Макар Авдеев - Пора выбирать

Геннадий с ветерком довёз Захара до «Дружбы» и помог выгрузить куб. Правда, на месте ещё никого не было, хотя куб уже пять минут как начался. Захар не стал повторять подвиг Алисы и в одиночку пытаться собирать конструкцию, да и зимой это было, скорее всего, невозможно. Поэтому он просто стал раздавать листовки, которые остались у него из старых запасов. К нему подошёл полицейский и спросил, Захар ли проводит здесь согласованное публичное мероприятие. Захар подтвердил, показал документы. К каждому кубу администрацией города приставлялся полицейский, чтобы следить за «соблюдением порядка в процессе проведения публичного мероприятия». Это большой плюс, потому что такой полицейский обычно был нейтральным, и наоборот, мог при надобности защитить волонтёров от нападок некоторых излишне агрессивных граждан. Полицай, который сегодня «курировал» куб Захара (и оказался к тому же местным участковым), дал на всякий случай ему свой номер телефона и удалился покурить. Выглядел он совершенно адекватным человеком, индифферентным к политике, что нынче было редкостью среди полицейских, но Гордеева не могло не обрадовать.

Аня и Яр подъехали только минут через тридцать. (Самого Руслана на кубе не было, он оказался занят и согласился только выйти на пятнадцать минут из дома, открыть гараж.) Аня ершилась, когда Захар хотел заключить её в приветственные объятия, и выглядела отчуждённой. Ещё бы, её тоже расстроило увольнение Георгия. А Ярик, наоборот, поприветствовал Захара очень тепло.

– Ты молодец, что пришёл, – сказал он, пожимая руку.

– Сам-то как? – спросил Захар.

– Я проиграл, но знаю, что был прав, – ответил Ярик.

Ребята привезли, наконец-таки, новые газеты, и Захар принялся раздавать вдвое активней. Народу здесь было прилично, как и в сентябре. Почти все прохожие интересовались Февральным, число людей, которые объявляли себя «вне политики», значительно сократилось. Некоторые просили у Захара сразу несколько газет, чтобы дать почитать друзьям. (Геннадий тоже, пока они с Захаром ехали в машине, взял одну листовку себе и одну супруге.) Некоторые же брали газеты и сразу выкидывали их в ближайшую мусорку, не читая. Мусорка была почти полной, и газеты торчали сверху. Поэтому те газеты, которые не сильно мялись и пачкались, Захар незаметно вытягивал обратно и потом подсовывал другим людям. Агитка не должна пропадать зря. (В конце концов, печаталась на пожертвования сторонников.)

Когда Захар подошёл к одной парочке, девушка выслушала его с внимательными глазами, глядя чуть ли не с благоговением. Потом взяла газету, приказала взять своему парню, и, когда они чуть отошли, сказала ему, показывая на фото на первой полосе:

– Вот, видишь, будущий президент.

– Так у него же непогашенные судимости… – осторожно возразил парень.

Девушка скрутила газету в трубочку и стала гоняться за ним и бить его по голове.

– Я! Сколько раз! Говорила! Что Европейский суд! Отменил приговор!

Парень подбежал к Захару и попытался укрыться за ним, умоляя помочь ему. Захар был не против, но для этого пришлось бы в качестве оружия использовать своё мужское обаяние, и тогда «горячая штучка» могла уйти к нему, а рушить чужие отношения было не в его правилах.

Вечером на квартиру к Захару зашёл Георгий и попросил серьёзно поговорить с Алисой.

– Ты должен убедить её не уходить из штаба, – сказал он. – Я не хочу, чтобы она из-за меня уходила. Но меня Алиса не хочет слушать. Поэтому я обратился ко всем ребятам, чтобы на неё повлиять. Злата, Ярик, Митя уже с ней поговорили. Но только если вы все вместе её попросите, она может передумать.

– Ну, насколько я знаю Алису, она девушка целеустремлённая, и если что-то решила, то вряд ли передумает, – ответил Захар.

– Очень прошу, попытайся. Такие люди, как она, нужны кампании. Ладно мне уже не помочь, я тоже был неправ, что накричал на Диму, но она…

– Ну ты чуши-то не пори, – сказал Захар. – Пошёл он к чёрту, офицер хренов. Кто офицер, а кто тыловая крыса… А ты вступился за девушку. Ладно, я поговорю с ней.

Когда он встретился с Алисой на следующий день, он долго смотрел в сторону, а потом сказал:

– Слушай, насчёт твоего увольнения из штаба…

– Да, что?

Захар осёкся. Понял, что ему просто совесть не позволяет просить Алису не уходить за Жорой. Потому что знал, что она права, и что будь он в аналогичных обстоятельствах – если бы, например, несправедливо уволили его девушку – то поступил бы так же, ушёл вслед за ней.

– Нет, ничего, – выдохнул Захар. – Я просто хотел тебе сказать, чтобы ты поступала, как сама считаешь нужным.

– Спасибо, Захар, – Алиса по-дружески обняла его. – Ты всегда меня понимал.

