А если нас увидят? Если все узнают?

Москвин оставил мою последнюю реплику без ответа, только улыбнулся и ушел. Я быстро собралась, схватила рюкзак и тоже вышла на улицу. У его достаточно простого, по сравнению с помпезными коттеджами, дома стояла машина. Тоже не Бентли и не Майбах. Почти неприличный для этого поселка Паджеро Спорт. Я вспомнила, что и в Италии на вилле Глеба были практичные джипы. Видимо, он ценил их выше, чем шик хайкласса и рычание спорткаров.

Я заметила, что Москвин так и не переоделся, только снял пальто и повесил на плечи позади сидения.

Он заметил, что я рассматриваю его, и тут же склонил голову.

- Что-то не так?

— У тебя хорошая машина, но не шикарная. И вещи — тоже.

Я сказала это прямо и без второго смысла, но Глеб, конечно, не упустил шанса поиздеваться.

— О, детка, я тебе не подхожу? Слишком прост? Машина стоит почти три миллиона. Да и вещи у меня итальянского бренда. Не Гуччи, но мне нравится.

— Я вижу. Просто сказала. Ты же спросил. Мне все равно, Глеб. Я сама одеваюсь в Заре на распродажах. У тебя и дом простенький. Это немного странно. Я почти привыкла к роскошным знакомым Виктора, а ты какой-то… Неправильный, что ли?

Москвин смеясь дал газу. Его, кажется, очень веселили мои слова.

— Если ты пытаешься узнать, насколько я богат, то…

— Нет, я просто… — Я закрыла лицо руками, окончательно смущаясь. — Все не так…

— Понимаю, что не так, Лесь. Но хочу, чтобы ты знала. У меня есть деньги, но они по большей части вложены в оборот надежных компаний, в том числе в мою собственную. Часть инвестирована в ценные бумаги и валюты. Часть — в недвижимость. Фактически я живу на дивиденды. Это меньше, чем имеет Виктор Алексеевич, например, вкалывая как проклятый. Но мне достаточно, чтобы позволить себе не шикарную, но хорошую машину. Не кутюр, но качественную и красивую одежду. Виллу в Тоскане на берегу моря. Я сдаю ее, да, но и сам могу приехать. Даже с друзьями. Хоть и не в сезон. Я путешествую без оглядки на счета, могу заниматься любимым делом. К слову о путешествиях. Какие у тебя планы на Новый год? Надеюсь, никаких, потому что придется все отменить. Ты летишь со мной в Калифорнию.

— Но…

Я округлила глаза и потеряла дар речи.

— Там будет психушка, но мы всегда можем сбежать на пляж или уехать из города. Ты ведь не была в Штатах? — продолжал рассуждать вслух Глеб.

— Нет. У меня нет визы.

— Будет. Я уже позвонил Григорию.

— Глеб, это же…

— Приглашение, малыш.

— Нет, ты снова мне руки выворачиваешь.

— Лесь…

Он положил мне ладонь на колено, но я сбросила ее.

— Перестань, Глеб. Хватит вести себя так, словно я твоя собственность.

— Разве тебе не нравится быть моей?

Если бы я сказала «нет», то соврала бы. Если бы сказала «да» — тоже. Мне хотелось больше. Я сама толком не понимала, чего именно, но сейчас оказалась совсем не готова снова подчиняться Глебу. Мне нравилась его уверенность, граничащая с наглостью. Меня заводило его непрошибаемое упрямство и непринужденное желание расписать мою жизнь, как ему захочется.

— Что я скажу маме? Как все это будет выглядеть? — выпалила я, кажется, совсем не то, что стоило.

— Серьезно? Тебя волнует, что скажет мама или люди?

Москвин оторвал взгляд от дороги, на миг обжигая меня возмущенным взглядом.

— Не знаю, — выдохнула я. — Я уже ничего не понимаю.

Он больше не говорил мне ничего, пока мы не приехали. Я показала дорогу к дому, и Глеб остановил у подъезда.

Я замешкалась, а он за это время успел обойти машину, открыл мне дверь, подал руку, довел до крыльца.

— Не напрашиваюсь в гости, хотя очень хочется.

— Кажется, нам обоим нужно притормозить, — ответила я снова совсем не то.

— Уверена? Ладно. Но пообещай мне кое-что.

— Что? Опять не кончать без тебя?

— Нет, — хохотнул Москвин. — Хотя я всегда рад помочь тебе в этом нелегком деле.

— Да понятно.

— Лесь, я хочу фотосессию. Хочу поснимать тебя в студии.

Я закусила губу. Все мои неудачи в модельном бизнесе тут же стали такими неважными. Одной этой фразой Глеб словно на крыльях поднял меня на самый пик карьеры, от которой я всегда мечтала.

Его пальцы утонули в моих волосах. Москвин потянул за пряди, заставляя меня посмотреть на него.

— Ню? — спросила я, облизывая предательски пересохшие губы.

— Не просто ню, малыш. Хочу зацеловать твои губы до красноты, заласкать тебя до дрожи, гладить и держать на грани оргазма, а потом снимать. Хочу трахать тебя, чтобы ты кричала, чтобы снова отключилась от переизбытка чувств. И снимать сонную, потом томную, безумно красивую. Пожалуйста… Лесь… Это будет красиво, обещаю тебе.

Я сглотнула и напомнила ему.

