– Эгей! – крикнул Вилли паре портовых рабочих, когда яхта вошла в гавань Ньюпорта и осторожно пристала к доку, несколько коротковатому, правда, для судна таких грандиозных размеров.

Консуэло тоже помахала и довольно им улыбнулась. Один из мужчин бойко козырнул, а другой, поймав взгляд Альвы, отвернулся и сплюнул.

Консуэло посмотрела на Альву.

– Как это грубо!

– Не обращай внимания, – сказала Альва. – У него, наверное, неприятный вкус во рту.

Спустя несколько минут все высадились на берег. Альва остановилась возле того мужчины и обратилась к нему:

– Прошу вас следить за собой в присутствии моих детей. Не их вина, что вас не все устраивает в вашей жизни.

Рабочий смерил ее взглядом.

– Доллара не найдется?

Альва дала ему монету и указала на всклокоченную грязную бороду.

– Между прочим, это рассадник болезней. Вам нужно побриться. – Она дала ему еще один доллар и поинтересовалась: – Вы умеете читать? Хорошие книги развивают ум и дарят новые возможности.

Мужчина вернул деньги.

– Я проповедь не заказывал.


Вечером состоялся торжественный ужин, на который был приглашен и Уорд Макаллистер, консультировавший Элис по поводу портьер, ковров, предметов искусства и цветов. Элис пригласила все высшее общество за исключением Асторов – у них еще длился траур по умершему в феврале главе семьи Джону Джейкобу III. Зато за столом присутствовали Ван Ален, Элрикс, Белмонт (Перри, не Оливер, который бог знает где пропадал), двое Рузвельтов – включая Лидию (ставшую миссис Гарри Брук), которая сидела возле Уильяма и, насколько Альва могла судить со своего края стола, изо всех сил пыталась его очаровать. Альва была уверена, что тот терпит ее заигрывания только из вежливости.

Сидя рядом с Уордом, Альва задавала ему вопросы об остальных гостях.

– Вон тот джентльмен напротив – один из ваших друзей? Мне он незнаком.

– Да, это мистер Сарджент, портретист. Необыкновенный джентльмен. Меня познакомил с ним мистер Уайлд, писатель, во время моего визита в Лондон. Безупречная репутация. Он ищет новые заказы. Горячо вам его рекомендую.

– Но я уже заказала портреты детей мистеру Чаплину…

– Согласен, прекрасный выбор, – сказал Уорд, хотя тон его голоса свидетельствовал об обратном.

– Он был любимым художником императрицы Евгении.

– Вот как? В таком случае вы проявили безукоризненный вкус.

Альва предпочла Чаплина всем остальным художникам лишь по одной причине: даже сейчас, и в особенности сейчас, в мире не было никого, кем бы она восхищалась в такой же степени, как императрицей Евгенией. Несмотря на мнение, которое та когда-то высказала об Альве и ее сестрах, она преклонялась перед достижениями этой женщины. Императрица Евгения занималась политическими проблемами Второй империи. Она выступала за права женщин. Она горячо любила своего супруга, была его советником, а иногда и регентом. Слова «зависть» недостаточно, чтобы описать чувства Альвы. Ей хотелось занять место Евгении, хотя бы на день. Раз в неделю она надевала ее жемчуг просто из принципа.

– Спасибо, буду иметь мистера Сарджента в виду. А что за очаровательный молодой человек сидит рядом с моей свояченицей? Тоже один из ваших знакомцев?

Юный джентльмен был не старше ее племянника Билла, его щеки, похоже, еще не знали бритвы.

– Это мистер Гарри Лер. Я представлю его вам после ужина. Позволю себе заметить – самый интересный молодой человек из всех, что появлялись под этой крышей за последние годы. Играет на пианино, поет как соловей, обладает отменным чувством юмора…

– Не говоря уже о чувстве стиля, – подхватила Альва.

По сравнению с мистером Лером Билл выглядел как студент (он учился в Йельском университете), который изображает из себя искушенного взрослого. Милый, располагающий, уверенный в себе холеный юноша. Мистер Лер, напротив, казался нервным и скованным. Однако Уорду Альва сказала:

– Он весьма элегантен.

– Да, конечно, – в начале лета я отправил его к своему портному. Следовало отшлифовать этот самородок, чтобы он заиграл по-настоящему. Гарри пережил семейные неурядицы, когда был молод… То есть еще моложе, чем сейчас. Ему всего двадцать! Я для него что-то вроде любимого дядюшки.

– Чем вы еще занимаетесь? Мы так давно с вами не беседовали.

– И правда давно. – На лице мистера Макаллистера появилась печаль. – Это потому, что я вам больше не нужен – вы выпорхнули из гнезда. Как и должно было произойти. Да-да. И мне очень льстит, что вы взлетели выше, чем сумели бы без моей помощи.

– Вы совершенно правы. И я вам бесконечно благо-дарна.

– Вы мой самый дорогой друг, поэтому я открою вам секрет: верьте или нет, я взялся писать мемуары! Даже нашел издателя, так что уже в октябре вы сможете увидеть плоды моих трудов!

– Вы не шутите? Что же, буду ждать с нетерпением. Или мне лучше начать волноваться?

