Геля замотала головой. Мать замолчала, потом изрекла.

– Вот что, я думаю, она наврала нам, сказала, что встречается с Райкой, а сама опять поехала в этому… там что-то произошло.

– Мама!

– Возможно, не было изнасилования, но была попытка. А скажи, у него не было никаких ссадин?

Геля обмерла. Да, были. Она хорошо разглядела – на руках были ссадины, и он непроизвольно потирал кулаки. Насильник?! Она в ужасе отшатнулась.

– Нет, этого не может быть, – прошептала, не глядя на мать. – Не может быть.

– Очень даже может.

Они замолчали. Геля, обхватив себя руками, смотрела прямо перед собой, Анастасия Максимовна как-то сгорбилась, с жалостью смотрела на дочь и думала, что с ними будет, когда ее не станет? Ведь обе совершенно не приспособленные, несовременные. Наверное, это она виновата – всегда все решала за них. Она не заметила, что плачет, с удивлением смахнула слезу. Геля села к ней на кровать, обняла мать и заплакала сама. Они были разные, но такие одинаковые в горе.

– Геля, – мать отстранилась и вытерла слезы. – У Лизы сейчас психологическая травма, ей нужен специалист. Слава богу, у меня есть к кому обратиться.

– А может, мы поспешили с выводами?

Мать тяжело вздохнула.

– Эх, хотелось бы… Пойди, послушай, как там.

Анастасия Максимовна пошла на кухню, а Геля подошла к двери дочки, прислушалась – тихо. Она легонько постучала – тишина. Подергала – закрыто. На душе стало так тошно, захотелось самой закрыться и выплакаться, но мама тоже переживает, Геля даже и не помнит, когда видела ее плачущей.

– Мам, откуда цветы? – Только теперь заметила два букета, стоявшие в вазах.

– Пока тебя не было, Кирилл забегал, а потом еще одна девушка, кажется, Нина с Лизиной работы. Она хотела поздравить, сказала, что уходит в отпуск и не увидится с ней.

Ангелина подошла к вазе, поправила цветы и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Наблюдая за дочерью, Анастасия Максимовна хотела спросить, откуда она знает этого художника, но проглотила вопрос.

– Мамуля, может, поешь что-нибудь? Я же ничего не готовила сегодня, думала в ресторан пойдем, – она отвернулась, и по ее вздрагивающим плечам, Анастасия Максимовна поняла, что та плачет.

– О чем ты говоришь? Какая еда? – Она помолчала и ласково предложила – Гелечка, иди к себе, отдохни. Я позову, если что.

Геля кивнула и молча вышла. Она еще раз подошла к Лизиной комнате – все так же тихо. Тогда открыла дверь напротив.

Слава Богу, наконец, одна. И вдруг зазвонил ее телефон, посмотрела на экран – Виталий. Первый порыв – отключить, но…

– Але, – ответила она.

– Геля, ну как там дела? Как Лиза?

– Виталий, – пересиливая себя, тихо сказала Геля, – я догадываюсь, что произошло. Ты соврал, да?

– Ну да. Так вышло. Просто она не хотела тебе говорить.

– Как ты мог?! – Взрывается она. – Ты подонок!! Не смей звонить, сволочь!!

– Геля! Понимаю, что ты расстроена, но выслушай меня.

Выслушать?! Оказывается, его надо выслушать!

Сказать хотелось много, но мысли нагромождались, путались и слезы мешали. Она просто отключила телефон.

Виталий в недоумении уставился на телефон. Почему сволочь? И еще подонок? Ну да, неправильно он поступил, надо было сказать правду, но он пожалел ее. Она и так прибежала вся бледная и расстроенная. Конечно, она пока в шоке, сейчас бесполезно что-либо говорить… Он еще долго размышлял о происшествии, несколько раз набирал номер, но телефон был отключен. Тогда он позвонил соседу.

– Борисыч, ты чего делаешь? Приходи.

– А я сам собирался позвонить. Не понял, что произошло, и зачем мне надо было срочно звонить Анастасии. А может, лучше ты зайдешь, угощу тебя луковым супом. Ну как?

– Ладно, приду.

Андрей Борисыч угощал друга и исподтишка наблюдал за ним. Что-то он совсем не такой, пришибленный какой-то. Он не решился спросить. Принес виски, коньяк.

– Что будешь?

– Давай виски.

Борисыч разлил по бокалам виски, поставил перед Виталием тарелку с супом.

– Ну, давай, – поднял бокал.

Телегин хмуро смотрел в бокал, покрутил его в руках, выпил, и стал быстро есть суп.

– Виталь, ты не торопись, распробуй.

– Вкусно, чего там распробовать. Ты молодец, а я подонок, – неожиданно добавил он и отбросил ложку.

Борисыч, не донеся свою ложку до рта, в изумлении уставился на приятеля.

– Ты что, Виталий?

– Она назвала меня сволочью и подонком, – с невеселой усмешкой произнес он.

– Кто?

– Геля.

– Виталий ты же не мог ничего такого. Почему она так назвала тебя?

– Потому что соврал, не сказал правду.

– Может, объяснишь.

– Давай еще по одной.

Он даже не опьянел, хотя прилично выпил. Борисыч молчал, переваривая услышанное. Ужас какой! Бедную девочку изнасиловал какой-то урод. И тут одна мысль пришла в голову.

– Подожди, Виталь… А может, Геля решила, что это ты?

