– Ваша милость, вы не можете войти. Его милость нездоров. У него воспалилась нога, и его знобит. Мои коллеги сейчас с ним. Я приду к вам с новостями позже.

– Но я должна его увидеть! Он захочет, чтобы я была рядом.

Доктор Баттс с добротой взглянул на нее:

– Боюсь, мадам, он не допустит, чтобы вы видели его больным и несчастным. Он приказал не пускать вас к нему и велит вам проводить время со своими дамами, пока ему не станет лучше.

Екатерина заколебалась. Она с радостью исполнила бы приказание Генриха, так как терпеть не могла комнаты больных, но почитала своим долгом показать, что пыталась увидеться с ним. Король наверняка это одобрит.

– Позвольте болящему человеку сохранить свою гордость, – пробормотал доктор.

– Хорошо, – согласилась Екатерина, – но скажите мне, он в опасности?

Она оробела от одной мысли о смерти Генриха, так как уже прониклась любовью к своему супругу и не могла представить себе мира без него.

– В настоящий момент нет, мадам, но мы тревожимся. Я пришлю к вам вестника или приду сам, если его состояние изменится.


Она апатично сидела на любимой тенистой скамье и слушала болтовню своих дам, но вдруг поднялась и пошла в часовню, встала на колени и принялась жарко молиться о выздоровлении Генриха. Кое-что еще было у нее на уме, о чем нужно просить Господа. Месячные у нее задерживались, всего на несколько дней, но надежда уже забрезжила. Екатерина представила, как сообщает Генриху радостную новость: она ждет ребенка. Как же он будет доволен ею!

У выхода из часовни ее поджидал доктор Баттс.

– Ваша милость, мы думаем, что инфекция поразила обе ноги короля. Мы наложили пластыри и повязки и надеемся вскоре увидеть улучшения.

– Могу я увидеть его величество?

– Пока нет. Дайте лечению время оказать действие. Его величество принял лекарство и сейчас спит.

Екатерина подумала, не поделиться ли своей тайной надеждой с этим добрым доктором и не спросить ли его мнения. Ей отчаянно хотелось кому-то довериться. Но может, лучше молчать, пока она не будет окончательно уверена?


На следующий день Екатерине сказали, что Генриху резко стало лучше и он зовет ее. Снова она торопливо пошла в покои короля, размышляя на ходу, не слишком ли рано ободрять его, раскрывая свой волнующий секрет.

Удивительно, но она застала короля не в постели. Он был полностью одет и сидел в кресле у открытого окна, положив ноги на удобную подставку.

– Кэтрин! О, какая радость видеть вас! – Король протянул к ней руки, и она бросилась к нему. Генрих любовно поцеловал ее.

Ей было не удержаться от искушения.

– Есть кое-что, о чем мне очень хочется сообщить, – сказала она, опустившись рядом с ним на колени. – Думаю, я жду ребенка.

Она в жизни не видела, чтобы у человека так освещалось радостью лицо.

– Вы уверены? – спросил Генрих, крепко сжимая ей руку.

– Почти.

– Тогда я буду молиться, чтобы вы не ошиблись и Господь воистину благословил нас, – сказал король и звонко поцеловал ее. – Но никому не говорите пока ни слова. Пусть это будет нашим секретом.


Они перебрались в Данстейбл, а оттуда – в Мор, который, по словам Анны Парр, был еще одним местом изгнанничества королевы Екатерины. Кэтрин радовалась, что они проведут там всего две ночи.

Наступил октябрь. Генрих каждый день спрашивал, уверена ли она по-прежнему, что ждет ребенка. Он исследовал ее тело в поисках признаков беременности, но их не было, впрочем, следов наступления месячных тоже не наблюдалось. Все-таки это были лишь первые дни, и когда они миновали, Генрих исполнился радостных надежд и начал опекать супругу сверх меры. Каждый каприз Екатерины неукоснительно исполнялся. Король подарил ей два набора четок, украшенных крестами и кистями, и золотую брошь с рельефным изображением Ноева ковчега в рамке из бриллиантов. Чтобы порадовать супругу, он даровал ее брату Джорджу пенсион в сотню марок и несколько поместий, в недавнем прошлом бывших собственностью аббатства Уилтон, а также назначил его и Чарльза джентльменами-пенсионерами, то есть членами своей личной стражи. Изабель получила в подарок деньги за хорошую службу Екатерине, а сэр Эдвард – поместье; верный знак, что его недавний проступок забыт.

Восьмого октября в первый раз с июня выпал дождь. Услышав стук капель в стекло, Екатерина и ее фрейлины выбежали в сад и стали радостно кружиться, подставляя лица под освежающие струи. Церковь Мора в тот день была полна людьми, которые возносили Господу хвалы за долгожданную влагу. Засуха стояла ужасная, безжалостная жара изматывала, но теперь стало прохладнее и дышалось легче. Скоро они будут дома. По настоянию короля Екатерина путешествовала в носилках – берегла свое тайное сокровище. Теперь она была уверена, что беременна.

Глава 21

1540 ГОД

Где-то в середине октября они прибыли в Виндзор. Генрих заверил Екатерину, что ей ничто не грозит; эпидемия утихла, и он приказал всем, кто контактировал с больными, покинуть город.

