Вскоре за работу взялись резчики по камню, которые оформили резную лестницу, вырезали сложные орнаменты на окнах, башенках и заборе вокруг дома, украсили многочисленные арки и панели внутри. С каждым днем дом становился все прекраснее и прекраснее. Затем настал черед мебели, тщательно подобранной человеком, которого порекомендовал Уорд Макаллистер, – его звали Жюль Аллар, и он прославился как «французский король интерьеров». Альва смотрела на то, как ее мечта становится реальностью, и не могла избавиться от чувства, что все происходит по волшебству. Она взмахнула палочкой над головой мистера Вандербильта, и в результате появилось вот это великолепное творение – настоящая сказка из французского Ренессанса.


Уже вечером, после того, как Уильям и дети прибыли в новый дом, после того, как впервые здесь был подан ужин и Альва сыграла первые мелодии на новом пианино, после того, как были произнесены вечерние молитвы, и после того, как была выпита последняя вечерняя рюмочка, Альва вышла из своей спальни со свечой в руке и поднялась на третий этаж.

Сейчас дети спали, а завтра будут бегать по огромной сверкающей игровой, раскинувшейся над двухэтажным залом для банкетов. Для них подготовили самокаты, мячи, обручи и даже миниатюрную парусную лодочку на колесиках, которую можно катать по залу. Перед ужином они уже успели покатать друг дружку. Вилли был настоящим капитаном и приказывал «ветру», куда дуть. Консуэло вежливо молчала и смотрела, куда «ветер» ее понесет.

Альва подошла к двери Консуэло и заглянула внутрь полюбоваться на дочь, объятую снами, – судя по тому, что малышка рассказывала по утрам, чаще всего ей снились пони и щенки. Дальше – комната Вилли. Сын крепко спал, подперев ножками изголовье кровати. Ему тоже, как он утверждал, снились пони и щенки.

Альва спустилась на второй этаж, где расположились детская и классная комнаты, огромная гостевая спальня, комнаты для хозяйки (прощайте, розовые полоски!) и хозяина, который сейчас, по всей вероятности, спал, щедро угостившись тридцатилетним скотчем. Весь вечер он ходил из комнаты в комнату с бокалом в руке и довольно ухмылялся, точно Мидас, получивший свой дар.

Альва не удержалась и немножко повальсировала с невидимым партнером в просторном верхнем зале. Танцуя, она подошла к центральной лестнице. По этим плоским ступеням летать можно! Она гордилась своим творением – как лестницей, так и, безусловно, всем домом. Наверное, так чувствовал себя Создатель, когда заглянул во мрак до начала времен и решил: «Здесь будет твердь».

На первом этаже справа от лестницы колоссальная арка вела в банкетный зал шириной в пятьдесят футов и высотой в два этажа. Противоположную от входа стену украшал фантастический витраж: встреча Генриха VIII и Франциска I на «Поле золотой парчи»[37]. Витраж был просто невероятным и занимал три окна, каждое в двадцать футов высотой. Мозаика из тысяч кусочков цветного стекла, изображавшая королей, рыцарей, сокольничих, лучников, шутов, карликов, а также собак, лошадей и упряжки… Не говоря уже о королеве Клод и Анне Болейн, которая именно там завоевала внимание Генриха VIII.

Однако золотой парчи на изображении видно не было, равно как и поля – сплошь замки, дома, палатки и холмы. Мэри поинтересовалась, почему тогда у витража такое название.

– Думаю, дело в том, что подобное искусство символично, а не буквально, – ответила Альва. – Оно показывает не реальность, а то, как мы ее представляем. Понимаешь? – Произнося эти слова, она осознала – иногда ей самой кажется, будто все это – окна, картины, гобелены, колонны, полированный камень и дерево под ногами – нереально, что на самом деле ей все это снится, и вот-вот она проснется в спальне, которую делит с сестрами, где холодный ветер завывает в оконных щелях и половицах, а впереди ее не ждет ничего и идти ей некуда.

В конце банкетного зала имелась лестница для прислуги, ведущая в цокольный этаж. Альва продолжила свой путь вниз по тускло освещенному коридору в кухню. Там она поставила свечу на рабочий стол в центре и постояла в просторном помещении. Пахло жареной свининой и ямсом, которые подавали на ужин, и все еще чувствовался запах опилок, штукатурки и краски. Было тихо, как в склепе.

На широком мраморном столе лежала огромная сырная голова, накрытая салфеткой. «Впервые у меня такой прекрасный стол, – радовалась повариха. – А печи-то, печи… а посуда!» И еще множество совершенно новых и чистых полок, шкафчиков, ящиков, буфетов, крюков – и даже огромный ледник.

Когда о доме писали газетчики (делали они это довольно часто), то восхищались его элегантностью и изяществом, которые, как многие отмечали, так контрастировали с обликом хозяйки, нередко покидавшей место строительства в довольно неприглядном виде. И вообще, чем занималась леди в такой грязи и среди такого количества простолюдинов? Однако Альва игнорировала эти досадные мелочи. Дом был готов, и он был великолепен. Ей оставалось лишь забраться на верхушку статуи Ричарда и взглянуть оттуда, как еще она может заявить о себе этому городу и его самым заносчивым обитателям…

За спиной Альвы раздался звук, от которого она вся обмерла.

