Желая освободиться, отстранить ее, он потянулся к рукам, охватившим шею. И вдруг что-то подалось в нем… что-то слетело…

Чувство было непривычным. Ему всегда казалось, что если он потеряет когда-нибудь контроль над собой, то сломается, треснет, как слишком сильно согнутый клинок…

Он поцеловал, сперва легко, потом крепче. Ее рот раскрылся, и его охватило страстное желание. Он чувствовал ее вкус, вдыхал ее запах. Как голодающий, получивший долгожданную пищу, он желал каждый кусочек того, что теперь принадлежало ему.

Рука скользнула вниз, охватив ее грудь, и по ответной дрожи, пронизавшей ее теплое, нежное тело, он понял, что она почувствовала желание от его прикосновения. Погрузив пальцы другой руки в ее волосы, Гален еще крепче поцеловал ее. Яростный и полный страсти поцелуй почти лишил ее сил.

Не встречая препятствия, он осторожно просунул ладонь между ее ног. Сдерживая свое желание, он решил сделать все, чтобы на этот раз для нее все было по-другому. Он нежно погладил ее. Отдаваясь римлянину, эта женщина не должна чувствовать теперь ни боли, ни стыда.

От интимного прикосновения Рика ощутила жар во всем теле. Она хотела продолжения, и инстинкт, древний, как боги, направлял ее. Она схватила его руку и потянула за собой на пол. Его тело накрыло ее и, когда он стал целовать ее грудь, ее охватило блаженство, будто она выпила одно из волшебных снадобий Мирддина.

Рика подняла руки, чтобы обнять его, и провела по широкой мускулистой груди. Ей было все равно, кем был этот человек и кем он может стать. Сейчас она опьянена желанием и страстью женщины к мужчине, которого она сама выбрала.

Гален провел рукой по ее животу и снова вниз между ног. Его пальцы медленно продвигались глубже. Когда он вошел внутрь, ее тело, казалось, поднялось на волне нового для нее безумного желания. Выгнувшись, она упивалась ощущениями, которые он вызывал в ее теле — влажными, горячими, наполненными светом…

Гален услышал ее негромкий возглас, предназначенный ему стон, который говорил о наслаждении и просил продолжения.

Он почувствовал, что не может больше сдерживать своего желания. Он приготовил ее для любви и больше не мог ждать. Он встал на колени и, не желая причинить боль, проник в нее медленно и осторожно. Потом взял ее за руки и прижал их к полу по обе стороны ее головы.

— Открой глаза, Рика, — тихо приказал он. — Смотри на меня. Я хочу, чтобы ты видела мужчину, который находится внутри тебя, знала, кому ты отдаешься.

Она посмотрела на него. Глаза ее были полны страсти, и слова прозвучали тихо.

— Я знаю, что люблю этого человека, и больше ничего не хочу знать.

Теперь он перестал контролировать себя, беря ее страстно и яростно.

Она обхватила его ногами, и он отпустил ее руки, которые тотчас обвились вокруг его шеи. Сперва робко, а потом более уверенно она начала помогать его движениям.

Рика не знала, что руководило ею. Она только понимала, что нуждается в том, что он делал. Все ее тело извивалось и трепетало, охваченное экстазом. С каждым проникновением она поднималась все выше и выше. Она снова открыла глаза.

Один взгляд на его охваченное страстью лицо сказал ей то, что тело уже знало: она целиком, полностью — навсегда — принадлежала этому человеку!

Она закрыла глаза, отдаваясь его умению. Всем своим существом, физически и эмоционально, она стремилась навстречу его чувству.

Внезапно он начал замедлять бешеный ритм своих движений. Неистовые, жаждущие толчки сменились медленными и глубокими проникновениями. Она прижалась к нему крепче, конечности их переплелись, тела приникли друг к другу. Обхватив его руками за шею и ногами вокруг бедер, она хотела заставить его еще глубже погрузиться в жар ее лона.

И тут белое крутящееся пламя разлилось внутри нее. Рика еще крепче обхватила его, и он застыл, давая подняться волне ее ощущений. С губ сорвался глубокий стон. Но тогда, когда волны наслаждения начали спадать, он вошел глубже. Это новое ощущение было почти невыносимым. В иступлении она приникла к нему, дрожащая и бездыханная, совершенно беспомощная от наплыва чувств. Чтобы доставить ей удовольствие, Гален задержался и теперь застонал в порыве страсти.

Боясь пошевелиться, не испортить то, что произошло между ними, Рика лежала совершенно неподвижно. Закрыв глаза, она отдалась необъяснимому чувству, которое будто волной накатывало на нее, и слабо застонала, когда он наконец вышел из нее, перекатился на бок и лег рядом. Но прежде, чем ее тело воспротивилось потере, его рука обняла ее, притянула к себе в объятия.

Она положила голову ему на грудь, щекой чувствуя все еще учащенное биение его сердца. Внезапно, засомневавшись, она захотела увидеть его лицо и постараться понять его выражение.

Рика приподнялась, но он свободной рукой снова прижал ее голову к своей груди. Недовольное ворчание, сопровождавшее этот жест, не оставляло сомнений в его желаниях.