– Ни одному из моих дорогих друзей и подруг не стоит беспокоиться. Мое кредо – конфиденциальность. В книге будут поучительные рассказы без упоминания конкретных лиц. Моя цель – познакомить со светом тех, кто стремится стать его частью. Те же, кому в него попасть не суждено, смогут понаблюдать за ним с восхищением и, возможно, перенять что-то полезное. В результате должна получиться не только развлекательная, но и поучительная книжица – я много пишу об организации мероприятий, о правилах переписки. Я совершил настоящее путешествие в прошлое. – Уорд задумался. – Может, я и кажусь бодрым, но ведь я уже вступил в свою серебряную пору. Однако в маразм пока впадать не собираюсь!

– Уверена, ваша книга будет пользоваться успехом.

– Мой издатель считает так же! Зачастую авторами подобных справочников становятся люди, чьи познания в этой области значительно уступают моим.

Внимание Альвы и мистера Макаллистера привлек звон серебра о хрусталь. За дальним концом стола Корнель поднялся, чтобы произнести речь.

– Вот и подошло к концу очередное лето, подарившее нам столько щедрот Божьих. Наш повар постарался, чтобы вы смогли отведать самые свежие и изобильные дары лета, доставленные сюда прямиком с ферм нашей семьи здесь, в Портсмуте, и на Статен-Айленде, где так искусно управляется мой брат Джордж.

Джордж встал и слегка поклонился. Все зааплодировали.

Корнель продолжил:

– Как вам известно, прошедший год выдался печальным – это был год траура по моему отцу. Нам давно не предоставлялось возможности собрать у себя дома столько старых друзей – и новых знакомых. Поэтому, хотя сезон закончен, дни становятся короче и мы вот-вот вернемся к городским делам и заботам, я предлагаю поднять тост за процветание и дружбу! Пусть у каждого из нас и того, и другого будет в избытке!

– Ура! Ура!

Уорд проговорил Альве вполголоса:

– Человеку с его состоянием на сей счет нечего опасаться. Как, собственно, и вашему супругу.

Она улыбнулась:

– Напомните, когда выходит ваша книга?

– Двадцать первого октября!

– Вы планируете устроить прием по этому поводу?

– Нет, только скромный ужин, не более пятидесяти человек. Приглашения уже печатаются. Надеюсь, у вас получится прийти.

– Я ни за что не пропущу такое событие! – искренне пообещала Альва.

Глава 8

Утром накануне приема у Уорда Альва получила экземпляр его книги и записку, в которой он благодарил ее за дружбу. Книжка была тонкой, но сделанной со вкусом. Переплет из шоколадной кожи с золотым тиснением. На фронтисписе изображен герб Макаллистеров. Внутри на отдельной странице от руки значился номер книги – Альве достался экземпляр под номером 4. Под ним стояла подпись Уорда, столь же цветистая, как и сам автор.

Его «скромное» празднество, сопровождающееся дифирамбами в адрес автора, должно было состояться вечером этого же дня в «Шерри», ресторане, который в последние годы стал весьма популярен в нью-йоркском обществе.

Уильям зашел в салон, держа в руках раскрытую «Таймс».

– Вы читали это?

– Нет, я еще не смотрела сегодня газеты. Пока разбираюсь с корреспонденцией.

Среди писем оказалось одно от Дженни Черчилль, которая среди прочих событий упомянула о визите Оливера Белмонта. По ее словам, он сблизился с Рэндольфом Черчиллем в июне на Королевских скачках и хотел знать все о политике тори. «Виски, сигары и разговоры о политике до самой ночи, – писала Дженни, – Черчилль его просто обожает».

Также она поведала: «Мистер Белмонт сказал, что больше никогда не женится. Разве не печально?» И хотя Альва знала, что по-хорошему должна согласиться с последним утверждением, ее чувства говорили о прямо противоположном.

Уильям положил газету на ее столик.

– Вы не можете пойти на сегодняшний вечер у Макаллистера.

– Конечно, могу!

– Его разгромили в пух и прах. Прочтите это.

Альва начала читать статью, и внутри у нее все похолодело. Рецензия была длинной, со множеством цитат, подобранных так, чтобы Уорд выглядел не только напыщенным, но и попросту нелепым. Высмеивались его цели, его действия – все было превращено в фарс и завершалось следующим аккордом:

«Когда зрелый мужчина делает своей карьерой проведение чаепитий и балов, он становится любопытным субъектом. Первым залогом успеха, как и в любом другом деле, должна стать его внутренняя убежденность в собственной правоте. Мысли о том, что он делает себя посмешищем целой нации, не должны закрадываться в его голову и влиять на приверженность делу. Такая ошибка была бы для него фатальной. Но, как мы видим, в этом опусе нет и намека на подобные догадки. Тот энтузиазм, с каким автор описывает занятия, которые взрослые обычно оставляют своим юным отпрыскам, поистине изумителен».

Слово «изумителен» здесь явно не значило ничего хорошего.

«Написав сию выдающуюся книгу, автор создал любопытный портрет своих современников, поскольку не только раскрыл в ней собственную личность, но и пролил слишком яркий свет на «общество», предводителем которого является».