Макар Авдеев - Пора выбирать

– Если что, у моего помощника Склярова здесь недалеко, в этом же районе есть квартира, которая ему досталась по наследству от тёти, – проинформировал папа. – Там тебя точно искать никому не придёт в голову. Но это уж совсем на крайний случай.

– Хорошо, – сказал Захар. – А так, вообще, что можешь сказать о своих впечатлениях от общения с эшниками? Какое у тебя мнение о них, как о людях?

– Да с виду – обычные молодые парни, – пожал плечами отец. – Каких-то ужасных монстров я там не увидел. Внешне, кстати, выглядят практически так же, как ваши ребята, так что если кто-то из них захотел бы внедриться к вам, вычислить его было бы очень проблематично. А некоторые всего на пару лет постарше тебя.

– Я с первого взгляда опознаю эшников, – сказал Захар. – У меня, наверное, чутьё на них.

– Это тебе так кажется, – усмехнулся папа. – Ещё у них кабинет залеплен вашими наклейками с символикой. На ноутбуках, на стенах, даже на личных смартфонах. Весь шкаф завален штуками, которые они у вас из штаба изъяли, девать некуда, вот и приклеивают…

– Забавно, – сказал Захар. – А что насчёт идеологии? – спросил, втайне надеясь, что хотя бы некоторые из эшников адекватные люди и из последних сил терпят свою работу.

– По убеждениям они, конечно, ваши заклятые враги, – разочаровал его папа. – К вам пренебрежительно относятся, мол, вы «зомби», у которых мозги промыты Февральным. Но если так посмотреть – а у них самих мозги не промыты? Их ежедневно настраивают против вас, кормят пропагандой по новостям, так что они готовы даже идти на преступление закона – разве после этого они не «зомби»?

Мама тяжело вздохнула.

– Ну ладно, мы пойдём, – сказал папа. – Не скучай тут…

– Спасибо вам за визит, – ответил Захар. – Я реально очень ценю вашу поддержку.

С бабушкой Захар больше не ругался.

– Ну что, как там наш дорогой любимый президент? – с доброй иронией спрашивал он, когда та приходила на кухню после просмотра очередного выпуска новостей.

– Да надоела уже эта его рожа, – махнула рукой бабушка. – Такой довольный собой, рассказывает только о том, что у нас в стране всё хорошо. Но это ведь неправда, не всё же хорошо в нашей стране…

По вечерам показывали ток-шоу Малафьева «Пусть говорят». Как выяснилось, на повестке по-прежнему был развод Джигарханяна с Виталиной Цимбалюк-Романовской.

– Как?! – воскликнул Захар, когда услышал знакомое имя. – Они до сих пор это обсуждают? Столько времени же прошло… У них что, нет других тем?

– Да не говори, – соглашалась бабушка. – Эта Виталина – такая вертихвостка. По ней видно, что она мошенница. Мне аж противно на неё смотреть.

– Так может, не стоит смотреть? – без особой надежды спросил Захар.

– А что ещё делать?

– Книги читать, – Захар кивком указал на «Марсианские хроники», лежавшие на столе. – Или, на худой конец, кроссворды разгадывать. Они хотя бы эрудицию развивают.

– Захар, ты же знаешь, что я при искусственном свете не могу долго читать, у меня глаза начинают болеть, старость всё-таки, – пожаловалась бабушка. – Поэтому я если и читаю что-то, то обычно в первой половине дня, при дневном свете. Газеты в основном.

– Ну да, ты говорила, – вспомнил Захар.

– Слушай, я всё хотела спросить, а зачем вы тогда с тем парнем утащили ключ от ячейки из супермаркета? – спросила Ба.

– ?!

– Ну, перед двадцать восьмым января, ты вместе со знакомым пришёл, и на тумбочку положил номерок из «Сотки».

– А, это мы прятали плакаты для митинга. Переживали, что могут по мобильнику выследить и задержать, и митинг остался бы без оснащения, поэтому на время надо было где-то спрятать вещи…

– Теперь ясно. Я-то сразу сообразила, что это за номерок, я же в «Сотку» каждый день хожу, – рассмеялась бабушка. – А тот парень начал мне заливать, что ключ якобы от его комнаты в общежитии… Я решила уж притвориться, что поверила, чтобы не ставить человека в неудобное положение, всё-таки он твой знакомый.

В общей сложности на этот раз Захар провёл у бабушки две недели. Мама выяснила, что информация о двухмесячном сроке привлечения к ответственности устарела, совсем недавно её увеличили до года, по Захаровой статье. Однако мама как раз подавала документы на переназначение на пост заместителя председателя, и Захар думал посидеть до тех пор, пока не закончится проверка, чтобы административная судимость её сына раньше времени не всплыла по базам. Однако вопрос снялся сам собой – документы у мамы не приняли, прислали обратно. Видимо, по каким-то закрытым каналам выяснили, что сын «в разработке» у эшников, значит неблагонадёжный. Ну, не уволили, и то хорошо. Доброта никогда не остаётся совсем безнаказанной, какую-то цену приходится заплатить…

В принципе, у Захара бы хватило терпения прятаться до самых выборов, но он не видел большого смысла, в конце концов, штраф на первый раз грозил не такой уж и большой. Штаб обещал возместить ущерб (и многим, кого осудили за предыдущие митинги, действительно возместил), но Захар особо не рассчитывал на это, так как после выборов штрафов станет больше, а народных пожертвований меньше. Но затраты пусть даже на самоличную оплату штрафа окупались тем, что за оставшийся до выборов срок Гордеев ещё успеет поагитировать и привлечь на избирательные участки большее число наблюдателей. Захар и так поднял на уши всех эшников в городе, так что какую-никакую моральную победу одержал. Да и на суде можно будет побороться…

– Всё-таки уходишь? – спросила бабушка.

