– Вы когда-нибудь говорили Дерему: «Заверяю, что люблю вас всем сердцем»?

– Не помню, чтобы я когда-нибудь произносила такие слова, – ответила она, сознавая, что, вероятно, без них не обошлось.

– Какими памятными вещами и подарками вы обменивались с Деремом?

– Я подарила ему пояс и рукава для рубашки. Их сделала одна леди из Ламбета. Больше я никаких подарков ему не делала, за исключением тех вещей, которые он взял у меня и оставил себе против моей воли. – Екатерина определенно не собиралась упоминать о деньгах, которые вымогал у нее Фрэнсис.

Кранмер покопался в своей кожаной суме и вынул из нее кольцо:

– Это нашли среди вещей Дерема.

Екатерина увидела материнское кольцо с рубином, которое она отдала Фрэнсису, думая, что их любовь продлится вечно.

– Оно не мое, – солгала она, чувствуя укол совести оттого, что предавала свою мать. О Боже, если кольцо у них, значит и Фрэнсис тоже!

– Какие подарки делал вам Дерем, мадам? – спросил Кранмер.

– В основном знаки любви. Он знал одну горбунью в Лондоне, большую искусницу в изготовлении цветов из шелка. Она сделала для меня французский фенхель, и еще он подарил мне шелковую фиалку на Новый год, хотя миледи Норфолк вернула ему цветок. Он купил мне подкладочного шелку на стеганый чепец, и я отдала его одному человеку в доме миледи – кажется, его звали Роуз, – чтобы тот вышил любой узор, который посчитает подходящим.

– Вы просили, чтобы чепец украсили францисканскими узлами?

– Я не просила мистера Роуза украшать чепец францисканскими узлами, что он может подтвердить, если не лишен чести, он сам расшил ими шапочку. – Важно было показать, что ее не особенно интересовал Фрэнсис.

– Но когда Дерем увидел ее, он воскликнул: «Что, женушка, тут францисканские узлы для Фрэнсиса!»? – допытывался Кранмер. – Мне кажется, то, с какой фамильярностью он использовал это слово «женушка», безусловно, указывает на существовавшее между вами соглашение о помолвке.

– Нет, милорд, это всего лишь самонадеянность мистера Дерема, – не сдавалась Екатерина.

– Вы обменивались еще какими-нибудь подарками?

– Нет, насколько я помню, за исключением того, что в начале тура по стране он дал мне десять фунтов золотом. Я приняла это за взятку, так как он хотел получить место при моем дворе.

– Правда ли, что он оставил вам сто фунтов, когда покидал двор в Ламбете?

– Да. Это была бо́льшая часть его сбережений. Он сказал, что, если не вернется, я могу считать эти деньги своими.

Кранмер откинулся на спинку кресла и улыбнулся:

– Это, мадам, доказывает, что отношения были установлены. Дело жены – следить за деньгами мужа.

– Но я сделала это в качестве одолжения, не как жена, уверяю вас, – заявила Екатерина.

Архиепископ повернулся к сэру Джону:

– Прошу вас, принесите сюда показания королевы. Мадам, прочтите, что вы сказали, и подтвердите, все ли записано верно. – Он подал ей документ.

– Да, все верно, – через некоторое время сказала она.

Часы на дворе пробили семь.

– Становится поздно, и вам нужен отдых, мадам, – сказал Кранмер. – Я вернусь завтра, и мы продолжим. Помните, если вы признаетесь в своих проступках, хотя закон лишает вас права на жизнь, король намерен проявить к вам свое самое милостивое снисхождение.

Слова Кранмера настолько потрясли Екатерину – как можно лишить ее права на жизнь? – что она едва слушала архиепископа, который говорил, что ей следует обратиться с письменным прошением к Генриху, сознаться в своих прегрешениях и молить его о пощаде.

У нее отняли право на жизнь… Она не имеет права на жизнь. Екатерина не могла выбросить эти слова из головы. После ухода Кранмера и Дадли она снова залилась слезами. Как же она одинока, как беспомощна и почти ничего не знает о законах!

Часом позже, когда Екатерина, едва держась на ногах, вошла в спальню, все дамы встали и искательно взглянули на нее. Но она не осмелилась поделиться с ними. Им приказали ничего с ней не обсуждать, и Екатерина подумала, что, вероятно, ее служанкам велено шпионить за своей госпожой. Да и в любом случае, что они могут знать о том, как устроены законы?


Хотя Изабель могла что-нибудь знать. Ее супруг, сэр Эдвард Бейнтон, умел судить обо всем, и сама она была хорошо информирована.

– Я собираюсь лечь спать рано, – сказала Екатерина. – Я совсем измотана.

Никто не разговаривал, дамы молча выполняли свои обязанности.

Когда горничные закончили раздевать ее, она попросила Изабель расчесать ей волосы, а потом шепнула на ухо сестре:

– Приходи ко мне, как только сможешь, если любишь меня!

Изабель сделала вид, что ничего не слышала, но позже, когда все стихло, неслышно отодвинула засов и на цыпочках вошла в спальню. Екатерина сразу села в постели и выглянула из-за занавесок.

– Ты пришла! Слава Богу!

– Да, Кэтрин. В чем дело?

