрист, но у неё не хватало на всё времени, поскольку по совместительству с помощью штабу она не оставляла свою адвокатскую практику, не связанную с политикой.

Так вот, у Димы Зуброва с Жорой случился какой-то личный конфликт. Они отличались практически во всём: Жора накачанный спортсмен, с внешностью типичного «альфа-самца», Дима худенький бледный очкарик; Жора немногословный, но конкретный, Дима мог говорить много, но пространно; Жора часто мог подстебать или подколоть кого-то, иногда выходя за «рамки приличия», Дима был нудным и демонстративно вежливым. И когда Зубров получил временные полномочия координатора, то вообразил себя начальником и стал придираться к Жоре.

Это вылилось во взаимную неприязнь. Жора формально был ниже Димы по статусу – он значился всего лишь ЗАМЕСТИТЕЛЕМ координатора по работе с волонтёрами. Ситуация обострилась, когда Алиса, уходя однажды вечером из штаба, не закрыла до конца ставню на окне снаружи, потому что та была тяжёлая и иногда намертво заедала, и у девушки физически не хватило силы опустить её до конца. А ночью эту ставню сломали вандалы. И Зубров обвинил Алису в данном происшествии, мол, если бы ставня была закрыта полностью, вандалы не смогли бы её сломать. И пригрозил, что вычтет стоимость из Алисиной зарплаты. После этого Жора позвонил Зуброву и сильно накричал на него, сказав, что если тот будет докапываться до Алисы, ему не поздоровится. Зубров решил устранить проблему радикальным способом – уволив Георгия.