– Надо бы уже, – сказал Захар. – Затянулся мой внеплановый отпуск. Пора и потрудиться. – И, приняв внутри окончательное решение, вставил симку обратно в телефон.

Выйдя от бабушки, Захар, по совету мамы, сразу отправился в центр города к её знакомому нотариусу, чтобы оформить доверенность на штабного юриста Полину Каленскую. Идя по улице, он с удивлением отметил, что никто не бросается его ловить. Хотя он пару раз мельком пересекался с патрульными. Уладив все юридические формальности, Захар сделал себе копию доверенности и занёс оригинал в офис к Полине. Получая в штабе полную рабочую зарплату, Полина обладала особой привилегией (квалифицированные юристы ценились в оппозиции очень высоко!) не находиться там безвылазно, и по совместительству вела свою частную адвокатскую практику. Поэтому она и не присутствовала непосредственно во время налёта эшников перед двадцать восьмым – была с другим подзащитным, и подоспела уже позже, в отделение полиции, где ребята ждали Макса и Диму. Полина была волевой замужней женщиной лет сорока, приятной в общении, с большим опытом адвокатской практики.

Выйдя из её офиса, Захар решил заодно наведаться в штаб, который располагался недалеко. Гордеев долго отсутствовал, и теперь решил узнать, как идут дела у кампании.

В штабе поставили новую дверь. Открыл Даня Дубровский, внутри оказалось немноголюдно – кроме него, только Дима Зубров. По их словам, сегодня был ещё Макс, но он отошёл по поручению.

– Ну что, я многое пропустил? – спросил Гордеев.

Захар заметил, что принтер привезли обратно сюда. (Оставить оный себе после ухода Георгий не мог, так как агрегат покупался не на его личные деньги, как некоторые другие вещи, а на средства кампании.) Решили, похоже, что угроза миновала, раз вернули. После двадцать восьмого штабы сосредоточились на том, чтобы набрать как можно больше наблюдателей и охватить максимально возможное число избирательных участков. Раз вариант вывести на улицы критическую массу недовольных, чтобы власть забоялась и отменила решение о недопуске, не прокатил, штабы, по идее, должны сконцентрироваться на том, чтобы рекрутировать и обучать наблюдателей. Направления для наблюдения будут получаться через условно союзные партии, кандидатов (скажем, Яблочкина) и СМИ.

– Некоторые волонтёры: Аня, Злата, Митя, Алиса, Ярик откололись, – небрежно сказал Дима. – Так что мы очень рады тебя видеть.

– Как понять «откололись»? – насторожился Захар.

Согласно рассказу Даниила, которого Зубров, оказывается, в отсутствие Захара принял на работу в штаб, началось всё с безобидной мелочи. Мол, он решил спросить Ярика, который заглянул в штаб, о том, как обстоят дела у Жоры с созданием отделения «Открытой России» в городе. А Ярик почему-то взволновался и стал разговаривать с ним на повышенных тонах. Даня пытался его успокоить, но в итоге не удержался и сам прикрикнул. А Ярик обиделся и ушёл, и остальные волонтёры, которые с ним близко общались, встали на его сторону. В общем, по рассказу Дани выходило, что сам он ни в чём не виноват, и ссора произошла чуть ли не случайно. Гордеев поверил Дане, так как говорил тот очень уверенно, да и Захар помнил его как хорошего парня, которому специально ссориться с ребятами было незачем. К тому же Зубров, который сидел рядом, рассказ Дубровского полностью подтвердил, якобы, всё это происходило на глазах у Димы.

– И всё-таки, Даня, даже если Ярик первым стал на тебя кричать, ты, как сотрудник штаба, должен стараться сглаживать конфликтные ситуации, находить общий язык с каждым волонтёром, а не отвечать агрессией на агрессию. Ярик ведь очень много сделал для кампании.

– Ты пойми, каждый человек может сорваться, – вступился Дима за Даню. – Мне кажется, Данина вина если тут и есть, то небольшая. Это Жора с Алисой, обидевшись из-за своего увольнения, настроили Ярика против нас. Так как они теперь создают филиал «Открытой России», то заинтересованы, чтобы люди уходили из штаба к ним. Мне иногда вообще кажется, они – засланные агенты ФСБ…

– Ну, это ты, конечно, перегнул палку, – возразил Захар.

– Кстати, перед митингом двадцать восьмого, когда пошла волна взломов, мне в личку со взломанных аккаунтов стали пересылать сообщения, кто какие гадости про меня писал. Там от многих ребят, в том числе тех, кто ушёл, были сообщения. Крайне интересно было почитать.

– Ну, эшникам выгодно нас рассорить, – сказал Захар. И додумал: «Поэтому я никогда за глаза не пишу и не говорю гадости о человеке, если не готов повторить их ему в лицо. И прежде, чем кому-то что-то написать, тысячу раз подумаю, как это будет воспринято, если сообщение случайно прочитают другие люди».