– Мне нужно с кем-нибудь поговорить. – Она снова была близка к слезам. – Архиепископ Кранмер сегодня сказал, что я лишена права на жизнь.

– О Боже! – ахнула Изабель. – Неужели они собираются устроить суд над тобой?

– Я не знаю, – покачала головой Екатерина. – Молюсь, чтобы этого не произошло. Милорд Кентерберийский сказал: если я признаю свою вину, король окажет мне снисхождение. По правде говоря, я не знаю, в чем провинилась, разве что не сказала королю, что любила других до знакомства с ним. Так как же меня могут лишить права на жизнь? Больше мне спросить об этом не у кого.

– Честно говоря, я не знаю, – с расстроенным видом произнесла Изабель. – О чем спрашивал архиепископ?

– Все о том, что было до брака. Разве это преступление – не сообщить королю о своем прошлом?

Изабель явно засомневалась.

– Я о таком не слышала.

– Он спрашивал, не была ли я помолвлена с другим до того, как вышла замуж за короля. Неужели за это меня могут лишить жизни?

Изабель замялась.

– Если ты была помолвлена с другим, твой брак с королем объявят недействительным. А если бы ты родила ему ребенка? Встал бы вопрос, кто его родители и насколько он законен. Тогда речь могла бы зайти о том, что ты своим поведением вызвала сомнения в чистоте крови наследников престола, а это измена. Только такое объяснение я способна придумать.

– Проблема в том, что я не знаю, была ли помолвлена.

– Вы с Деремом когда-нибудь давали друг другу взаимное обещание стать супругами? – спросила Изабель.

Екатерина вспомнила, как Фрэнсис заставил ее дать слово, что она выйдет за него замуж, стал называть своей женой, а она звала его мужем.

– Да, но я не думала, что это обязательство.

Изабель вспыхнула:

– И прости меня, но я должна спросить: после этого ты спала с ним?

– Да, – призналась Екатерина.

Изабель покачала головой, как будто в отчаянии:

– Тогда, боюсь, все это очень похоже на настоящую помолвку. Обещание выйти замуж и последующее сожительство налагает такие же обязательства, как брак.

– Значит, выйдя замуж за короля, я могла поставить под сомнение чистоту крови наследников и совершила измену?

– Вероятно, но я не знаток законов.

– Но в этом есть смысл, – сказала Екатерина. – Значит, я и дальше буду все отрицать. Это всего лишь слово Фрэнсиса против моего.

– Я не смею давать тебе советы, – сказала Изабель. – Слишком многое поставлено на кон, и мне вообще не следовало обсуждать это с тобой. Но может быть, лучше сказать правду и отдаться на милость короля. Сошлись на то, что была юна и наивна, не понимала последствий того, что делаешь, и вышла замуж за его милость, не ведая за собой вины.

– Верно! Верно! Это правда.

– Тогда скажи ее. Я уверена, правильно поступить именно так.

– Но, Изабель… – Голос Екатерины замер.

Да, она была юна и наивна, но у нее в голове вдруг мелькнула мысль, как лучше спасти себя и заручиться сочувствием. Это означало, что придется солгать, но Фрэнсис не заботился о последствиях, когда предавал ее.

– Что, Китти? – мягко спросила Изабель.

– Есть кое-что, о чем я никому не говорила, – сказала Екатерина. – О Фрэнсисе… Он принудил меня лечь с ним в постель, я сделала это против своей воли и желания. Он взял меня силой.

Изабель в ужасе уставилась на нее:

– Он тебя изнасиловал?

Екатерина кивнула, а глаза ее наполнились слезами. Она почувствовала, будто это произошло на самом деле.

– Нужно сказать об этом архиепископу Кранмеру, – заявила Изабель. – Я пойду и отыщу Эдварда.


Когда на следующее утро Кранмер вернулся, Екатерина готова была отступиться от своего решения обвинить Фрэнсиса в изнасиловании, но не посмела отказаться от своих слов, боясь осуждения Изабель, к тому же она действительно была убеждена, что это путь к спасению. Ее так ужасала необходимость солгать по такому серьезному поводу, что она рыдала почти так же истерично, как накануне.

– Что это вы? – корил ее Кранмер. – Разве я не говорил вам, что король будет милосерден, если вы признаетесь в своих грехах?

– Да, – всхлипнула Екатерина, думая про себя, как они поступят с Фрэнсисом, если поверят ей. Какое наказание грозило насильникам?

– Ну, мадам, – произнес Кранмер, садясь на стул и подавая сигнал сэру Дадли, чтобы тот все записывал.

Он уставился на Екатерину, давившуюся словами и содрогавшуюся от рыданий.

– Вы утверждаете, что Дерем принудил вас и применил силу?

– Да, – сказала она и шмыгнула носом.

– Вы когда-нибудь называли его мужем?

– Да. – Слезотечение прекратилось.

– И он называл вас женой?

– Да. При дворе миледи Норфолк говорили, что нам нужно пожениться, и некоторые его враги завидовали.

– Мистер Мэнокс, возможно?

– Да. Мы с ним любили друг друга до того, как я узнала мистера Дерема.

– Это были плотские отношения?

– Нет. Я была девушкой, и совсем юной. Он учил меня музыке. Лестью и уговорами он добивался того, чтобы я позволила ему трогать потайные места своего тела, чего я не могла допустить, а ему не следовало требовать.