Сердце Екатерины упало. Ее постепенно лишали внешних атрибутов статуса королевы; бо́льшую часть придворных уволят. За этим последует развод, она не сомневалась, – позорный развод и, возможно, длительное заточение в Сионе.

– Могу я взять с собою какие-нибудь личные вещи? – нервно спросила Екатерина.

Кранмер справился со своей книжечкой:

– Его милость распорядился, чтобы вы взяли строгую одежду, не украшенную драгоценными камнями и жемчугом. – (То есть ничего, что могла бы носить королева.) – Вам позволено иметь шесть французских капоров со златотканой каймой, но на них не должно быть ни самоцветов, ни жемчуга. Также вы можете иметь в своем гардеробе шесть пар рукавов, шесть платьев и шесть киртлов из атласного дамаста и бархата, но без драгоценных камней и жемчуга. Вам разрешается забрать с собой ваши личные вещи, такие как принадлежности для шитья и украшения, которые были у вас до брака, но не подаренные королем книги. Они останутся в королевской библиотеке. Продуктами, вином, элем и прочим необходимым в Сионе вас обеспечат. Надеюсь, все понятно, мадам?

– Да, милорд. Я была бы благодарна вам, если бы вы передали эти распоряжения сэру Эдварду Бейнтону.

– Разумеется. А теперь я вынужден покинуть вашу милость. Желаю вам доброй ночи.

И это, понадеялась Екатерина, конец ее переживаниям. Ей позволяли жить и дышать, а долгое заключение в Сионе она как-нибудь вынесет. Есть места и похуже.


Однако это был еще не конец. На следующий день архиепископ вернулся с лорд-канцлером, дядьями Екатерины Норфолком и Сассексом, а также с епископом Гардинером.

– Мы пришли допросить вашу милость касательно Калпепера, – сказал Кранмер, вселяя в Екатерину страх. – Нам известно, что до вашего брака с королем ходили разговоры о том, что вы с ним поженитесь. Вы планировали выйти за него?

Признание, что до брака она была увлечена Томом, наверняка не повредит ей. В конце концов, они тогда не совершили ничего постыдного.

– Он хотел жениться на мне, и я тоже думала об этом, – сказала Екатерина, полагая, что это самый безопасный ответ.

– Как случилось, что вы возобновили любовную связь с ним? – спросил Гардинер.

– Возобновила любовную связь? Я не понимаю, – солгала она.

– Не играйте с нами в игры! – рявкнул Норфолк. – Мы знаем, что вы тайно встречались с ним во время тура по стране.

Нельзя ей упасть в обморок. Все зависело от того, что она сейчас скажет. Екатерина отчаянно пыталась отыскать в голове нужные слова. Вдруг ее осенило: она спасется, если свалит вину на Джейн.

– Это была не любовная связь. Скорее, одолжение леди Рочфорд, – выдала вдруг Екатерина, ненавидя себя за это. – Она много раз просила меня встретиться с мистером Калпепером, повторяла, что он чтит и уважает меня и не хочет ничего иного, кроме как поговорить со мной. Но я чувствовала, что она побуждает меня любить его, хотя складывалось впечатление, будто леди Рочфорд сама в него влюблена, и я не вполне понимала, чего от меня добивается эта женщина. Я говорила ей, чтобы она больше не надоедала мне такими глупыми просьбами, но безо всякого результата. Только когда она убедила меня, что мистер Калпепер желает лишь побеседовать со мной, и готова была поклясться на Библии в том, что его намерения честны, я согласилась на разговор с ним. – Содрогаясь от ужаса, Екатерина осознала, что, вероятно, Джейн теперь придется туго, ведь она, по сути, намекала, что та подстрекала ее к совершению измены. Она молилась про себя, лишь бы ее развязавшийся язык не причинил вреда подруге, но тем не менее сразу ощутила легший на плечи груз вины. Ну почему, почему она не удержала рот на замке или не придумала другого объяснения?

Екатерина надеялась, что лорды как-нибудь отреагируют, тогда она поняла бы, грозит ли Джейн наказание, однако Норфолк и остальные ничем не выдали своих чувств и мыслей.

– И вы говорили с ним?

– Мы говорили в маленькой галерее на верхней площадке лестницы в Линкольне, поздно вечером, часов в десять или одиннадцать.

– Как долго вы общались? – спросил Кранмер.

– Час или больше. В другой раз мы встретились в моей спальне в Понтефракте, леди Рочфорд была рядом, и еще раз – в ее комнате в Йорке. Это все.

Лорды с мрачными лицами смотрели на нее и не подавали никаких признаков, верят они ей или нет.

– Вы оставались наедине с Калпепером? – спросил Сассекс.

– Никогда. Леди Рочфорд всегда была рядом.

– Вы дарили Калпеперу бархатную шапку и кольцо?

– Да. Леди Рочфорд предложила сделать ему подарок в знак благоволения.

– Называли ли вы его когда-нибудь «мой милый дурачок»? – Последние слова Гардинер произнес как ругательства.

– Да, один раз, в шутку.

– И посылали ему браслеты?

– Да, по просьбе леди Рочфорд. Она их выбрала.

– Мы должны спросить вас, – сказал Гардинер, – познали ли вы с Калпепером друг друга плотски?

На это ответить было легко.

– Нет, клянусь! – твердо заявила Кэтрин.

