В июле 1540 года Ричард Ниллс, лондонский торговец, описывал Екатерину как «совсем маленькую девочку», слова эти отдельные исследователи полагают относящимися столько же к возрасту, сколько и к миниатюрности ребенка. «Испанская хроника» (см. ниже) называет Екатерину «просто ребенком» и «совсем юной». Французский посол, Шарль де Марильяк, знавший Екатерину лично, утверждал в 1541 году, что ее отношения с родственником, Фрэнсисом Деремом, начались, когда ей было тринадцать, и продолжались до восемнадцати лет. Они завершились в январе или феврале 1539-го, и это относит время ее рождения к 1520–1521 годам, в чем сходятся многие историки. Если это верно, то отсутствие упоминания о ней в завещании Джона Ли 1524 года можно объяснить тем, что она была девочкой. Судя по словам Марильяка, в 1533–1534 годах Екатерине было тринадцать, однако ее связь с учителем музыки Генри Мэноксом не могла начаться раньше 1536 года, когда она поступила на службу к герцогине Норфолк. Следовательно, Марильяк в этом отношении ошибался. Тем не менее его утверждение о том, что Екатерине было восемнадцать в начале 1539 года, когда оборвалась ее любовная связь с Деремом, вероятно, имеет под собой больше оснований.

Дата рождения 1520–1521 годы соотносится с возрастом, указанным на портрете безымянной молодой женщины «на двадцать первом году жизни» (согласно латинской надписи), который создан примерно в 1535–1540 годах. Изображенная похожа на юную леди, которая появляется на двух миниатюрах Гольбейна (из Королевской коллекции и коллекции герцога Баклю), и на довольно прочных основаниях может быть идентифицирована как Екатерина. Лиф платья из золотой парчи, дорогие украшения и меховые рукава показывают, что это была женщина высокого ранга, к тому же на ней – брошь и ожерелье, которые можно видеть на портретах Джейн Сеймур и Екатерины Парр и которые явно входили в число украшений, переходивших от одной супруги короля к другой. Более того, ее капор с золотым билиментом можно соотнести с предметом, упоминаемым в списке драгоценностей Екатерины.

Подлинный портрет неизвестной женщины Гольбейна висит в Музее искусств Толидо в штате Огайо, его копии имеются в Национальной портретной галерее, в одной частной коллекции и в замке Хивер. Во всех случаях богатый наряд и украшения говорят о высоком статусе дамы. Дизайн броши на ее груди с изображением Лота и его семьи, выводимых из Содома ангелом, придуман Гольбейном, сохранились выполненные им подлинные эскизы этой вещи. На поясном украшении можно различить Бога Отца с ангелами по бокам. Этот предмет предварительно идентифицирован с вещью, упомянутой в описи имущества Екатерины Говард, а рукава – с предметами из инвентарного списка, сделанного в 1542 году во дворце Уайтхолл, хотя последние могли принадлежать королю или кому-нибудь еще, не обязательно Екатерине, а описания украшений не полностью соответствуют тому, что изображено на картине.

Портреты из Толедо и Национальной портретной галереи когда-то принадлежали семье Кромвеля, так что изображенная, вероятно, была членом этого семейства. Самый подходящий кандидат на эту роль – Элизабет Сеймур, сестра королевы Джейн Сеймур, вышедшая замуж за сына Томаса Кромвеля Грегори в августе 1537 года. Обеспечив своему сыну столь выгодный брак, Томас Кромвель вполне мог по такому случаю заказать у Гольбейна и портрет, и украшение; той же причиной можно объяснить и существование нескольких копий этого изображения. Дата рождения Элизабет Сеймур не зафиксирована, но эта женщина была моложе своей сестры Джейн, родившейся около 1508 года; если это портрет Элизабет, значит она появилась на свет приблизительно в 1517 году.

Если не принимать в расчет этот портрет при определении даты рождения Екатерины, тогда мы должны обратиться к иным свидетельствам, лучшее из которых, вероятно, утверждение Марильяка, что в начале 1539-го ей было восемнадцать. Это позволяет предполагать датой ее появления на свет 1520 или 1521 год, а значит, Екатерине было девятнадцать, когда Генрих женился на ней, и двадцать один на момент смерти.


Я довольно хорошо знаю Ламбет. Меня крестили в церкви Святой Марии рядом с Ламбетским дворцом, и в детстве мы жили с родителями в доме Святого Фомы, ныне разрушенном, рядом с Вестминстерским мостом, напротив Каунти-Холла. Каждый день я переходила Ламбетский мост по пути в школу на Хорсферри-роуд. Мне было легко представить себе жизнь Екатерины в Ламбете.

В романе Екатерина называет вдовствующую герцогиню Норфолк «grandam». Это слово происходит от французского «grande dame» и является архаической формой слова «бабушка», но также означает женщину-предка или старую женщину, так что оно показалось мне подходящим для обращения к неродной бабке.

После того как учитель музыки Генри Мэнокс был с позором изгнан из дома вдовствующей герцогини, о нем сказано, что он стал наставником детей лорда Беймента, жившего неподалеку в Ламбете. Однако в списке пэров того времени не упоминаются ни лорд Беймент, ни даже лорд Бомон.

