Я чуть не поперхнулась вином.

Неужели? Он действительно хочет что-то со мной обсудить? До сих пор они играли со мной, как коты с мышью. Да, с мышью, которая тоже получает удовольствие от игры. Но с чего бы вдруг что-то изменилось?

– Тебе ведь нравится то, что происходит? – спросил он таким тоном, как будто отрицательного ответа быть не могло.

Впрочем, он прав. Мне действительно нравилось. В некоторые моменты я их ненавидела, но не переставала хотеть того, что они делали со мной.

Я кивнула и отпила из бокала. Вино было великолепным. Как и мужчина, который сидел напротив меня.

– Тебе нужно запомнить одно слово, – сказал он.

Слово? Какое ещё слово? Я смотрела на него непонимающе.

– Слово «красный», – сказал Кронберг.

Но понятней от этого не стало. Мысли лениво путались, не выдавая ни одной вразумительной версии.

– Если что-то из того, что мы делаем, покажется тебе чересчур и ты захочешь остановить меня или Саймона, ты скажешь это слово, – продолжил Кронберг, внимательно наблюдая за мной, чтобы схватывать все оттенки эмоций. – Все эти твои «нет», «не могу больше», «пустите» – мы не услышим. Вернее, услышим, но это может разве что больше распалить. Но как только ты скажешь «красный» – всё прекратится. Ты поняла меня?

– Поняла, – выдавила я.

– Дай мне руку, – потребовал он.

Я снова отпила из бокала, поставила его на столик и протянула руку. В то же мгновение Дэвид схватил меня за запястье и сжал, так сильно, что я вскрикнула.

Но он никак не отреагировал на это, продолжая сжимать ее все сильнее.

– Что ты делаешь? Больно! – воскликнула я.

Но он только усилил нажим. Боль сделалась невыносимой. Мучительной. Я не знала, что делать, как достучаться до него, прекратить, и вдруг поняла…

– Красный! – выкрикнула, глядя в бесстрастные глаза.

Хватка тут же ослабла. Я потёрла запястье, недовольно глядя на Кронберга.

– Я подумал, что так будет понятнее, – и не думая извиниться, просто сказал он. – Ты ведь знаешь, что мы не причиним тебе вреда по-настоящему?

И сейчас он не просто смотрел на меня.

Он буквально впивался в меня взглядом, и я интуитивно почувствовала: если ошибусь, если он только предположит, что я сомневаюсь, все рухнет.

И я кивнула.

Я не задумывалась об этом ранее, но… Наверное, я понимала это еще тогда, в синей комнате. Потому мне и не было страшно, не было страшно по-настоящему, когда я оказалась зажатой между крепких тел двух мужчин.

И сейчас растерянность отступила, погладив меня на прощанье мягкой лапкой, намекающей на грядущее удовольствие, когда меня охватило желание.

Желание принадлежать и подчиняться.

Кронбрегу. Саймону.

Вдвоем они или по одиночке – их власти, довлеющей надо мной, подчиняющей себе, меньше не становилось.

– Но… – я вопросительно посмотрела на Дэвида. – Раньше ведь не было никаких стоп-слов.

– Раньше нам приходилось куда сильнее контролировать ситуацию. Это трудно и опасно. Ну и, говоря между нами, мы пока и не приступали к взрослым играм.

Вот как? И что же тогда такое – взрослые игры. Наверное, меня должен был охватить ужас. Хотя бы сейчас. Но нет. Я чувствовала лишь предвкушение – томительное и тягучее, словно запретный мед.

Мужчина снова наполнил мой бокал, и я снова его осушила. Вино не было крепким, но почему-то хмель ударил в голову, и сейчас я явственно вспомнила о том, что на мне нет белья.

А также о том, что очевидно же: я спустилась сюда не для разговоров. Ну или не только для разговоров.

И да, мне хотелось, чтобы он скорее приступил к главному. Отсутствие Саймона придавало происходящему какую-то особую остроту и интимность.

Кронберг, словно прочитав мои мысли, отставил свой бокал, и в его руке появился стек.

– Это… – я напряглась.

Безусловно, я была уверена, мне понравится всё, что бы они ни предложили. Они могут брать меня сколько угодно и любым способом, каким только им заблагорассудится. Но сейчас пьянящее вино, нега и тепло от камина совершенно расслабили меня, и мне не хотелось бы боли.

Совсем не хотелось бы.

Но я постаралась не выдать, что вид стека меня немного напряг. Но Кронберг, кажется, уловил это. И, по-моему, был недоволен.

– Разведи ноги, – сказал он сухо.

И я мгновенно повиновалась, понимая, что платье слишком короткое, что на мне нет белья, и представляя, какая картина ему сейчас открылась.

Это было стыдно и возбуждающе, и я прерывисто вздохнула, пока он, ещё не прикоснувшись ко мне, ласкал меня своим взглядом. А вот и прикосновение…

Холодный стек прошелся по моей ноге у самой туфли. Медленно проехался вверх, до колена, рассыпая по всему телу колкие мурашки. Задержался там на мгновение, сменил направление и сместился на внутреннюю сторону бедра.

Медленно, тягуче, заставляя меня прерывисто дышать и почти заставляя умолять двигаться выше.

И наконец, забравшись под тонкий шёлк платья, коснулся самой чувствительной точки. Я ахнула, не в силах больше сдерживаться.

