– Ты любишь музыку? Не шевелись.

– Люблю.

– Хочешь, я поставлю что-нибудь, может, джаз? – И не дожидаясь ответа, где-то в углу включил магнитофон.

Лиза хотела возразить, что джаз она не любит, но промолчала, и к своему удивлению обнаружила, что ей нравится. Так здорово мечтать под эту музыку.

– Знаешь, кто поет? Только не шевелись.

– Нет.

– Это знаменитая Лина Хорн – известная джазовая певица. Редкий талант. Такие рождаются одна в сто лет. К сожалению, она умерла в довольно почтенном возрасте 92 года. Начинала петь в хоре в Гарлеме. Ей было 16. Потом ее заметили и предложили главную роль в мюзикле «Ямайка». Это было в пятидесятых, и она сыграла больше пятисот спектаклей. Четыре раза получала премию Грэмми.

– Грустно, когда умирают такие люди, – прошептала Лиза. – А можно послушать что-нибудь еще из ее репертуара.

– Немного попозже, подожди пока. О, черт! – Он внезапно разозлился, услышав звонок. – Кого там еще принесло?! Борисыч!! Открой! Меня нет!!

Вначале голоса были слышны отдаленно, потом приближались. За стеной послышался спор и даже возня.

Виталий в сердцах отбросил кисть и распахнул дверь, увидев Скворцова, моментально прикрыл ее за собой.

Со Скворцовым еще со школы были сложные отношения. Телегин всегда ощущал его завистливые взгляды, стиснув зубы, выслушивал едкие замечания. Почему-то всегда хотелось с ним спорить, а еще больше дать по морде, но как ни обидно, себе признаваться, Скворец всегда оказывался прав.

Стас, безусловно, талантливый художник, но после общения с ним оставался неприятный осадок. Его речь была безукоризненна, красивая, без заминок, он не подбирал слова, но говорил всегда с чувством превосходства, а с Телегиным покровительственно-снисходительным тоном, что особенно бесило последнего. Стас один носил в институте костюмы, изредка джемпера и замысловато повязанные шарфы. Девушки всегда обращали на него внимание, но немногие задерживались надолго.

Виталий, как и большинство художников, не хотел, чтобы кто-либо из знакомых узнал, что он начал работать после длительного перерыва и особенно не хотелось, чтобы узнал Стас. Работу на Арбате он всерьез не принимал, это так, разминка, для души ничего. И вот тебе на – уже где-то слушок пошел…

– Ну вот! Я же говорил, что он дома. Привет, Витасик. Почему не пускают? Что за тайны?

– Стас, я тысячу раз просил так не называть меня. А тайны?… Да есть. Пока не скажу и не покажу.

– Готовишься к выставке? Разве Алик согласился тебя выставлять? Интересно, что ты готовишь? Уверен, не портрет. Согласись, портреты – не твой конек. Ничего, дорогой, у тебя пейзажи неплохие. Так над чем работаешь?

– Тебе какое дело?

– Да нет, я просто так, интересуюсь. Прошелся по Арбату, смотрю, тебя нет, Сенька Каморин сказал, что ты дома, вроде пишешь что-то.

– Стас! Ты зачем пришел?!

– Да вот принес тебе билеты на концерт. Ты же чокнулся на своем джазе.

Виталий выхватил билеты.

– Что это? Эрик Мариенталь?! Вот это да! За это спасибо.

– Витасик, а что там за дама на кухне, я мельком заметил?

Телегин моментально ощетинился.

– Это родственница.

– Да? не знал, что у тебя такие интеллигентные родственники. А там кто? – Стас на цыпочках пытался заглянуть приятелю через плечо. Виталий опять разозлился.

– Что ты все вынюхиваешь? Что тебе надо?

– Ну ты нахал и грубиян к тому же. – Обиделся Стас. – Я, между прочим, принес билет, мог бы предложить Зиминой, она на седьмом небе была бы от счастья, а ты меня выгоняешь. Делай после этого людям добро! Прощай! – Дверь грохнула, Виталий скривился, из кухни показался Андрей Борисович.

– Что за шум, а драки нет?

– Все в порядке, Борисыч, – Телегин вернулся в мастерскую, попытался продолжать, но… пропал настрой, да и Лиза устала, вон даже побледнела.

– На сегодня все. Спасибо, ты молодец. Можешь переодеться, я выйду.

Анастасия Максимовна помогла внучке переодеться, и они сразу же стали прощаться. Виталий проводил их и вернулся к соседу.

– Виталь, что случилось? Чего ты так расстроился. По-моему все прошло прекрасно. Тебя Стас расстроил?

– Не то, чтобы расстроил, но настроение испортил. Понимаешь драйв прошел. Такой подъем был, уже сто лет такого не испытывал. Так работалось легко, и девушка попалась понятливая. А этот.

– Да что он сделал-то?

– Ничего, билеты принес на хорошего саксофониста. Вроде доброе дело сделал, а пришел он совершенно не за этим, где-то пронюхал, что я работать начал. Теперь начнет интриги плести, наводить тень на плетень. Наверняка где-то подслушал, что Алик заинтересовался моими картинами.

– Ну и что?

– Да гнилой он мужик и все сделает, чтобы Алик не брал мои картины, он свои приготовил. И ведь пишет засранец, отлично. Васька сфотографировал его картины. Он настоящий портретист, но почувствовал соперника. Вроде приятель, но я знаю, что гадость готовит.

– Знаешь, это все твои домыслы. А где ты эту девушку нашел?