Бетричси – это устаревшее написание Беттерси.

Подробности отношений Екатерины с Генри Мэноксом, Фрэнсисом Деремом и Томасом Калпепером взяты из показаний свидетелей, собранных к моменту ее низложения. Я выстроила из этих сведений хронологически последовательную нить повествования, что позволило мне связно изложить события, описываемые в соответствующих частях книги. Язык эпохи Тюдоров я осовременила в тех случаях, когда он слишком резко отличается от используемого в наши дни. Кроме беллетризации исторических источников, я почти ничего не добавляла от себя.

Марильяк утверждал в 1541 году, что отношения Екатерины с Фрэнсисом Деремом длились пять лет, но, вероятно, он имел на этот счет неправильные сведения. Сама Екатерина заявляла, что их связь длилась от трех до четырех месяцев, примерно с октября 1538-го до января 1539 года. Но все же она лгала в других своих показаниях (к примеру, о ключах герцогини) и, без сомнения, считала благоразумным преуменьшить длительность и серьезность этой любовной связи. Ее слова о том, что она провела с Деремом больше ста ночей, предполагают более долгие отношения, как и упоминание о клубнике, которую тот приносил; это явно не соответствует сезону, когда, по ее словам, происходили их свидания.

Долгое время историки, пишущие о Екатерине Говард, полагались во многом на цветистые описания ее жизни из анонимной «Хроники короля Генриха VIII», или «Испанской хроники», под каковым названием это сочинение обычно фигурирует. Оно охватывает период с 1537 по 1549 год, и бо́льшая его часть написана до 1550-го. Известно, что автор этого сочинения был приятелем императорского посла Юстаса Шапюи, но не слишком близким. Судя по содержащимся в хронике сведениям, он жил при церкви Святой Екатерины около Тауэра. Его труд полон вопиющих неточностей; в нем почти нет дат, и хронология событий нарушена до такой степени, что Екатерина Говард названа там четвертой женой Генриха VIII, а Анна Клевская – пятой. Однако автор хроники лично был свидетелем некоторых событий, что делает его книгу ценной, хотя очевидно, что бо́льшая ее часть основана на недостоверных слухах и сплетнях.

Испанский хроникер излагает сфальсифицированную историю о любовной связи Екатерины с Калпепером, преувеличивает значение некоторых событий и безнадежно искажает факты. Именно он стал источником, по которому цитируется речь, якобы произнесенная Екатериной с эшафота, где она заявляет: «Я умираю королевой, но предпочла бы умереть женой Калпепера». Однако это резко противоречит свидетельствам тех, кто присутствовал на казни. Творчески переосмыслив, я использовала один или два отрывка из «Испанской хроники», но в остальном избегала обращений к ней как к надежному источнику.

Существует достоверное свидетельство того, что Екатерина и Калпепер были влюблены друг в друга до того, как Генрих VIII решил взять ее в жены. Мольба Калпепера к Екатерине о том, чтобы она сообщила Генриху об их намерении пожениться, взята из «Испанской хроники». Его болезнь после брака задокументирована в более надежных источниках.

Кажется, Калпепер действительно совершил изнасилование и убийство. 10 мая 1542 года, когда о позорном поведении Калпепера уже стало широко известно, Ричард Хиллс, лондонский торговец, державшийся радикальных религиозных взглядов и убежавший ради безопасности за границу, в Страсбург, выражал возмущение в письме к немецкому реформатору Генри Буллингеру, что «одним из тех, кого сперва повесили, а после обезглавили и четвертовали за прелюбодеяние с королевой, был некто из числа камергеров короля, и два года назад, или даже меньше, он изнасиловал жену смотрителя парка в лесной глуши, тогда как, жутко пересказывать это, трое или четверо его самых распутных слуг держали ее. Это злодеяние, несмотря ни на что, король простил ему, после того как жители деревни схватили его за это преступление, а также за убийство, совершенное им в попытке сопротивляться, когда они приступили к нему, пытаясь задержать».

Мы не знаем, где произошли эти события, так как не имеем никаких иных подтверждающих свидетельств, но, вероятно, их можно датировать 1539 или 1540 годом. Имя виновного в письме не названо, и предполагалось, что преступником был брат и тезка Калпепера, служивший у Томаса Кромвеля, однако Хиллс ясно говорит, что это был слуга короля, казненный за прелюбодеяние с Екатериной Говард. Он ошибся в деталях: Калпепер не был повешен, выпотрошен и четвертован, его только обезглавили, и он не был камергером короля, но служил джентльменом в личных покоях. Однако жившему за границей Хиллсу простительно путаться в должностях и подробностях казни. Таким образом, человек, виновный в изнасиловании, – это почти наверняка Калпепер. Примечателен и тот факт, что отец и мать оба исключили его из своих завещаний, составленных после вероятной даты совершения преступлений. Вызвано ли лишение наследства тем, что родители ужаснулись, узнав о содеянном сыном? Или они считали, что благодаря щедрости короля их отпрыск и без того хорошо обеспечен?