– Что я? – Непонимающе уставился на него, и вдруг дошло – Насильник, что ли? Ты с ума сошел! Лиза же не могла такое сказать.

– Откуда ты знаешь? Может, выгораживала того парня?

– Да нет. Погоди. – Он наморщился, вспоминая разговор. – Она сказала, что… догадывается, что произошло. Да именно так. Догадывается. Выходит, с Лизой еще не говорила. Уф! Я даже взмок, представив, что Лиза могла такое сказать. Она хоть и взрослая, но совершенно инфантильная, простодушная и доверчивая. Ну ты же знаешь.

– Да обмануть ее ничего не стоит, и она сама вряд ли умеет врать. Тогда чего ты переживаешь? Подожди, она оклемается и все расскажет. Все, наконец, объяснится

* * *

Лиза не спала, она лежала в полузабытьи, очень хотелось заснуть и забыть этот кошмар. У Телегина она заснула и на какое-то время отключилась от этого ужаса. И с мамой уже было не так страшно… а сейчас…

Она чувствовала себя раздавленной, униженной. Как теперь она пойдет на работу? Как будет общаться с коллегами? Все увидят ее синяки и начнут задавать вопросы. Будут сочувствовать, а может, злорадствовать… Она никому теперь не будет верить. Райка. Торт со свечками. День рождения. Разве это забудется? А он? Бешеные глаза. Злость. Презрение.

Ее опять стало трясти от пережитого ужаса. В голове пустота. Ее в жизни так не унижали. Стыдно. И вспомнила его слова «какая мне радость от нее». «Подсунула мне эту корову». Да, так и сказал «корову». Все правильно, она корова, всегда ею была. Какая же она дура! Вообразила, что может кому-то понравиться. Раз познакомился, поцеловал, значит, понравилась.

А оказалось, все подстроено. Лучшей подругой! Ее предали и втоптали в грязь! Правильно! Все верно! Зачем таким коровам жить? Какая от них радость? В дверь постучали – это мама, наверное, переживает за нее. Господи! Что с ней будет, если узнает правду!? Но как рассказать? Опять пережить этот кошмар? Нет, она не сможет… Но бабушка… Кажется она не поверила… Мысли стали путаться, навалилась усталость, и Лиза провалилась в спасительный сон.

«Мои девочки…мои родные дорогие девочки. Я во многом была не права. Всегда хотелось огородить вас от неприятностей, защитить от плохих людей. Видимо, прав был покойный муж, когда говорил, что не надо решать все за Гелю». Но она ведь была против ее брака с этим красавцем, предчувствовала, чем это закончится, а разве тогда Геля ее послушала. Нет! Сделала по-своему – выскочила замуж, вот, пожалуйста, чем это все закончилось.

Анастасия Максимовна подошла к комоду, выдвинула ящик и достала альбом со старыми фотографиями. Почему-то, когда она грустила, а было это крайне редко, она доставала этот альбом. Здесь были фотографии, где она молодая… а вот они с мужем в Гаграх, там за ней бегали местные мужики, а муж ревновал. А вот это они с маленькой Гелечкой в Крыму, Гелечка такая хорошенькая была, беленькая, в кудряшках. А вот Геля пошла в школу, с бантами и белым фартучком. Она хорошо училась, всегда была послушная и прилежная. Но за ее спокойствием и мягкостью скрывалась ранимая душа.

Муж души в ней не чаял, да и она сама…Но считала, не надо явно показывать свою любовь. Она тщательно оберегала Гелечку от всех возможных неприятностей и трудностей… и часто, чего уж скрывать, навязывала свое мнение и свою волю. Она продолжала листать альбом…

А вот Геля на выпускном. Анастасия Максимовна тогда сказала напутственную речь выпускникам ну и пару слов учителям, не всем, правда, понравилось. Она усмехнулась – ее всегда побаивались, и на работе, и дома, и в школе, и в Гелином институте. Вот, кстати фотография, где Геля с однокурсниками на картошке. А вот ее свадебные. А ведь как Лиза похожа на отца. Чем старше, тем больше…Сердце болело за нее, но почему-то больше за Гелечку. Она ее дочка. Лизу, конечно, она тоже любит, но она дочка ее дочки, не ее. И потом, она не такая ранимая, она еще покажет себя. У нее характер отца, сильный, хоть она и не подозревает об этом. Что же с ней случилось? Неужели изнасилование?

Она закрыла глаза, вспоминая одну девушку, что пришла к ним в диспансер после изнасилования. Какая же это была унизительная процедура! Хотя все, конечно, ей сочувствовали. Можно только представить, каково ей пришлось в милиции? А на суде? Там ведь тоже надо было отвечать на разные вопросы судьи… А еще надо будет отвечать на каверзные вопросы адвоката, который будет мучить ее разными подробностями. Нет! Ее внучка не пойдет на этот кошмар! Неужели это тот художник? Но она сама успокоила Гелю, сказала, что на него можно положиться. Значит, она виновата в первую очередь. Не уследила! Проворонила! Стоп!.. Лиза рассказывала про парня, с кем познакомилась, кажется, Юра. Ну да, Юра.

Она быстро вышла из комнаты, прислушалась – у Лизы тихо, а из Гелиной комнаты доносились какие-то звуки. Похоже на плач. Сердце сжалось и заныло. Надо достать из аптечки валокордин.

Геля пошла на кухню, там аптечка, выпить что-нибудь успокоительное, хоть валерьянки.

– Мама! Ты что? Тебе плохо?