В тоне его голоса Екатерина уловила предупреждение: ей не понравится то, что она услышит. Но что делать. Она кивнула, выпрямила спину и ухватилась руками за подлокотники кресла.

Кранмер развернул свиток:

– Билль утверждает, что вы, Екатерина Говард, до брака с королем не вели чистую и беспорочную жизнь, а факт приема вами к себе на службу Фрэнсиса Дерема, человека, с которым вы предавались распутству в то время, и горничной Кэтрин Тилни, женщины, которая была свидетельницей вашего бесстыдного поведения, доказывает ваше желание вернуться к старой порочной жизни.

– Но я не…

Кранмер поднял руку:

– Позвольте мне закончить, мадам. Вы также вместе с леди Рочфорд замыслили достичь своих злостных и омерзительных целей с покойным Томасом Калпепером, джентльменом из личных покоев короля…

Покойным? Что с ним случилось? Ее охватила паника. Неужели Джейн созналась? Или Том выдал их всех?

– …и вы встретились с Калпепером в укромном месте в одиннадцать часов вечера и оставались там до трех часов утра в присутствии одной только сводни леди Рочфорд. За эти измены Калпепер и Дерем были осуждены и казнены.

– Нет! – вскрикнула Екатерина. – Нет!

Ей и в страшном сне не снились такие ужасы.

– Их казнили в декабре, мадам, – сказал Саутгемптон, пристально вглядываясь в нее. – Вы любили их, это ясно.

Екатерина онемела. Она раскачивалась из стороны в сторону, потрясенная жуткой новостью и напуганная до ужаса. Том мертв. И Фрэнсис. Она поймала на себе сочувственный взгляд Изабель. Она не была шокирована. Она все знала.

– Как они умерли? – прошептала Екатерина, боясь услышать ответ.

– Как изменники, мадам, – холодно ответил ей Саутгемптон, – хотя король проявил снисхождение и заменил Калпеперу казнь на усекновение головы.

Это было ужасно, но представить, через какие страдания прошел Фрэнсис, Екатерина просто не могла.

– Дерем ни в чем не виноват, – сквозь слезы проговорила она. – Он был моим любовником только до брака…

– И намеревался стать им после, – перебил ее Саффолк. – Он сам так говорил. По закону умысел на измену равносилен ее совершению.

С этим не поспоришь. Фрэнсис четко заявил ей о своих намерениях. И посмотрите, куда это его привело.

– Вы, мадам, и леди Рочфорд теперь находитесь под судом, – продолжил Кранмер, не обращая внимания на всхлипы Екатерины, – а вдовствующая герцогиня Норфолк и графиня Бриджуотер за сокрытие ваших измен обвиняются в недонесении о совершении предательства. Таким же образом лорду и леди Уильям Говард, Эдварду Уолдгрейву, Кэтрин Тилни, Элис Рестволд, Джоан Балмер, Роберту Дэмпорту, Малин Тилни, Маргарет Беннет и Уильяму Эшби предъявлены обвинения в недонесении о преступлении. Все они будут лишены имущества в пользу короля и остаток дней проведут в тюрьме.

Екатерина сидела, разинув рот, пока до нее постепенно доходила неизмеримая глубина собственной глупости. Она понятия не имела о том, что творилось вокруг. Ей было никак не осознать случившегося. Все эти недели ее заключения в Сионе Совет занимался сбором свидетельств и выдвигал обвинения против тех, кто был связан с ней и знал о ее дурном поведении. Эти вопросы о вдовствующей герцогине должны были подсказать ей, что происходит.

– Господа лорды, что значит недонесение об измене?

– Это означает сокрытие акта измены, – пояснил Кранмер. – Теперь, мадам, билль о лишении гражданских прав и состояния должен пройти второе и третье чтение. Вам сообщат результат. Мы оставим вас подумать, хотите ли вы сделать заявление. Желаем вам доброго дня.


Как только дверь за советниками закрылась, Изабель подошла к Екатерине и обняла ее:

– О, сестра моя, моя бедная сестра! Как ужасно услышать такое. Если бы я знала, как они обрушат на тебя эти новости, то ослушалась бы приказа короля ничего не говорить тебе о судебных делах, которые вели против тебя и остальных. Ты когда-нибудь сможешь простить мое молчание?

Екатерина крепко прижалась к ней:

– Конечно. Ты ни в чем не виновата. Это все моя вина. Ты проявила такую доброту ко мне, и я очень тебе благодарна. Но, Господи, я не могу поверить, что Том мертв! И Фрэнсис. Ты знаешь, как они приняли смерть?

– Эдвард был там, – открылась ей Изабель. – Помнишь тот день, когда он сказал, что должен ехать ко двору?

– Но это было много недель назад!

Столько времени прошло, а она ничего не знала.

– Он считал, что должен там побывать, – вспоминала Изабель. – Дерема и Калпепера привезли на телеге из Тауэра на Тайберн. Калпепер попросил людей молиться за него, потом встал на колени, и ему отрубили голову, очень чисто. А потом… Дерем принял более жестокую смерть. Ты знаешь, что делают с предателями.

Екатерина знала. Она представила, как Фрэнсиса придушивают, потом приводят в чувство только для того, чтобы выпотрошить. Он наверняка перенес невообразимые муки, прежде чем блаженное забытье накрыло его. Ей стало тошно от этих мыслей.

