Она долго не отрывала глаз от письма. Послужит ли исполнение просьбы Джоан платой за ее молчание? И не захочет ли она большего? Не станет ли держать свои завуалированные угрозы дамокловым мечом над головой госпожи? Екатерина не смела и помыслить о том, что эта женщина окажется при ее дворе, особенно после такого. Джоан будет постоянным напоминанием о прошлом, которое Екатерина пыталась забыть. Но был ли у нее выбор?

Да, был! Она не позволит, чтобы ее запугивали.

Екатерина взяла перо и чернила и удалилась в свою комнату, где написала короткую записку Джоан, поблагодарив ее за доброе письмо и сообщив, что король уже назначил придворных (неправда), но, если в будущем появится место, она пошлет за ней. Это удовлетворит Джоан или, по крайней мере, обеспечит ее молчание! Твердо решив никогда не посылать за мистресс Балмер, Кэтрин запечатала свое послание.


Сделать предстояло много. Дядя Норфолк заказал новые платья, которые могли бы составить гардероб королевы, но герцогиня настояла, что этого мало. Ювелир миледи часто посещал Ламбет и приносил свои товары поднос за подносом. Когда Кэтрин заколебалась, узнав стоимость некоторых украшений, бабушка улыбнулась ей:

– Думай об этом как о вложении средств, моя дорогая, в ожидании грядущих выгод.

Екатерина надеялась, что король проявит щедрость к ее родным, которые очень на это рассчитывали.

Много часов она провела, сидя в тенистом саду и вышивая сорочки и чепцы. Юные камеристки собирались вокруг, предлагали помощь и все до одной теперь хотели с ней подружиться. Разумеется, они надеялись получить место при дворе. Изабель и Маргарет приехали навестить ее и приложили руки к бесконечному шитью. А июль тем временем неуклонно шел к концу.

Двадцать седьмого числа от короля прибыл сэр Джон Рассел с сообщением, что его величество в сопровождении немногочисленной верховой свиты переезжает во дворец Отлендс, где будет охотиться, и требует, чтобы мистресс Екатерина присоединилась к нему как можно скорее. К ее приезду все будет готово. Он лично проводит госпожу до места.

Екатерина поняла, что означал этот вызов.

– Я еду в Отлендс, чтобы там выйти замуж, – сказала она герцогине.

Та прижала ее к своей плоской груди и тепло поцеловала, воскликнув:

– Благодарение Господу! Ты гордость нашего дома!

Вещи упаковали. Пока их грузили на присланных королем вьючных мулов, Екатерина переоделась в костюм для верховой езды из рыжевато-коричневого дамаста с подходящим к нему беретом, украшенным броским пером. Сэр Джон в восхищении смотрел на нее, когда она спускалась по лестнице.

Герцогиня ждала внучку:

– Прощай, дитя мое. Да пребудет с тобой Господь. Вспоминай нас в своих молитвах и никогда не забывай, что ты – Говард!

Погода стояла угнетающе жаркая, но в каюте барки, которая везла их вверх по реке к Уолтону-на-Темзе, можно было укрыться от палящего солнца, и с воды тянуло ветерком. Ближе к вечеру они сошли на берег, где их уже ждали лошади, и проскакали три мили до Отлендса. Дворец с украшенным башенками гейтхаусом и остроконечными крышами стоял в уединении среди огромного оленьего парка, и Екатерина поняла, почему Генрих выбрал это место для их бракосочетания. Она удивилась громадным размерам и новизне этой королевской резиденции.

Они проехали по горбатому мосту надо рвом и увидели сэра Энтони Уингфилда, вице-камергера королевского двора, который встречал их с приветствиями у гейтхауса. По пути в просторный внутренний двор сэр Энтони рассказал Екатерине, что король приобрел старое дворцовое здание три года назад и с тех пор расширяет его.

– Это только первый из трех дворов, мадам.

Во втором, неправильной формы, оформленном восьмиугольной башней, которая, по словам сэра Энтони, называлась Смотровой, они вошли в королевские апартаменты. Екатерина выразила удивление, что здесь не было главного зала.

– Его величество отказался от него, – пояснил сэр Джон. – Он теперь предпочитает комнаты размером поменьше.

Пока они поднимались по лестнице, Екатерина заметила за окнами сад. Отлендс и правда был прекрасен.

Генрих ждал ее в своем приемном зале. Когда она сделала низкий реверанс, он радостно поднял ее, обнял и, воскликнув:

– Как я ждал этого дня! – махнул рукой сэру Энтони и сэру Джону, чтобы те удалились.

Король приказал подать вина, а Екатерина тем временем осматривалась: красивые французские гобелены, турецкие ковры и мебель, обтянутая бархатом и золотой парчой.

– Вы одобряете? – спросил Генрих, видя ее изумление.

– Это прекрасно, – сказала она.

– Подходящее место для медового месяца, – заметил он. – Подождите, вот увидите апартаменты королевы! Я вызвал вашу сводную сестру, леди Бейнтон, и леди Арундел, чтобы они помогали вам, пока формируется ваш двор. Мы должны позаботиться об этом, находясь здесь.

Екатерина обрадовалась, что ей будут служить две женщины, которых она любила.