Но какими бы ни были его намерения, мимолетное чувство стыда пропало. Повернувшись на бок, чтобы приникнуть к нему, она согнула ногу и положила колено на его бедро. Несмотря на тусклый свет от очага, дававшего им тепло, контраст между ее бледной и его темной кожей был разительным. Ее тело было мягким, округлым, плавно очерченным, а его — твердым, с выделявшимися мышцами и четкими линиями. Но при всем их различии, они были половинками одного целого, ибо другого объяснения тому чувству полного слияния, которое она почувствовала, нельзя было найти.

Она провела кончиками пальцев вдоль его обнаженного тела, ощущая рельеф мощных мышц под гладкой кожей. Под правым соском оказался заросший шрам, спускающийся вниз и на бок. Второй шрам, похожий на первый, проходил параллельно ему через живот.

Она провела пальцами вдоль ровных линий, вздрогнув при мысли о боли, которую он когда-то испытал. Приняв его как мужчину, она захотела узнать солдата.

— Расскажи мне об этом, — прошептала она.

— О шрамах? — Он наклонил голову и посмотрел, куда она указывает.

— Откуда они у тебя?

Он тихо рассмеялся.

— Откуда? От кончика меча, домина, — меча еврея-мятежника в Иудее.

Она не обратила внимания на знакомое обращение вместо имени, но решила позднее спросить, почему он все еще настойчиво употребляет его.

— А этот? — Она потянулась через его грудь и показала на рваный, неровный шрам, тянувшийся вдоль всего предплечья правой руки.

— Батавское копье… во время небольшой схватки на берегу реки под названием Рейн. — Он показал ей левую руку. — Здесь… — Повернул запястье, чтобы можно было увидеть сначала внешнюю, а затем внутреннюю сторону предплечья. Пара небольших круглых шрамов указывала на место входного и выходного отверстий. — Это стрела роксоланов… в Моэзии.

Как ни странно, в его голосе не слышалось следов гнева или злобы на людей, поднявших оружие против него. Если и были какие-либо эмоции, то только гордость за дела, которые он совершал ради своих Орлов. Она вспомнила подслушанный ею разговор с Дафиддом, в котором он говорил о любви солдата к своей империи. Не мешает ли столь сильная любовь другим чувствам? Но тут же отбросила эту внезапную раздражающую мысль.

— Эти странные имена, которые так легко слетают с твоего языка — Батавия, роксоланы, Моэзия — это названия мест?

Он кивнул.

— Мест или людей. — Потом спокойно улыбнулся и опять положил ее голову к себе на грудь. — Таковы тела у всех римских солдат, тех, которые выжили. Это ходячие карты Империи. По их шрамам можно проследить каждую битву или войну. Никто лучше них не знает цену победы… кроме тех, кого они победили.

Рика села, чтобы взглянуть на него. В его тоне она услышала такое неприкрытое сожаление.

— Ты сомневаешься или сожалеешь об образе жизни, который вел?

Их глаза встретились. В его ответе не было гнева, а только сила и уверенность.

— Солдат не может позволить себе роскошь сомнений. Чтобы выжить, он должен быть дисциплинирован и хладнокровен, крепок не только телом, но сердцем и умом. Если это длится достаточно долго, он уже не может стать другим. — Гален потянулся и мягким интимным жестом отвел волосы с ее лица. Рика положила щеку ему на ладонь, и он продолжил мягко: — Но иногда по ночам, когда подступает усталость, самоконтроль солдата отступает — совсем немного. Приходят воспоминания. Воспоминания о бесконечных милях, пройденных по грязи, снегу и обжигающему зною. Он думает о товарищах, которых потерял, и о жизнях, которые отнял… — Гален остановился и вздохнул. — Но потом самоконтроль возвращается, а вместе с ним дисциплина, которая позволяет ему выжить. Он снова гордится Орлами и своей службой. А для меня все это было еще и домом. Многие говорили, что я слишком честолюбив, что мною движет желание подняться выше обстоятельств моего рождения — незаконного сына солдата вспомогательных частей. Чтобы обрести римское гражданство, я должен был вступить в армию. Но это не единственная причина. Армия — это все, что я знал в жизни… или желал.

— А теперь? — шепнула она.

Гален притянул ее к себе, прижал к груди и нашел ее губы. Голос и вопрос продолжали звучать в его ушах.

Сейчас у него не было ответа, пока еще не было. Судьба толкнула его в объятия этой женщины. Он примет, нет, возьмет и будет удерживать ее столько времени, сколько ему отпущено.

Рика обрадовалась его словам, и он взял ее второй раз. Теперь медленнее, более нежно, но подчеркнув безотлагательность этого акта…

Рика не поняла этого окончательно, но в глубине сознания там, где оставался уголок здравого смысла, ощутила, что слова и чувства временны и недолговечны. У них не было будущего, а только настоящее. Однако сейчас он любил ее и отдавал ей все, что у него было. И сейчас этого было достаточно. Достаточно было знать, что он желает ее так же, как она желала его.