Изабель пришла помочь ей одеться, вид у нее был встревоженный.

– Мадам, вы помните, что наш брат Джон обвинен в тайном сговоре с кардиналом Поулом?

– Да, помню.

Джон Ли до сих пор сидел в Тауэре, и Екатерина ощутила чувство вины: она так и не добилась его освобождения.

– Мать кардинала, леди Солсбери, томится в Тауэре уже больше двух лет, – продолжила Изабель. – Говорят, ее держат в холодной камере без теплой одежды, а на улице сейчас мороз. Она пожилая женщина, и мне невыносима мысль о ее страданиях. Ты поговоришь о ней и о Джоне с его величеством?

– Конечно поговорю, – согласилась Екатерина, содрогаясь от мысли о печальной участи леди Солсбери. – Я сделаю для них все, что смогу, когда настанет подходящий момент.


Прибыв в личные покои Генриха в сопровождении одной только Анны Бассет, она застала супруга за столом у очага; его больная нога была накрыта куском дамаста.

– Садитесь, Кэтрин, – предложил ей король.

Она вгляделась в его лицо, ища малейшие признаки неудовольствия, но ничего не увидела и сказала:

– Как я рада видеть, что вам лучше! Я соскучилась по вам.

– Комната больного не место для юной леди, – ответил ей Генрих. – Вы ничего не могли сделать, и боюсь, я был очень резок со своими врачами. Так всегда, когда у меня разболится нога. Слава Богу, аппетит вернулся ко мне! Попробуйте эту форель, она превосходна.

Он положил ей кусок на тарелку. Екатерина испытала такое облегчение, что едва не расплакалась.

– Что тревожит вас, дорогая? – заботливо спросил Генрих.

– О, Генрих, я так беспокоилась, – призналась она. – Я слышала, будто вы устали от меня.

– Кто болтал такие глупости? – нахмурился Генрих.

– Не знаю. Я услышала разговор в нефе, когда молилась на своей скамье в капелле.

– Проклятье, они подбирают крошку и называют ее караваем! Дорогая, вы не должны верить таким вещам или искать правду в слухах.

Екатерина размякла от облегчения. Она надеялась, что Анна Бассет передаст слова короля дамам, которые сплетничали.

– Больше не буду доверять никаким слухам, – сказала она, расцветая. – Но огорчило меня и еще кое-что. Я слышала, старая леди Солсбери находится в Тауэре в ужасных условиях, в неподобающей одежде и без тепла в эту холодную погоду.

Улыбка сошла с лица Генриха. Екатерина пожалела, что завела речь об этом.

– Она изменница! – рявкнул король. – Ей повезло, что я оставил ее в живых.

– Простите меня, – взмолилась она, испугавшись такой перемены его настроения. – Я не знаю, в чем ее вина, но уверена, вы наказали ее справедливо. Однако Господь учит нас помогать узникам, и меня тронуло ее бедственное положение, потому что она пожилая леди.

– У вас доброе сердце, дорогая, – вздохнул Генрих, – но в данном случае ваши симпатии обращены не на того человека. Леди Солсбери – моя кузина и имеет сомнительные притязания на престол. Несколько лет назад ее сын, кардинал Поул, написал против меня изменнический трактат и теперь живет изгнанником в Италии. Вскоре после этого его братья-сотоварищи замыслили убить меня. Я казнил их, а остальных членов семьи заточил в Тауэр.

– Леди Солсбери была причастна к заговору?

Генрих снова наполнил свой кубок:

– Я в этом убежден. Когда мои люди обыскивали ее замок в Уорблингтоне, они нашли там шелковую мантию, расшитую королевскими гербами – без отличительных знаков, как будто эта вещь принадлежит правящему монарху. Я не сомневаюсь, что замысел состоял в том, чтобы посадить вместо меня на трон леди Солсбери или кого-нибудь из ее сыновей. Вот почему против нее был издан Акт о лишении гражданских прав и состояния, и ей вынесли смертный приговор. Но, уважая почтенный возраст этой дамы, я спас ее от топора.

– Ваша милость всегда проявляет сострадание, – сказала Екатерина, посчитав, что лесть сейчас – лучшее средство, – но, хотя она и изменница, меня печалит, что эта леди вынуждена терпеть такие лишения, все-таки она человек. Можно я пошлю ей теплую одежду?

Генрих нахмурился. Екатерина ждала ответа, надеясь, что не рассердила его.

– Хорошо, – согласился он после продолжительного молчания. – Но вы заплатите за это из своего личного кошелька.

Король имел в виду деньги, которые выделял ей на личные траты.

– О, благодарю вас, Генрих! Вы так добры! – воскликнула она, встала и поцеловала его.

– Хм… – проворчал он, оттаивая. – В следующий раз вы заставите меня селить изменников в Тауэрском дворце! Я ни в чем не могу отказать вам. – Он взял ее лицо в ладони и поцеловал в ответ. – Как же я люблю вас, моя маленькая королева!

Екатерина подумала, что сейчас не время просить за Джона Ли.


На следующее утро она вызвала своего портного, мастера Скатта, и приказала ему изготовить одежду для отправки леди Солсбери. Подбитый мехом ночной халат был главным предметом, и у него должна быть подкладка из атласа; она также заказала киртл из гаруса, меховую нижнюю юбку, гейбл и налобную повязку в старом стиле, четыре пары чулок, четыре пары туфель и тапочки. Сумма, которую она заплатила, могла бы составить годовой заработок ремесленника, но деньги потрачены на доброе дело, – сказала себе Кэтрин.