– Мэри! У меня чуть сердце не остановилось! Что ты делаешь здесь в такое время? – воскликнула она, обернувшись.

– У меня живот расстроился… Столько волнений, наконец переехали… Хотела съесть крекер, но даже не знаю, где его взять.

– Как ты относишься к опере?

– Я? К опере? Никогда там не была. Но я видела, как две мои сверстницы однажды пели в церкви оперные арии. У них были очень красивые голоса.

– В настоящей опере почти никто не обращает внимания на музыку. Кроме миссис Вандербильт, храни ее Господь. Вот только миссис Вандербильт не знает иностранных языков, и мне всегда приходится рассказывать ей сюжет. И мы все еще не можем получить ложу. Я считаю, моему мужу стоит просто собраться и построить вместе с друзьями новый концертный зал. Тогда нам не придется ждать, когда наконец высший свет подарит нам эту привилегию. Пусть гора идет к Магомету!

Мэри зажгла настенный светильник и принялась открывать дверцы шкафчиков в поисках жестянки с крекерами.

– Мама говорит, именно так поступили аболиционисты. Не важно, насколько правильные у тебя идеи, – так и умереть можно, не дождавшись, пока другие переменят свое мнение.

Альва кивнула:

– Да, подобная бессмыслица очень утомляет.

– А вот и крекеры, – обрадовалась Мэри, доставая жестянку из шкафа.

– Взять, к примеру, Элис: она задирает нос и разглагольствует о своих деяниях, словно образцово-показательного существования достаточно, чтобы смыть с фамилии клеймо позора и получить всеобщее признание. Как будто сделать лишнее усилие – ниже ее.

– Простите мне мою дерзость, но успех вашего семейства в обществе – не то же самое, что свобода людей.

– Я знаю, что никого не спасу, оставив с носом Кэролайн Астор и ее стаю, но мне так хочется это сделать! Просто ради принципа. – Альва глубоко вдохнула и медленно выдохнула: – Потрясающая кухня, правда? Я сказала мистеру Ханту: «Кухня должна быть такой, чтобы мне самой хотелось там работать. Тогда в нашем распоряжении будут самые прекрасные повара». Только полюбуйся – мы буквально окружены едой. – Она подняла салфетку с сыра и оглянулась в поисках ножа: – Я воспользуюсь своим положением по максимуму, Мэри. Я обыграю высшее общество в его собственной игре.

Глава 3

Обеденный стол из красного дерева. Уильям на одном конце, Альва – на другом. Вдоль стола сидят их друзья. Французское вино. Фаршированные голуби. Разве не об этом она когда-то мечтала?

Среди гостей на весеннем ужине была стайка юных незамужних леди из никербокеров, которые жаждали развлечений и общества интересных людей, не важно, как отнесутся к этому их родители. Девушки сильно привязались к одной из гостий Альвы, мисс Салли Уайтинг, несмотря на то, что ее отец – всего лишь преуспевающий коммерсант. Мисс Уайтинг была не только удивительно хорошенькой, но и весьма интересной личностью. Альва пригласила ее импульсивно, познакомившись с ней на Велосипедной выставке в Мэдисон-сквер-гарден, новом спортивном комплексе Уильяма. Вместе с мисс Уайтинг она наблюдала за парой женщин, демонстрировавших, что леди тоже могут и даже должны ездить на велосипеде, поскольку это улучшает циркуляцию крови, благотворно влияет на цвет лица и обмен веществ. Альва заказала доставку шести велосипедов в «Часы досуга» и еще шести – домой, а когда мисс Уайтинг заметила: «Но у вас ведь и без этого идеальный цвет лица», пригласила ее на ужин.

На сегодняшнем вечере также присутствовало и несколько неженатых джентльменов, не последним из которых был Оливер Белмонт. Он уже успел поучиться в Военно-морской академии и отслужить один год, но передумал продолжать военную карьеру и вернулся домой. Уильям язвил по этому поводу: «Слишком много кораблей, слишком мало лошадей», однако подобное объяснение казалось слишком поверхностным для человека вроде Оливера.

Уверенная в том, что выработала иммунитет к тому недугу, который владел ею прежде, Альва посадила Оливера по левую руку от себя. Было приятно увидеть его спустя столько времени, приятно иметь возможность им любоваться – конечно, исключительно платонически.

Оливер поднял бокал вина и произнес:

– За хозяина этого вечера, идеального из джентльменов, созданных Творцом, и который к тому же все еще пользуется благосклонностью своего отца! Я, к примеру, доставляю своему папеньке немало неприятностей. В отличие от ваших старших братьев, господин Вандербильт, мои старшие братья так и не смогли отвлечь внимание доброго старика от истинной природы младших отпрысков – от того, что все мы завзятые игроки и дамские угодники…

– А вы к тому же слишком гоните, управляя четвериком, – перебил Уильям. – Да что уж там, вы все время гоните лошадей. Мне за вами не угнаться. Даю вам слово, господа, этот человек летает как ветер. Он мог бы развозить почту!