– Бумагой.

– Вот именно. Я держу сушеные цветы лаванды в ящике с письмами и бумагой, чтобы мои записки приятно пахли и все, кто получает от меня послания, были довольны.

Его щека дернулась, будто он хотел улыбнуться, но не смог сделать это.

– Сомневаюсь, что ваше имя можно очистить от всех незаконных деяний с помощью ароматизированной бумаги. А теперь вам нужно отдыхать.

– Мне нужно вернуться домой, – возразила она. Она и так уже слишком долго находится в доме холостого мужчины, не хватало еще провести здесь ночь. – Моя семья беспокоится обо мне. Мне нужно сообщить им, что я в порядке. И найти того, кто похитил полотна. Мне нужно поговорить с Викторией и убедиться, что с ней все будет хорошо. И у меня еще куча дел, которые нужно сделать.

– Нет.

Она заерзала на кровати под его рукой.

– Наверное, я неправильно вас услышала. Мне показалось, вы сказали «нет».

Он ответил ей взглядом, полным твердости и решительности.

– Сказал. Вы не можете уйти.

– Почему?

– Потому что вам опасно выходить. Я знал, когда привез вас сюда, как будут развиваться события. Знал, что вам это все не понравится, но это нужно сделать.

Она в его доме, в его спальне, и ей нельзя уйти? Что это значит?

– Я уверена, что со мной все будет в порядке, как только я вернусь домой, – сказала она, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, о чем он думает.

– Нет. Я не позволю вам сделать это. Если вы уйдете отсюда, то немедленно окажетесь в опасности, а я не могу… не могу допустить, чтобы это случилось.

– Вы не позволите мне? – Она отстранилась от него, насколько могла, пока не уперлась в подушки. – На дверях здесь замки, а на окнах решетки?

– Да. – Он строго посмотрел на нее, и его глаза предупреждающе сузились. – Дверь заперта, и будет заперта постоянно. И, чтобы вы знали, это четвертый этаж – довольно высоко от земли. Из этой комнаты нельзя убежать. Предлагаю вам даже не пытаться это сделать.

– Что? – Она посмотрела на него, не веря своим ушам. – Я должна связаться со своей семьей! Они уже извелись. Я не могу здесь оставаться.

Нет, он это не серьезно. Он действительно запрет дверь? Он же ее друг. Разве друзья так поступают? Он собрался держать ее здесь против ее воли? Это же… Этому просто нет названия. Но так не может быть. Только не он! Не ее друг-пират.

– Мистер Сент-Джеймс! Так вы… вы похитили меня?

– Похоже, что так и есть.

* * *

Тяжело дыша, Фэллон уставился на письмо к лорду Ноттсби, которое он только что написал, но слова плавали по бумаге.

– Вот черт! – рыкнул он, затем наклонился вперед и схватился рукой за стол, тыльной стороной ладони задев медальон в форме сердца, который вытащил из кармана перед этим. Он все-таки попался на эту удочку – классическое средство отвлечения внимания, которое он должен был распознать еще несколько недель назад, – ложь! И все это время Грейплинг разрабатывал план мести. Фэллон открыл ящик, бросил туда проклятую безделушку и с силой задвинул его.

Этот день был одним из самых мучительных в его жизни: он вынужден был ждать, выживет ли Изабель. Он не оставлял ее, пока она спала, только отлучился на несколько коротких встреч, которые провел в коридоре за дверью комнаты: чтобы отправить сообщение Ноттсби, начать поиск других записок, установить дополнительную охрану вокруг штаб-квартиры и выследить всех известных лиц, занимающихся подделками.

Он должен быть благодарен судьбе: Изабель жива. Ранена, сердита, в его постели, и жизнь ее при этом разрывается на куски, пока он сидит здесь, устраивая встречу с ее отцом, – но все-таки жива!

Он моргнул, чтобы отогнать видение, в котором она лежит без сознания на полу музея, картину, весь день преследовавшую его в мыслях.

В конце концов Фэллон принял правильное решение, не так ли? Спору нет, он поступил импульсивно, но в сложившейся ситуации сделал единственное, что мог. Без всякого плана, без какой бы то ни было организации.

К счастью, похоже, что Изабель поправится. А он? Тремя этажами выше на его кровати лежит сердитая молодая женщина. А он должен продолжать работать, как всегда, решая проблемы тех, кто находится на его попечении. Только на этот раз на его попечении находится еще и леди Изабель Фэрлин.

Долг, ответственность – он сосредоточится на идеалах, которые так долго были в центре его жизни. Все остальное решится само собой, если только он сможет оставаться уверенным в себе.

Фэллон какое-то время смотрел на последнее предложение в письме, а затем сложил лист и запечатал письмо, приложив свой перстень с печаткой к воску. Другие подобные кольца указывали на титул, передаваемый от отца к сыну в течение нескольких поколений, но Фэллон был другим. Его перстень с печаткой приводил в исполнение приказы, рождающиеся за этим столом, и, в отличие от многих вензелей аристократов, имел настоящие, а не мнимые заслуги, ибо отпечатывал на посланиях Сент-Джеймса решимость отстаивать свои представления о том, как следует управлять обществом.