Вдруг где-то вдалеке раздался стук молотков.

– Не обращайте внимания, – сказал Генрих. – Работы здесь еще продолжаются, но я распорядился в первую очередь закончить с королевскими апартаментами. Охота в здешних краях превосходная. И я велел проложить дорогу между Отлендсом и Хэмптон-Кортом, чтобы легко добираться туда.

Вино было налито, и, как только паж удалился, Генрих поднял кубок и чокнулся с Екатериной:

– За нас, дорогая, и наше будущее! Да будет наш брак благословлен большим счастьем и множеством детей.

– За нас! – эхом отозвалась она, с испугом сознавая, что очень скоро может стать матерью – матерью принца! Вдруг испытанные за последнее время страхи и сомнения показались ей неважными. Все будет хорошо, она это знала.

– Я послал за своим священником, епископом Лондонским, чтобы тот приехал и поженил нас, – сказал ей Генрих. – Мы обвенчаемся завтра.

Это происходило на самом деле. До сей минуты Екатерина верила в уготованную ей судьбу только наполовину.


Ее апартаменты оказались роскошными, как и обещал Генрих. Изабель с Маргарет ждали в ее приемном зале и присели бы в реверансах, если бы Екатерина не обхватила их обеих руками и не закружила на месте, восклицая:

– Как хорошо, что вы здесь!

– Надеюсь, ты не станешь так фамильярничать со всеми своими дамами! – Изабель засмеялась.

Они все вместе прошлись по комнатам, составлявшим личные покои королевы, любуясь гобеленами со сценами из античных времен, турецкими коврами и позолоченными стенными панелями. Потом выпили немного вина, переодели Екатерину в платье из золотой парчи и расчесали ей волосы так, что они заблестели, как начищенная медь. Екатерина прошла в столовую, где стол был накрыт белоснежной скатертью; на нем стояли кубки из венецианского стекла и лежали посеребренные столовые приборы. Только когда появился король, Изабель и Маргарет потихоньку удалились.

После вкуснейшего ужина, состоявшего из лососины и цыпленка, Генрих и Екатерина, взявшись за руки, прогулялись по террасному саду и выпили воды из фонтана, потом нашли место в красивом, обнесенном стеной парке и сели. Король заключил свою нареченную в объятия и благоговейно поцеловал.

– Я считаю часы до завтра, – пробормотал Генрих. – Я так люблю вас, моя Кэтрин. – И он поцеловал ее снова, как будто никак не мог насытиться ею.

Глава 19

1540 ГОД

На следующий день после обеда сэр Энтони и сэр Джон проводили Екатерину в кабинет при часовне. Изабель и Маргарет шли следом и несли ее шлейф. Она была в платье из золотой парчи и надела на шею подаренную королем подвеску с изображением Венеры и Купидона. Генрих ждал ее, весь в серебристо-белом; он поднес руку своей невесты к губам, прежде чем повернуться к священнику. Екатерина бросила взгляд на тучного, толстощекого Эдмунда Боннера, епископа Лондонского, и сразу прониклась к нему неприязнью. Был он грубоват и вел себя как-то слишком уж эмоционально и повелительно. Тем не менее этикет соблюдал, хотя и проводил обряд венчания так, будто изгонял демонов. Однако король ничего этого не замечал, лишь выразил величайшую радость, когда их с Екатериной объявили мужем и женой.

После этого, когда Генрих выпустил Екатерину из своих объятий, все поклонились ей и поздравили.

– Я так рада за вас! – сказала Изабель, и глаза ее увлажнились. – Не думала, что доживу до этого дня!

Екатерина ощутила головокружительный восторг. Она действительно стала королевой!


Створки большого эркерного окна оставили открытыми, и от этого в спальне было свежо. Снаружи на фоне лунного неба вырисовывались силуэты дворцовых крыш.

Екатерина отвернулась от окна и подошла к роскошной жемчужного цвета кровати, которую Генрих специально заказал у французского мастера и велел привезти сюда для брачной ночи. На постельном белье был вышит инициал «Е», милая деталь.

Изабель и Маргарет проворно, почти без слов, сняли с Екатерины платье, потом надели на нее через голову полупрозрачную батистовую ночную сорочку, украшенную по вороту и краям рукавов крошечными цветочками, которые она вышила сама золотой нитью. Затем до блеска расчесали ей волосы.

Церемонии укладывания в постель не предполагалось. Король настоял на полной приватности, что стало для Екатерины большим облегчением: ей было бы омерзительно присутствие злобного епископа Боннера, который благословлял бы брачное ложе, когда она на нем уже лежала.

Сделав все необходимое, Изабель и Маргарет поцеловали Екатерину, присели в реверансе, пожелали ей спокойной ночи и оставили одну. Она быстро вынула иглу из шкатулки для шитья и воткнула ее в матрас под своей подушкой, потом встала у окна и задумалась, стоит ли ей лечь в постель. Простояла она так недолго. Дверь мягко отворилась, и, обернувшись, Екатерина увидела короля, одетого в длинную ночную рубашку из алого дамаста. Он глядел на нее в восхищении; его глаза рыскали по ее фигуре в тонкой сорочке.

– Кэтрин! О, моя дорогая…