Полетели дни ещё одной новой жизни. Еву было не узнать — она стала весёлой и общительной, шутила с братьями, смеялась, будто забыв о недавних терзаниях и муках. Трой закончил очередной свой проект и теперь почти постоянно был дома, Киран убедил его, что нужно чаще выбираться куда-нибудь втроем и они стали вместе ходить в кино, на каток, за покупками — проводить неразлучно почти всё время. Только ночью преобразившаяся гостья закрывала дверь на замок, пользоваться которым раньше ей запрещалось под страхом смерти. Она стала необычайно раскованной с обоими мужчинами, но не выходила за какую-то незримую грань, вела себя лишь как их любящая сестра и не более того. Киран был доволен и этим, он мог снова видеть её такой, какой полюбил ещё в школе, радоваться и ловить каждый момент их непринуждённого общения без былых нервов и ссор. А Трой, напротив, день ото дня становился всё мрачнее от этого цирка, практически не говорил с братом, стал часто сердиться на девушку.

Прошло почти три недели милого общения и каждый по-своему начал пытаться сблизиться с Евой: перейти от невинных секундных касаний к более нежным, сделать объятья крепче, добиться настоящих поцелуев, вместо тех шутливых и робких, что она изредка дарила братьям, желая доброго утра и спокойной ночи или провожая на работу и учёбу. Но улыбчивая блондинка каждый раз неведомым образом легко избегала их рук и губ, оставаясь всё такой же ласковой, но непреодолимо далёкой. К концу третьей недели это стало серьёзно раздражать старшего брата. В один из пасмурных зимних вечеров, когда Киран задержался на учёбе, девушка по обыкновению заперлась в комнате и сидела на подоконнике, глядя на заснеженные деревья, обледенелые машины и замерзающих, спешащих по домам людей внизу. Раздался уверенный стук в дверь, Трой вежливо попросил открыть, но она ответила, что устала и собирается спать.

— Я выломаю её, Ева, ты знаешь! — пригрозил мужчина.

— Зачем ломать? — иронично заметила она. — У тебя же есть ключи от всех дверей.

Замок громко щёлкнул и с треском вылетел кусок деревянного косяка. Сквозняк разметал золотистые волосы девушки, сидящей у открытого окна. Она бесстрастно глянула на разгневанного гостя, остановившегося в дверном проёме.

— Если ты приблизишься, — произнесла затворница спокойно, — я покончу с собой, — для большей убедительности она перекинула босые ноги за оконную раму, чуть поёжившись от тут же налипшего на них мокрого снега.

Трой стоял, не двигаясь, злость в его глазах быстро сменилась недоумением.

— Я пришёл только чтобы поговорить, — сказал он наконец, делая пробный шаг вперёд и мысленно проклиная день, когда он убрал камеру из комнаты, доверившись новой беззаботности своей пленницы, явно не обещавшей ничего дурного.

— Мы уже проходили это, кажется, — чуть обветренные губы подёрнула равнодушная улыбка, Ева подвинулась ближе к краю, заставляя мужчину остановиться. — Твои разговоры всегда заканчиваются одинаково.

— Что с тобой случилось? — прорычал он в бессильном гневе.

— Ничего. Мне стоило сделать это сразу, не позволяя превратить себя в безвольную подстилку, — ответила она безо всяких эмоций и подалась ещё немного вперёд.

— Ты действительно решила умереть? — хриплый голос зазвучал глуше.

— Так я хотя бы умру быстро, — снова усмехнулась девушка.

— Тогда для чего была нужна эта маска? Почему ты казалась такой счастливой?

— Хотела оставить у вас хорошую память о себе. А то потом и не вспомните серую безмолвную тень, которой я была последние полгода. Но я знала, что это невинное общение рано или поздно надоест вам, — она помедлила секунду. — Надоест тебе. И ты снова захочешь использовать меня. Это Кирану пока достаточно улыбок и дружеских разговоров, а ты сам говорил, что душа моя тебя не волнует. Ты легко ломал замки моего тела и каким-то невообразимым образом подобрал ключ к сердцу. Но оно оказалось пустым, ты выжег из него всё доброе, что там было, до того как сумел открыть.

Пленница в какой-то мимолётной задумчивости отвернулась, бросив взгляд на низкое серое небо. Этого мига Трою хватило, чтобы коротким рывком оказаться рядом и, схватив за плечи не успевшую опомниться девушку, отшвырнуть её от окна. Он с размаху прижал хрупкое тело к стене, больно сдавив плечи. Ева растерялась на секунду, но тут же подавила начавший было подниматься страх, произнесла тихо и холодно:

— Ну что? Теперь ты сам убьёшь меня? Или сначала изнасилуешь, а потом убьёшь?

— Дура! — заорал грубый голос прямо на ухо. — Дура! Дура!

Она недоуменно глядела на собеседника, не зная, чего ожидать, когда тот опустил голову, закрывая предательски заблестевшие глаза, и спросил глухо:

— Что ты делаешь со мной? Чего добиваешься?

— Я просто устала, — проронила невольница, понимая, что убивать её пока не собираются. Безразличие к происходящему постепенно отхлынуло, уступая место странной болезненной пустоте и пугающему волнению.