– Ответственность, – прошептал он самому себе. – Это то, что ты делаешь.

Он сможет выжить, защищая честь и жизнь Изабель, он это сделает. Глядя на печать на письме, он с удовлетворением кивнул отпечатавшейся аббревиатуре ОЗН, которая теперь сделала документ официальным. Затем поднялся из-за стола, взял письмо и пошел к двери, составляя в уме список, который он запишет позже: найти другие копии записки с признанием, найти и вернуть недостающие картины, вытащить Реджинальда Грейплинга из тени и заставить его заплатить за то, что он сделал с Изабель.

Поиск и уничтожение копий записки будет первым шагом во всем этом беспорядке – сразу после того, как он накормит девушку, которую он «похитил». Он чуть не рассмеялся. В конце концов, пусть рассматривает свое положение трезво, чтобы он не мог обвинить ее в очередной романтической интерпретации.

После ее слов о похищении ему даже пришлось выйти, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха. Боль, отразившаяся в ее глазах, когда он сообщил ей, что она не может уйти, резанула его по сердцу.

А то, что произошло до этого, когда она касалась его… Даже сейчас она отдыхает в его постели. Фэллон поднимался по лестнице, с каждым шагом пытаясь изгнать последнюю мысль. Он дал слово ее отцу. У него есть обязательство перед Ноттсби – сдержать это слово. Долг, ответственность, контроль.

Он будет заботиться о ней, даже если придется провести слишком много времени с ней в спальне, пусть. Если понадобится уйти на несколько минут, чтобы сохранить здравомыслие, он уйдет. В конце концов, Фэллон сделал свой выбор почти двенадцать часов назад, когда подхватил ее на руки с пола музея, – теперь он должен пройти через все.

Я сделаю все, что должен, – повторил он про себя. Это были слова, которыми он жил, но сегодня, написанные на бумаге его собственными руками, они имели больше смысла, чем когда-либо прежде.

Он вышел из спальни, только чтобы сообщить отцу Изабель о ее состоянии, но сейчас пора уже было возвращаться к ней снова.

Действительно ли она здесь в безопасности, спрашивал он себя. Сеть Грейплинга была больше, чем изначально предполагал Фэллон. И у Фэллона вполне могла оказаться утечка в системе безопасности в его собственном доме. Пока Грейплинга не схватят, дополнительная охрана, которую он разместил вокруг штаб-квартиры, останется на месте, а Изабель будет в его спальне, и чем меньше деталей она знает об опасности, в которой находится, тем лучше. Угрозы Грейплинга совершить физическое насилие, если Фэллон раскроет его личность, могут быть не пустыми словами, жизнью Изабель нельзя рисковать.

Разумеется, ни одно из его усилий не будет иметь значения, если он позволит ей голодать, а ведь она ничего не ела с момента происшествия в музее. Да ела ли она хоть что-нибудь в течение всего дня или была слишком занята скорбью о Брайсе?

Он был уже на полпути к своей спальне, когда заметил миссис Фезерфитч с подносом, заставленным разной едой.

– Превосходный расчет времени, – отметил он вместо приветствия. Затем взял у нее тяжелый поднос и отдал ей письмо. – Отправьте Смитвика с письмом к лорду Ноттсби. Он знает адрес. И скажите ему, чтобы подождал ответа. Ноттсби наверняка захочет передать посылку.

– Вы уносите обед в свою спальню, вместо того чтобы сидеть за столом в библиотеке, как обычно, – заметила внимательная экономка. – Да еще и в такой поздний час. Я уже не говорю про количество и разнообразие еды, которую вы заказали, включая десерт и вино, – подняла она брови, внимательно наблюдая за ним.

– Заключался ли в этом подтверждении моих обеденных предпочтений вопрос? – уточнил для начала Сент-Джеймс.

– Нет, всего лишь наблюдение. – Она расправила руками фартук, но не отошла в сторону, намереваясь помочь ему отпереть дверь спальни.

– Наблюдайте, если вам так хочется. Пока ничего из того, что вы видите, не доходит до чьих-то еще ушей.

– Ах, – отмахнулась она и посмотрела на поднос, – по крайней мере, вы едите. И даже сладости.

– Знаете, люди меняются, – ответил он, пытаясь развеять ее сомнения.

– Ха! Если бы это было правдой, мне давно удалось бы заставить вас есть по утрам и спать немного больше. Знаете, вся эта работа, которую вы проводите, не очень хороша для души.

– Я ценю вашу заботу. Проследите, чтобы Смитвик передал письмо. Оно должно дойти до адресата сегодня вечером и обычным способом.

– Не передавать его через лакея, я знаю. Я уже несколько лет страдаю от вас, джентльменов.

– Ваших джентльменов, – поправил Фэллон.

– Вы по-прежнему не собираетесь рассказать мне о том, что касается всей этой еды и смены графика, не так ли? – вздохнула она и подняла бровь, ожидая ответа. – Полагаю, что нет.