– Он когда-нибудь прикасался к вам?

– Только к руке.

Как легко слетала ложь с ее языка. Но сказать им правду – это верная смерть.

По кивку Кранмера советники встали, загремев стульями, и оставили ее одну.


Екатерина, будто призрак, проплыла в свою спальню и легла. Поверили ли ей лорды? Или вернутся и начнут выпытывать у нее подробности, что было да как?

История еще не закончилась, отнюдь нет. Екатерина надеялась, что сделанное признание избавит ее от дальнейших расспросов, но теперь кто знает, до чего они докопались? Что-то подсказывало ей: Генрих не потерпит во второй раз измены своей королевы, и его любовь быстро превратится в ненависть, если он узнает, что она предала его. От этой мысли она снова впала в истерику, и дамы напрасно пытались успокоить ее. Она завывала и скулила, рыдала и металась на постели как помешанная.

– Я убью себя и избавлю палача от трудов! – крикнула Екатерина, не обращая внимания на вытянувшиеся лица дам. Когда ей принесли ужин, она не стала ни есть, ни пить и, шмыгая носом, проговорила: – Я уморю себя голодом и так избавлюсь от этого позора. Меня все равно убьют, если подозрение в измене будет доказано, так зачем ждать казни и доставлять моим гонителям такое удовольствие?

Позже, когда буря эмоций стихла, Екатерина приподнялась, опершись на локоть. Сидевшая рядом на стуле Изабель задремала. Сколько же беспокойства ей пришлось вынести, да и другим дамам тоже! Екатерине стало стыдно за себя. Она теперь была гораздо спокойнее, но страх преследовал ее неотступно, окутал мрачным облаком. Казалось, она видит и делает все в последний раз, потому что у нее нет будущего. Казалось, ничто и никогда больше не доставит ей удовольствия. Но ужаснее всего было представлять, что с ней могут сделать. Выбросить из головы образ залитой кровью плахи не удавалось, так же как избавиться от постоянно всплывавшей перед глазами картины: она стоит на коленях и ждет, когда на нее обрушится последний удар. Будет ли ей больно? Претерпит ли она муки, как леди Солсбери? Или все произойдет в мгновение ока и она ничего не успеет почувствовать? Так или иначе – все равно, только мысли о том, как тебе отрубают голову, сами по себе ужасны.

«Хватит!» – резко оборвала их Екатерина, вспоминая, что ей предстоит отправиться в Сион, а не в Тауэр. Если ее ждет только тюремное заключение, она будет счастлива и терпеливо перенесет его. По крайней мере, рядом будет Изабель.

Нужно поесть! Екатерина села и свесила ноги с края кровати. Изабель очнулась от дремоты:

– Кэтрин, ты не спишь! Тебе лучше?

– Да, я хотела попросить, чтобы мне принесли чего-нибудь поесть.

Изабель встала, протирая глаза:

– Я распоряжусь. Чего тебе хочется?

– Холодного мяса с хлебом и немного эля.

Еду быстро принесли и поставили перед Екатериной.

– Где мой нож?

– Я нарежу для тебя мясо, – сказала Изабель. – Твои ножи спрятали под замок. Ты угрожала, что убьешь себя.

– Это я не всерьез! – заверила ее Екатерина, но Изабель не уступила.

– Я знаю, ты не можешь говорить об этом, – сказала Екатерина за едой, – но известно ли тебе, что происходит? Есть ли что-нибудь такое, о чем мне нужно знать? Я впадаю в отчаяние оттого, что меня держат во мраке.

Изабель покачала головой:

– Мне ничего не известно.

Она лгала. Екатерина это видела. Изабель наверняка скрывала от нее что-то ужасное. Да она, вероятно, знала даже, суждено ей жить или умереть!

– Ты уверена? – допытывалась она.

– Дорогая, я не в курсе дел Совета, и Эдвард ничего мне не сообщает. Он говорит, так лучше. Но, уверяю, я не слышала и намека на то, что твоя жизнь в опасности.

Это, по крайней мере, кое-что.

– Ты ведь скажешь мне, правда?

Изабель кивнула и взяла ее за руку:

– Сомневаюсь, что сумею промолчать.


В воскресенье, когда Екатерина и ее дамы готовились к отъезду из Хэмптон-Корта, объявили о прибытии сэра Томаса Ризли. Он поклонился, затем велел всем дамам и джентльменам проследовать за ним в Главный сторожевой покой. Екатерина смотрела им вслед и думала: увидит ли она их когда-нибудь еще?

Они отсутствовали недолго. Вернувшись, многие возобновили сборы. Екатерина переглянулась с Джейн Рочфорд, и та прошла за ней в молельню.

– Что он сказал?

– Все в порядке, – ответила Джейн. – Он объявил о проступках, которые вы совершили до брака с королем, используя ваше тело неподобающим образом с известными персонами, потом распустил весь ваш двор, за исключением тех, кто поедет с вами в Сион, и приказал уволенным отправляться по домам.

Екатерина знала, что это случится, но все равно расстроилась, однако собралась с духом и приняла одного за другим всех, кто был отставлен от службы и явился проститься с ней и поцеловать руку. Некоторые пожелали ей удачи; другие явно испытывали облегчение, что уезжают. Она и сама была рада покинуть эти роскошные покои, которые теперь вызывали у нее одну лишь печаль.