— Ты же не трахаешь моделей, которых снимаешь.

— А ты не модель, малышка. Ты моя муза.

— А музу трахать, значит, можно?

Глеб легонько коснулся моих губ своими, прошептал:

— Нужно. Подумай, пожалуйста. Я позвоню через пару дней. Ладно?

Я кивнула. Он отпустил мои волосы, провел пальцами по шее, словно прощался с моей кожей, и пошел к машине. Я так и стояла у подъезда, пока он не уехал.

Можно было не думать два дня. Все заморочки превратились в пыль. Я была согласна на все. С ним хоть в пекло — без сомнений.

Глава 20. Фотосессия

Два дня я просто мучилась, ужасно страдала. Пыталась отвлечься, но ничего не помогало. Все мои мысли были о Глебе и его предложении. Не скажу, что обезумела от счастья и слепо верила, что это прекрасное начало карьеры. Для модели с опытом — возможно. Но для такой очень начинающей, как я, это, скорее всего, будет началом конца.

Я ведь не смогу опубликовать эти фото в портфолио. Мне хотелось для начала получить какое-нибудь предложение от бренда одежды, поработать в коммерческих съемках. Бартон — это имя и синоним запретной красоты. Как ни крути, а иметь первую сессию ню — это так себе толчок. Особенно учитывая, как меня обещал снимать Глеб.

Я трезво оценивала все, что даст и заберет у меня этот опыт. Но и отказать или игнорировать просто не могла. Это будет только для нас. Глеб ведь не выложит в сеть кадры против моей воли. Я ему верила.

— Да, согласна, — выпалила я в трубку утром, едва продрала глаза.

Кажется, даже во сне меня мучило ожидание и предвкушение.

— Серьезно? Черт, малыш, как же ты меня радуешь с самого утра. Давай через пару часов… Нет, не успею. Через три. Я перезвоню и скоординирую, ладно?

— Что? — я рассмеялась. — Три часа? Ты с ума сошел. Как можно организовать съемки за такое время? Или мы опять будем где-то в чужой квартире?

— Нет. В студии. Все решу. Одевайся, я пришлю за тобой машину.

Я закусила губу, стараясь не заводиться от его кратких приказов. Кажется, мне никогда не надоест подчиняться этому мужчине.

Помня все, что видела на съемках Бартона, я не стала краситься, только быстро приняла душ, помыла и высушила волосы, оделась, даже быстро перекусила. Не прошло и часа, а я уже сидела на заднем сидении просторного авто s-класса. Молчаливый водитель аккуратно вел машину, каким-то чудом избегая пробки. Я улыбалась. На душе было так тепло и щекотливо от волнения и радости.

Мы приехали туда, где все началось. Помещение бывшего завода с десятком корпусов и темными коридорами. Я не успела испугаться, что опять потеряюсь, потому что Глеб встретил на парковке. Он вежливо кивнул водителю, благодаря за доставку, и повел меня внутрь.

Я не видела ничего и никого. Только смотрела иногда на Глеба, который вел меня… Я понятия не имела, куда. Главное, что он!

Москвин привел меня даже не в студию, просто в обшарпанный зал-склад. Вдоль стен стояли какие-то коробки, пахло затхлостью, ремонта не было совсем. О грядущей сессии напоминали только три фонаря, которые, впрочем, просто стояли в углу. Он даже свет не настроил. Что это значит?

Наверно, мой взгляд был более чем красноречив, потому что Глеб сразу сказал:

— Непривычно, да?

— Пожалуй. Что ты собираешься снимать в такой обстановке?

— Самое прекрасное существо на планете, — ответил он, не задумываясь. — Тебя.

— Но…

— Тебе не нужна шикарная оправа, Лесь. Ты украшаешь собой даже такой неприглядный клочок нашего паршивого мира.

Я сглотнула, как всегда теряясь от таких комплиментов Глеба.

— Но…

— Тихо. — Он положил палец на мои губы, запрещая говорить. — Просто доверься мне. Ладно?

Я кивнула.

Глеб отошел, чтобы вытащить в центр зала одну из коробок, бросил на нее клетчатый плед и усадил меня. Я тут же по привычке приняла позу, но Глеб замотал головой.

— Нет-нет, не позируй, малыш. Просто посиди. Это пробники. Расслабься. Мы еще не начали. Ждем доставку.

Я выдохнула и позволила себе более свободную позу. Спросила:

— Доставку? Какую?

— Увидишь, — усмехнулся Москвин, прицеливаясь на меня объективом своей Лейки. — Распусти волосы, пожалуйста.

Я послушно сняла с волос заколку, реагируя даже на эту просьбу. Вроде бы ничего особенного, но мне нравилось радовать его, подчиняться ему даже в мелочах.

Сладкая музыка щелчков объектива моментально опьянила меня. Пусть это были просто пробники, но мне нравилось сниматься даже так. Глеб расставил фонари, но включил только один, попросил смотреть на свет, потом против, повернуться, замереть, снять свитер.

Я осталась в одной маечке на бретельках, которую носила обычно вместо лифчика.

Москвин подошел и потер мои соски прямо через тонкий хлопок. Я застонала и прикусила губу. Глеб нажал на нее большим пальцем, освобождая от моих зубов, склонился и сам стал покусывать, заставляя меня стонать громче ему в губы, ерзать и гореть нетерпением.