Новые газеты должны были прийти ещё несколько недель назад. А так как они прибыли с опозданием, но партия была рассчитана на месяц, естественно, распространить их все за один оставшийся куб на «Дружбе» волонтёры не успели. А начиная с понедельника 18 декабря, стартовала неделя молчания, и агитировать в эти дни официально оказалось запрещено, так как вся агитация должна оплачиваться уже с избирательного счёта (который, в случае с Февральным, будет открыт после подачи документов в воскресенье 24-го). У ребят оставались одни выходные перед понедельником, и они решились на крайние меры – пойти в ночной рейд по подъездам. Вообще бросить листовку или газету в почтовый ящик считалось наименее эффективным способом агитации, потому что в них и так обычно накапливается достаточно «спама», и люди могут выкинуть не глядя. Не то, что «живой разговор» в электричках или зрелищное действо на кубах. Но раз уж сроки поджимали, не оставалось другого выхода.

Так как цель стояла распространить как можно больше, был умышленно выбран такой район, где на один подъезд максимальное число почтовых ящиков. Снеговая Падь. Находилась она далековато, поэтому потребуется водитель. Но зато отвечала заданным параметрам. Это был новейший, недавно застроенный спальный элитный район, состоящий из высотных, действительно многоэтажных домов, квартиры в которых стоили очень дорого.

Макс Панфилов из штаба передал Ярику Борщову «универсальные ключи», несколько комплектов которых какое-то время назад заказал Дима Зубров. Сам Максим в рейд не смог пойти. Водителем вызвался побыть Юрий Тучин, для которого эта роль была не в новинку. На Снеговую Падь они ехали впятером – Юрий, Захар, Ярик, Маша Васильева, и… Герман, которого Гордеев уговорил переступить через свою «интровертность» и пойти с ними.

Тучин остался ждать их в машине, а четверо ребят, под завязку нагруженные газетами и листовками, вышли на морозный ночной воздух (на самом деле не совсем ночной, время было только около десяти часов вечера). «Ключи» ещё никто не успел протестировать, и пока было неясно, будут ли они полезны на деле, или придётся проникать в подъезды «по старинке». Но внешне комплект выглядел покруче, чем тот, который когда-то «спихнули» Захару, здесь были пластинки всеобразных цветов и форм. Выйдя из машины, Захар, да и остальные наверное, поняли, что всё-таки есть места в Майском порту, где живётся действительно хорошо. Здесь оказалось довольно тихо, между домами – прилично выглядящие детские площадки, к подъездам вились дорожки, расчищенные от снега. Проблема в том, что подобных кварталов в городе мало, и цены в них почти заоблачные для «простых смертных».

Ключи на этот раз действительно отвечали своему названию. Открывали почти любую дверь, исключение составлял один случай из десяти. В подъездах – настоящее раздолье, огромные секции почтовых ящиков, в некоторых даже по несколько секций, все целые, не поломанные. В каждый ребята кидали или новёхонькую красочную газету, или, на худой конец, хотя бы завалящую листовку. Так как работали вчетвером, дело шло очень быстрыми темпами. В основном они разбивались на две пары: один человек подаёт пачку из сумки, другой их разбрасывает по ячейкам. Один раз, когда в зоне ответственности Захара листовка от сквозняка вылетела на пол через отверстие с задней стороны почтового ящика, он не выдержал и загнул пару крепких словечек в адрес производителей, которые так поставили ящики.

– Ого! – сказала Маша, которая была с ним в паре. – Захар матерится? Никогда бы не подумала.

– Ты что, думала, я святоша? – спросил Захар.

– Ну ты, типа, такой правильный, – задумчиво сказала девушка.

– Это внешнее впечатление, – сказал Захар. – Я прикидываюсь, чтобы вызывать симпатию и привлекать сторонников к нашему движению. На самом деле, я совершал много неправильных и даже грязных поступков.

Вообще, оказалось, что им с Машей очень даже есть о чём поговорить. Она тоже слушала панк-рок группу «Телевизор», которую Захар очень уважал. Узнал он о ней пару лет назад, когда прочитал, что её лидер Михаил Борзыкин выступил с гастролями в Киеве, со сцены извинился за военную агрессию российского правительства и спел песню «Ты прости нас, Украина». А ещё Маша интересовалась идеологией веганства, как и Гордеев, и в скором времени планировала отказаться от мяса. Короче, при тесном общении она производила впечатление прогрессивного человека новой формации, а вовсе не легкомысленной дурнушки, какой могла показаться на первый взгляд.

А ещё, насколько Захар понял, у неё не было парня. И внезапно его осенило, что они очень даже подходят друг другу, только раньше он почему-то в упор не замечал этого, хотя Маша вроде даже оказывала ему знаки внимания. И всё в ней есть: красивая, умная, добрая. «На этот раз, – подумал Захар, – нужно действовать более решительно, чтобы не получилось, как со Златой. Нужно более открыто демонстрировать свои намерения, чтобы не проморгать её».

Правда, его могло смутить, что ей только 17 лет. Но с интимной близостью можно подождать и до 18-ти, в конце концов, отношения – это же не только секс, точнее, не столько секс. Захар, конечно, не святоша, но и не демон-совратитель.

Когда они выходили из очередного подъезда, Маша, так как была обута в «угги» со скользкой подошвой – подскользнулась, и, пролетев несколько ступенек, плюхнулась на кафельный пол прямо на пятую точку.