— Я тоже устал, Ева, — прорычал мужчина, не поднимая головы. — Уже давно… Я пытался сбежать от этого, но каждый раз возвращался. Я не хотел идти домой, потому что здесь была ты! И потому же мечтал вернуться! Я решил с самого начала, что ты принадлежишь моему брату! И всё равно не мог устоять перед соблазном. Приходя поздно ночью, надеялся, что не увижу твоего лица, твоих вечно печальных глаз… Но я чувствовал твой запах! И шёл к тебе, повинуясь ему! Ева, — он ещё сильнее сжал руки на плечах девушки, вдавливая её в стену, — я сходил с ума каждую ночь, работал до изнеможения, чтобы не хватало сил на мысли о тебе! Я был грубым и бесцеремонным, в надежде, что тебя всегда будет воротить от моих прикосновений! Так надеялся, что всё пройдёт, когда ты целиком отдашься Кирану, что будешь нежиться в его постели, и у меня просто не будет больше шанса взять тебя силой. Но ты пришла ко мне! Ты говоришь, что я дьявол?! Но кто же ты тогда?! Кто ты, раз добровольно идёшь в объятья дьявола?! — боль в сдавленных мышцах становилась невыносимой, но пленница боялась пошевелиться, сдерживала мучительный стон. — Я мечтал, что станет легче, когда ты согласилась принадлежать нам обоим! Что все мы получим желаемое. И я мог бы наслаждаться улыбками и милыми разговорами, твоим теплом, твоим новым образом без этой душераздирающей печали в глазах! Но нет…

Он опустил руки и, запустив пальцы в растрепавшиеся тёмные волосы, бессильно сполз на пол.

— Я дурак, — произнёс он тихо, сжимая голову ладонями.

Девушка постепенно приходила в себя, пытаясь понять и принять всё услышанное. Наконец она нерешительно опустилась на колени перед мужчиной, помедлила немного и легонько коснулась кончиками озябших пальцев его руки. Брюнет затих на секунду, затем поднял непонимающий, потерянный взгляд. Она придвинулась ближе, обняла за плечи, бесстрашно глядя в глаза.

— Ева, — прошептал Трой еле слышно, — я больше не могу тебя ни с кем делить.

Она ничего не ответила, лишь слегка улыбнулась и, решившись, прильнула к тонким губам в долгом, глубоком и как никогда нежном поцелуе.


— Я люблю тебя, — прошептал тихий голос, когда волна жаркого наслаждения отступила и в желтоватом электрическом свете любовники прижались друг к другу, лёжа под влажным одеялом, на постели, остывающей от страсти, наконец, желанной им обоим.

28. Судьба

Утром Ева снова проснулась одна. О вчерашнем ничто не напоминало, кроме резкой головной боли и заложенного носа — видимо, копание голыми ногами в снегу не пошло на пользу. Приподнявшись на кровати, она прищурилась от яркого солнечного света, бьющего в окно, попыталась вспомнить, что было с ней накануне на самом деле, а что только приснилось. Когда в памяти всплывали моменты их с Троем разговора, становилось смешно и противно от собственного поведения и непривычно тепло от его слов. Хотелось верить, что это было реальностью, а не странным наваждением, навеянным невысказанным желанием всё наконец изменить.

Медленно поднявшись с кровати и осмотревшись, сопротивляясь невыносимой головной боли, девушка заметила на тумбочке небольшой листок желто-оранжевой бумаги. По всей видимости, это была записка от вчерашнего гостя. В груди что-то тревожно сжалось, мужчина никогда не оставлял ей посланий, всё говорилось исключительно на словах — лично, всего что могло считаться «следами», будь то записки, совместные фотографии или даже синяки, он всегда тщательно избегал. В душе зашевелилось недоброе предчувствие. Она медленно взяла листок в руки, под ним блеснул тонкий мобильный телефон. Ева подозрительно посмотрела на аппарат, протянула, было, руку, но решила, что сначала стоит прочесть письмо:

«Мы должны уехать на несколько дней» — говорили небольшие, ровные, чуть растянутые буквы: «Ключи от квартиры в коридоре. Позвони при первой возможности».

Она повертела листок в руках — это было всё. Блондинка потёрла пальцами ноющие глаза, приложила руку ко лбу, ощущения во всём теле были крайне неприятными, но температуры не чувствовалось. Она взяла телефон, пытаясь вспомнить, как им пользоваться. Всё время, проведённое здесь, она обходилась без связи. Кто-нибудь из братьев почти всегда был неподалёку, её не оставляли одну дома больше чем на час. А кому ещё, кроме них она могла позвонить?

В записной книжке мобильного был сохранён один номер. Девушка усмехнулась иронично, значит, послание точно от Троя и значит, он всё-таки ревнует, если оставил только свой телефон. Она нажала на зеленую кнопку и через несколько секунд в трубке послышались длинные гудки.

— Проснулась? — спросил строгий голос после недолгого шуршания.

— Трой? — Ева поморщилась от резкого звука, отдающегося в гудящей голове неприятным эхом. — Вы где?

— У нас семейные проблемы, расскажу, как приедем. Ты как? По голосу не очень.

— Я в порядке, только насморк небольшой появился.