– Есть ли еще что-нибудь, чего я не знаю? – спросила Екатерина, искательно вглядываясь в лицо Изабель.

– Нет, клянусь честью! – заявила та. – Мы все ждем решения парламента.

– Большинство осудили на заключение в тюрьму, – сказала Кэтрин. – Значит, и у меня пока еще есть надежда.

Она вздрогнула, поняв, что, вероятно, обманывает себя: в глазах Совета, короля и парламента она была так же, если не больше, виновна, как и казненные из-за нее мужчины. Осознав это, Екатерина замолчала и пошатнулась.

– Кэтрин? – окликнула ее Изабель, беря за руку. – Что с тобой?

– Они поступят со мной так же, как с Томом и Фрэнсисом, ведь мое преступление страшнее, – прошептала она. – Меня осудят на смерть, и я это заслужила. Я не буду делать никаких заявлений и о милости просить не стану, только о том, чтобы казнь прошла втайне, а не на глазах у толпы.

Изабель ужаснулась:

– Ты слишком забегаешь вперед. Парламент еще не объявил своего решения. При дворе Эдварду сказали, что король намерен заточить тебя в тюрьму пожизненно. Ты должна надеяться. Обещай мне! Не мучай себя ужасными мыслями.

– В моем положении я мало о чем другом могу думать.


Она не опустится и не потеряет контроля над собой. Больше никаких истерик. Если ей суждено прожить еще несколько дней или недель, нужно этому радоваться. Нельзя забывать, что она дочь Говардов и должна вести себя соответственно. Ее кузина Анна встретила смерть храбро, и ей нужно поступить так же. Кроме того, ей, может, и не грозит смерть. Прошу тебя, Господи, пусть Генрих смилостивится!

Екатерина приняла веселый вид, стала надевать лучшие платья и капоры, следила за своей внешностью. Взгляд в зеркало показал ей, что она мила, как всегда, хотя и набрала вес за недели вынужденного бездействия. Екатерина пыталась вернуть себе величавость манер и вела себя так, будто царит во дворце, а не в этих жалких комнатах в разоренном аббатстве. Дамы потакали ей. Они как будто догадывались, что таким образом Екатерина борется со страхом.


Миновала первая неделя февраля, а новостей все не было. Екатерина думала, что сойдет с ума от тревоги. Трудно было сохранять самообладание, когда сама жизнь ее зависла над краем бездны.

Заслышав шаги на крытой галерее двора, она подавила крик и задержала дыхание, ожидая, о ком ей доложат. Это был сэр Джон Гейдж, ревизор королевского двора, мужчина лет за пятьдесят, проявлявший изысканную вежливость в общении с ней, когда она была королевой. При виде этого человека сердце Екатерины затрепетало от страха, поскольку, помимо прочего, он являлся констеблем Тауэра.

Гейдж поклонился:

– Мадам, я здесь для того, чтобы распустить ваш двор. Ваши слуги будут уволены, но вы можете оставить при себе леди Бейнтон.

– Я должна отправиться в Тауэр?! – воскликнула Екатерина, сжимаясь от ужаса.

– Нет, мадам. Мне дали понять, что окончательное решение относительно вашего будущего еще не принято, но дело прояснится через два или три дня, тогда станет известна ваша дальнейшая участь.

Все это не предвещало ничего хорошего. Размышляя о том, что увольнение ее немногочисленных слуг – недобрый знак, Екатерина наблюдала, как те собирают свои вещи, а Изабель любовно прощается с Эдвардом. Екатерина была вынуждена отвернуться, так ее сильно расстраивало лицезрение их взаимной любви и сознание того, что у них есть будущее. Но все же если бы Генрих собирался казнить ее, то отправил бы в Тауэр уже сегодня. Честно говоря, она не знала, что и думать, и понимала, что панцирь храбрости, который она на себя нацепила, с каждым часом истончается. Она больше не могла терпеть неизвестность.


В четверг, девятого февраля, стоял жгучий мороз. Закутавшись в накидки, Екатерина и Изабель сидели у очага и играли в карты. Екатерина все время проигрывала, потому что не могла сконцентрироваться. В комнате висело ощутимое напряжение.

Снова шаги! Потом стук в дверь. Они услышали, как стражники открыли ее, затем – мужские голоса. Один принадлежал Кранмеру.

Он вошел в сопровождении нескольких тайных советников и других мужчин, которых представил как членов парламента. Екатерина едва могла вдохнуть. Через несколько мгновений она узнает свою судьбу.

– Мадам, билль о лишении гражданских прав получил одобрение короля и стал законом. Вы и леди Рочфорд за государственную измену лишены гражданских и имущественных прав обеими палатами парламента и осуждены на смерть и конфискацию имущества.

Смерть! Худшее, что могло выпасть на ее долю. Неужели это случилось? Невероятно! Если бы Екатерина не сидела, то рухнула бы на пол. Это была расплата, Божья кара за ее прегрешения.

Изабель, безудержно рыдая, вслепую протянула руку к сестре, но у Екатерины не хватило сил взять ее. Она принудила себя слушать архиепископа, хотя какое значение имели теперь остальные его слова?

– Его величество, – говорил Кранмер, – желает действовать в вашем случае со всей умеренностью и по справедливости, а потому прислал нас к вам с предложением, если вы хотите, выступить в свою защиту в парламенте.