– Да на Арбате она с какой-то мартышкой проходила, остановилась, рассматривая портрет, и такое выражение лица у нее было – я сразу подумал – вот оно. Боялся, что не придет, а она пришла, правда с бабушкой, но вроде ничего старушка.

– Она совсем не старушка, очень приличная дама, врач, между прочим.

– Ого, она, что понравилась тебе? То-то я смотрю, ты перед ней там распинался, какие-то салатики резал, вином угощал. Да ладно, ладно, – он вздохнул и хлопнул соседа по спине. – Пойдем, Борисыч, тяпнем вискарика.

Андрей Борисович хотел было отказаться, но передумал, махнул рукой.

– А, давай, тяпнем

* * *

Всю дорогу домой бабушка говорила о новом знакомом. Неожиданно решила взять такси.

– Сегодня выходной, машин, вроде поменьше, неохота на метро тащиться.

Лизу удивило бабушкино поведение, впрочем, как и блеск в глазах. Похоже, она кокетничала с тем соседом. И тот все ухаживал за ней. Смешно. Бабушка даже ни разу не заглянула в мастерскую. Вот это удивительно. Зато у нее прекрасное настроение, она не делает замечаний. Может она влюбилась? В этого старичка? Здорово! Хоть бы она почаще влюблялась. Будет ходить на свидания, начнет бегать по парикмахерским и перестанет, наконец, язвить.

Мама была дома, Лиза коротко ответила на ее вопросы.

– Все нормально, как видишь, жива и здорова. Бабуля все расскажет, мне надо позвонить.

Она закрылась в комнате, включила компьютер и просмотрела почту. Чего она ждала? Кучу писем? Ничего. Просто ничего. Пусто. Собственно она сообщила адрес своей электронной почты только Райке, Кириллу, сыну маминой подруги тети Оли, и Тане с работы. Сама она исправно посылала им какие-нибудь смешные истории, списанные в интернете или забавные фотографии, в ответ получала короткие записки от Кирилла обязательно со смешными открытками, Таня не писала ничего, но на работе всегда говорила – «спасибо, было весело», а Райка не писала ничего и никогда не благодарила. Ну и ладно, обижаться глупо, ведь они подруги. И сейчас надо ей позвонить, может у нее случилось что-нибудь, а она строит из себя оскорбленную невинность и ждет, чтобы та первая позвонила.

– Рай, привет, это Лиза.

– Привет.

– У тебя все в порядке?

– Конечно. Слушай, мы тут со Светкой зашли после работы в один клуб суперский и познакомились с такими крутыми парнями – закачаешься. У одного, такая тачка – полный отпад. Мы обменялись телефонами, но он пока не звонил. Ничего, я сама позвоню, я не гордая.

– Может, не стоит. Подожди еще несколько дней.

– Ну уж нет. Надо брать пока тепленький.

– Я бы не стала.

– Так тебе и звонить некому.

Лиза обиженно засопела, а потом все-таки не выдержала.

– А я к художнику сегодня ходила. Позировала.

– Не приставал?

– Нет, что ты, и потом я же с бабушкой была.

– Ну, ваще! – Закатилась Райка, а Лиза решила прекратить неприятный разговор.

– Ну, ладно, звони, расскажешь, как там у тебя с крутым. Пока.

Она повесила трубку и чуть не заплакала. Наверное, права мама. «Нет подруг и эта не подруга».

Дома Анастасия Максимовна усердно расхваливала фруктовый салат и суп и вино, которым ее угощали. Ангелина не перебивала – давно мать не была в таком хорошем настроении.

– Мам, ты так расхваливаешь, давай я приготовлю. Узнай рецепт.

– Я все узнала и сама приготовлю?

– Сама?! – Изумлению не было границ. – Сама?! – Не удержавшись, повторила она.

– Собственно, что тебя удивило? Можно подумать, я готовить не умею.

– Да нет, просто ты раньше никогда не проявляла к этому интерес.

– А вот сейчас захотелось, – Анастасия Максимовна нахмурилась.

– Так это хорошо, – поспешила успокоить ее Геля, – просто замечательно, – и чтобы сохранить мамино хорошее настроение, поменяла тему – А что ж ты про художника ничего не говоришь. Какой он?

– Ммм… Вполне пристойный.

– Молодой?

– Не сказать, чтобы очень молодой, примерно лет сорок пять, дома все чисто, мастерская светлая. Ой! А у Лизы был такой наряд! Знаешь, ей так шло платье на кринолине с глубоким декольте и кружевами, волосы заколол ей наверх – такая прелесть. Лиза наша просто красавица!

– Так он рисовал ее в платье с декольте?

– Нет, в пеньюаре.

– Как в пеньюаре?!

– Ничего страшного, просто у него такой замысел, девушка…эээ…,видимо, после бала…рядом цветы, туфелька одна слетела, она слегка растрепана и мечтает о чем– то. Знаешь, Лизе очень подходит этот образ.

– Он ничего такого не позволял? – Осторожно спросила Геля.

– Да нет, рисовал себе, правда, потом разозлился, когда ему помешали. К нему зашел один приятель, одет был очень хорошо и вообще. А он почему-то разозлился. Вообще он немного странный. Художник! – Она выразительно пожала плечами. – А ты чем занималась?

– Представляешь, Оськина мне билет предложила на Эрика Мариенталя. Он замечательный саксофонист. Так повезло. Просто Оськину в этот день пригласили на юбилей, ты знаешь, как она обожает все эти сборища.