Портной сразу взялся за работу, и одежду доставили в Тауэр. Разумеется, леди Солсбери не полагалось иметь принадлежности для письма, поэтому она не могла поблагодарить Екатерину, но той достаточно было знать, что старой леди будет теперь теплее и удобнее.

Гонец только что был отпущен, когда к Екатерине вошла заплаканная Бесс Харвей.

– Мадам, я прошу вашего позволения оставить свой пост.

Ревность вскипела в Екатерине. В последнее время она не могла смотреть на Бесс, не представляя рядом с ней Тома.

– Почему? – Голос ее прозвучал резче, чем она рассчитывала. – Вы несчастны здесь?

Лицо Бесс вспыхнуло.

– Нет, мадам, личное дело вынуждает меня поехать домой.

Екатерина не стала допытываться. Она была рада отъезду этой девушки, а потому сказала:

– Я даю вам разрешение, всего хорошего, – воздержавшись от выражения благодарности Бесс за службу.

– Спасибо, мадам.

Когда Бесс ушла, Екатерина улыбнулась самой себе. Она многое могла бы поставить на то, что этот отъезд имеет какое-то отношение к Тому. Может, он потерял интерес к Бесс? Или девушка действительно была расстроена из-за каких-то домашних неурядиц и ей самой пришлось оставить Тома?


Наступил март, Генрих быстро шел на поправку, хотя еще не покидал своих покоев.

– Пусть Том Калпепер отведет вас на теннисный корт или в аллею для боулинга, – предложил он Екатерине однажды солнечным утром. – Пришла весна, и вам нужно почаще бывать на свежем воздухе. – Он улыбнулся Тому.

– Почту за честь сопровождать ее милость, – сказал тот.

«Почему Генрих так настойчиво сводит нас вместе?» – спрашивала себя Екатерина, возвращаясь в свои покои, чтобы взять накидку и позвать двух фрейлин, которые пойдут с ней и будут держаться позади на почтительном расстоянии. Король как будто поощрял ее сближение с Томом! Но ведь он ничего не знает об их прежней любви – любви, нового расцвета которой Екатерина боялась. Из-за этого она не хотела проводить время рядом с Калпепером. Общение с ним могло подорвать ее решимость оставить прошлое в прошлом. Но как объяснить свое нежелание иметь в компаньонах Тома ничего не подозревающему супругу?

Калпепер ждал ее в личном саду короля.

– Чем бы хотелось заняться вашей милости?

Только в мечтах она могла честно ответить ему. Он выглядел таким привлекательным – высокий, широкоплечий, в элегантном черном платье, дублете с серебристыми полосами и базах[23]; головной убор Том держал в руках, и его темные кудри рассыпались вокруг ворота рубашки. Екатерина с трудом оторвала от него взгляд.

– Давай прогуляемся до аллеи и посмотрим игру в шары, – сказала она.

Они неспешно прошли через сад мимо набирающих цвет деревьев, поговорили о том, какая хорошая стоит погода и насколько лучше чувствует себя король. Никто, наблюдая за ними, не усмотрел бы ничего настораживающего.

К несчастью, аллея для игры в шары была пуста, поэтому они сели на одну из скамеек у реки и смотрели на лодки. Фрейлины заняли соседнюю скамью и весело болтали, а Екатерина не могла придумать никакого безопасного способа завести разговор со своим спутником. Так много несказанного отделяло ее от Тома. Месяцами она решительно отбрасывала в сторону все мысли о нем; теперь эти проклятые чувства переполняли ее настолько, что она боялась, как бы ей не сболтнуть или не сделать какой-нибудь глупости. Ей и правда не нужно было оказываться здесь с Томом.

Она уже собралась было подняться, когда он заговорил:

– Кэтрин, я умираю от любви к тебе.

Слова были произнесены шепотом, так что никто не мог их слышать, но томление в его голосе потрясло ее.

– Ты не должен говорить мне такие вещи! – упрекнула она его. – Мы оба связаны узами верности королю.

– Король болен. Он, конечно, не может быть настоящим мужем для тебя. Но я… я могу сделать тебя счастливой.

– Ш-ш-ш! – Она нервно огляделась. Поблизости никого не было, только ее фрейлины в нескольких ярдах от них хихикали, забавляясь чем-то. – Я счастлива. Король – настоящий муж. Прошу тебя больше ничего не говорить. Я не стану это слушать. – Она встала. – Становится прохладно. Я вернусь к себе. Не следуй за мной, Том. Прощай.

– Кэтрин… – В глазах его застыла мольба.

– Прощай! И давай покончим с этим! – Она ушла и позвала фрейлин следовать за собой.

Сердце у нее колотилось, и все тело дрожало. Как близко Екатерина оказалась к краю пропасти, как сильно было искушение… Никогда, никогда больше ей нельзя оставаться наедине с Томом! Чистое безумие – думать, что они могут быть просто друзьями.


Джейн Рочфорд расчесывала волосы Екатерины. Другие женщины закончили готовить свою госпожу ко сну и ушли. Скоро, надеялась она, к ней придет король. Он не делал этого с того момента, как заболел. Она хотела, чтобы он занялся с ней любовью, заставил забыть томительную тоску по Тому и утолил бушевавшее в ней желание.