Она с радостью спустилась из носилок за первой грядой оборонительных стен и прошла в свои апартаменты. Поездка была долгая, и она решила полежать, прежде чем вымоется и сменит одежду. Позже, облаченная в алое платье с черным бархатным партлетом и новомодным воротником-стойкой, она пришла ужинать с королем в столовую залу и удивилась, застав его сильно не в духе.

– Что случилось? – спросила Екатерина, когда слуги вышли.

– Вам нужно кое-что узнать, дорогая, и лучше вы услышите это от меня, чем от досужих сплетников.

Екатерину пробрала дрожь. Господи, не допусти, чтобы кто-нибудь выдал тайны ее прошлого!

Генрих вздохнул. Щеки его слегка покраснели.

– Мне сообщили, ходят слухи, будто я сделал леди Анне Клевской ребенка, когда посещал ее в августе. Это, разумеется, неправда.

Екатерина исполнилась облегчения.

– Конечно нет, – сказала она. – Я бы ни на миг этому не поверила.

Невозможно понять, что заставляло людей доверять таким сплетням, ведь никто не сомневался, кому принадлежит сердце Генриха, к тому же он никогда не любил Анну и не желал ее.

– Зачем распускать такие слухи? – удивленно проговорила она, пока король накладывал ей куски цыпленка.

– Леди Анна слегла в постель, у нее были проблемы с желудком. Мне сказали, ей теперь лучше. Но какие-то глупцы, сложив два плюс два, получили пять и растрезвонили повсюду, что она, мол, страдает от тошноты, свойственной беременным. Если этих негодяев найдут, они узнают, что такое гнев короля! – Генрих допил вино и заново наполнил кубок. – Вы не будете огорчаться из-за этого, дорогая?

– Ничуть, – ответила ему Екатерина.

Он поднес к губам ее руку:

– Никаких признаков месячных?

– Нет. – Она улыбнулась. – И не думаю, что таковые появятся.


Через два дня они вернулись в Хэмптон-Корт. Ночью, пока Генрих храпел рядом с ней, Екатерина проснулась от спазматической боли внизу живота. С растущим смятением она осознала, что это предвещает. А встав, чтобы пойти в уборную, увидела кровь на простынях. Выглядело это так ужасно, что она бросилась в слезы. Генрих резко сел и сразу потянулся за мечом.

– Что? – спросил он. – Что случилось? – Потом заметил кровь. – О, дорогая…

– Мне так жаль, Генрих! Так жаль! – Она безутешно плакала. – Я хотела порадовать вас принцем. Я правда думала, что у меня будет ребенок. Простите…

Король встал, напряженный, подошел к ней и обвил руками:

– Может быть, вы были беременны. Очень часто младенцев теряют совсем рано. Это мне хорошо известно. Не расстраивайтесь, Кэтрин.

Генрих утешал ее, пока она не успокоилась немножко, потом послал за Изабель. Та явилась в ночном халате и с распущенными по плечам седеющими волосами.

– Вы нужны ее милости, – сказал ей король и ушел к себе.

– О, Изабель… – Екатерина снова залилась слезами и между всхлипами объяснила, что произошло.

– Нет ничего необычного в том, чтобы потерять первого ребенка, – сказала ей сестра. – Я сама теряла и знаю еще нескольких женщин, с которыми случилось то же самое. Обычно это происходит очень рано. Или, может быть, у тебя просто задержались месячные. Так бывает в начале семейной жизни. Из-за изменений и привыкания… гм… к физической стороне дела.

Екатерина не могла признаться ей, что привыкла ко всему задолго до того, как вышла замуж за короля.

– Но потом у меня родился здоровый малыш, – утешала ее Изабель, – и так бывает со многими женщинами. Не расстраивайся слишком сильно. А теперь давай найдем тебе ветоши и чистую ночную сорочку. – Она встала и увидела, что сестра снова плачет.

– Ну не надо, – мягко проговорила Изабель. – Это не конец света.

– Но он назвал меня Кэтрин! – Она не могла сдержать слез.

– Что в этом плохого?

– Он всегда называет меня дорогая или милая. Он рассердился на меня, я знаю.

– Он вовсе не выглядел сердитым, когда разговаривал со мной, – сказала Изабель, копаясь в сундуке. – Но был весьма озабочен. Наверняка тоже расстроен, а когда люди расстроены, они не всегда ведут себя так, как от них ожидают. Китти, ты придаешь этому слишком большое значение. Вот, возьми это с собой в уборную. Я сейчас приду к тебе.

Остаток ночи Изабель провела с ней. Спазмы усилились, и кровь лилась ручьем, но к утру все успокоилось. Однако Екатерина очень устала и решила весь день провести в постели. А потом проверить, как она, пришел Генрих со слезами на глазах и красной розой в руке.

– Это вам, дорогая. Леди Бейнтон говорит, что все в порядке.

Екатерина поднесла розу к губам; цветок пах восхитительно.

– Вы простили меня?

– Тут нечего прощать. – Генрих наклонился и поцеловал ее.

Изабель стояла рядом и широко улыбалась.

– Я же тебе говорила, – сказал она, когда король отправился на мессу. – Все в порядке.

– Ты так добра, – произнесла Екатерина. – Я хочу, чтобы ты взяла вот это. – Она протянула руку к лежавшей на столике у кровати золотой броши. – В знак моей признательности.