– Допивай вино, – велел мне Кронберг.

– Ты хочешь, чтобы я была пьяной? – улыбнулась я.

Черт возьми, да кажется я и была пьяной. Или это все предвкушение…

– Пьяной – нет, – сказал он твёрдо, – но немного захмелевшей, пожалуй, стоит. Я хочу показать тебе особую комнату. Думаю, мы будем проводить там много времени, – при этом глаза его хищно блеснули. – Но сегодня – первое знакомство. Так что немного вина не помешает.

Я похолодела. «Особая комната» – это звучало зловеще. Но послушно осушила бокал и так же послушно двинулась следом за мужчиной. Чтобы через несколько минут, спустившись по узкой тёмной лестнице в подвал, осознать, что приглашение не только звучало зловеще, но и выглядело соответствующе.

Комната была довольно большой, но меня поразило не это, нет. Войдя в неё, я едва устояла на ногах от увиденного. Свисающие с потолка цепи, ровными рядами разложенные инструменты, словно бы предназначенные для пыток…

– Я не думаю… – пролепетала жалко и сжала руку Дэвида.

– Ну же, расслабься, – выдохнул он мне в макушку неожиданно мягко. – Ты ведь помнишь – у тебя есть стоп-слово.

Я нервно сглотнула и уже который раз за сегодняшний вечер кивнула.

– Вот и прекрасно, – голос Дэвида снова стал жёстким. – А теперь немедленно сними платье.

В его голосе вновь прорезались те властные нотки, которые я так в нём любила. И я, не думая ни о чем более, тут же повиновалась.

Он подвёл меня к стене, к тому месту где крест-накрест стояли тёмные балки, образуя что-то вроде буквы Х. Поставил меня спиной к ним и отдал новый приказ:

– Подними руки.

Я снова повиновалась, и тут же на моих запястьях защёлкнулись наручники. Холодные, не менее жесткие, чем взгляд мужчины, который взял меня в плен.

– Разведи ноги в стороны.

Я сделала и это, и холодный металл обхватил лодыжки. Полностью скована, обездвижена, полностью в его власти…

Жадно втянула в себя воздух, прикусила губу, не в силах сдержать легкий страх.

– Я же сказал тебе, что мы будем знакомиться. Давай попробуем.

Мужчина провёл рукой по моей шее, спустился ниже к груди и легонько обхватил сосок, перекатывая его между пальцев.

Я ахнула. А он тут же захватил в плен мою вторую грудь, и теперь удовольствие удвоилось.

Я тихонько постанывала, ни на минуту не желая, чтобы это прекратилось. Теперь, скованная по рукам и ногам, я была полностью и окончательно в его власти, и не могла противиться ничему.

Не могла. Не хотела.

Меня простреливало ожидание большего, ожидание того, что последует дальше. И стек… у его ног лежал стек, с которым я была бы не против продолжить знакомство… Наверное, так все и будет, он снова возьмет его, и…

– А теперь скажи, – Кронберг заглянул мне в глаза, пока я плавилась в его руках, – что из того, что мы с тобой делали, нравилось тебе больше всего?

Простой вопрос.

Очень сложный.

Мгновенно накатили воспоминания, пронеслись огненным ураганом, прокручивая все, начиная с первой нашей встречи – каждый жест, каждое движение.

Но пока я искала ответ, повисла пауза, во время которой пальцы мужчины перестали двигаться. Так нечестно! Я хотела вернуть себе эту ласку!

– Говори, и мы продолжим, – предложил свой обмен Кронберг. – Я буду продолжать только когда буду слышать твой голос.

– Мне понравилось, – начала я, с удивлением слыша, каким хриплым стал мой голос и как гулко он отдаётся от каменных стен, – …всё.

Руки, начавшие было ласкать меня, снова замерли.

– Не жульничай. Иначе будешь наказана, – он произнес это таким тоном, что мне захотелось сжульничать… И быть наказанной. Но этой невозможной, сладкой ласки хотелось больше.

– Мне понравилось, когда вы брали меня с двух сторон, – облизав пересохшие губы, призналась я. – Вместе.

Он продолжал, и теперь я боялась замолчать. Боялась, что он снова перервется. И я говорила, задыхаясь, прерываясь на стоны, которые он крал у меня своими ласками.

– Это было так плотно, так тесно, будто внутри меня для меня самой не оставалось места… Я чувствовала все так ярко, так сильно. Казалось, будто бы я уже не принадлежу себе, как будто у меня нет тела, как будто мы растворились, впитали друг друга, и это стало чем-то особенным.

Я замолчала, переводя дыхание и пытаясь понять: не сболтнула ли лишнего? Может, не стоило так откровенно, потому что мои слова слишком походили на признание в чувствах.

Особенное – размечталась! И я бы сама рассмеялась, но Кронберг склонился ко мне и провел горячим языком по моему уху.

– Хорошо. Мы обязательно это повторим, – проговорил он мне вкрадчиво, а его руки скользнули ниже, по животу, и коснулись другой горячей точки.

Господи, как же жарко, приятно, но… мало!

Но я не могла двинуться, чтобы насадиться самой на его жесткие пальцы. Оставалось только мечтать, что он догадается по моей влаге, как сильно я хочу, чтобы он перешел к большему.