– Положение? Но она ведь не принцесса.

– Она самая богатая наследница в Америке, а может, и во всем мире. На вашем месте я бы проследила за тем, чтобы Консуэло не использовали сходным образом. Хотя, думаю, она в безопасности, пока Гертруда притягивает всех пиявок к себе.

– Господи, да она вам, кажется, не на шутку надоела.

– Эта девчонка постоянно околачивается в Брейкерсе, и я даже не могу ей это запретить – ведь мистер Хант помог нам перестроить дом в Нью-Йорке, а теперь выполняет заказ Джорджа… Против самого мистера Ханта я ничего не имею. Полагаю, это миссис Хант неправильно воспитала дочь.

– Гертруде нравится проводить с ней время?

– Их водой не разольешь! Я ведь только что вам сказала.

– Тогда я не вижу проблемы. Ханты – весьма уважаемая семья…

– У него столько денег только потому, что он разжился на богатых клиентах.

– А у нас столько денег только потому, что у нашей семьи – монополия на все железные дороги, ведущие на верфи, а также потому, что инвесторы покупают акции Центрального вокзала.

Элис поправила шляпку.

– Мне пора возвращаться. Не могу оставлять Реджи без присмотра надолго.

Альва смотрела ей вслед, чувствуя благодарность за возможность на несколько минут погрузиться в чужие проблемы и забыть о своих собственных.

28 июля 1891 года

Моя милая герцогиня!

Прости, что так давно не отвечала. Этим летом столько всего произошло. Я пишу тебе с «Альвы» – мы сейчас где-то в Атлантике, и я развлекаю себя, рисуя планы будущего особняка в Ньюпорте. Я бы хотела, чтобы он был похож на Малый Трианон в Версале, который Людовик XV собирался подарить своей фаворитке маркизе де Помпадур. К сожалению, она не дожила до завершения строительства. Надеюсь, мне повезет больше.

Мы возвращаемся из Лиссабона, пробыли там целую неделю. Великолепный город, понравился даже детям. У-м уже планирует на октябрь новое путешествие – провести зиму на Средиземном море, в Италии, и вернуться домой в мае. Я хочу посетить знаменитые аукционные дома – в особняке каждая комната будет оформлена в своем стиле (Ренессанс, готика и т. д.), а, как ты знаешь, все самое красивое и настоящее можно найти только в Старом мире.

Вот последние новости: моей соседкой в Ньюпорте была миссис Герман Олрикс – в прошлом известная как мисс Тереза Фэйр. Да-да, наша рыжеволосая дева из Гринбрайера, которую, как мне казалось, мог выбрать Уильям. Она так влюблена в Германа, что я не могу ею не восхищаться.

Сам Герман увлекается спортом и не давал дамам заскучать, постоянно вызывая мужчин на поединки в плаванье, верховой езде и борьбе. Также он утверждает, что акулы-людоеды, созданные воображением Жюля Верна, исключительно в воображении и существуют. Чтобы это доказать, он собрал всех нас: свою жену, молодоженов Элис и Тедди Рузвельт, Оливера Белмонта, семейства Фишей, Геле и еще несколько человек на борту «Хильдегарды», вышел в океан и объявил, что собирается искупаться. «Пусть это станет исчерпывающим доказательством того, что акулы не нападают на людей!» – сказал он, спустился по трапу и нырнул в пучину. Все столпились у борта. Его жена едва не потеряла сознание.

Мужчины начали делать ставки (У-м проголосовал в пользу акул) и поддразнивать Германа, но вдруг над водой показались акульи плавники, и все разом смолкли. Только представь: в милях от берега на пятифутовых волнах колышется яхта, шквалистый ветер закручивает юбки вокруг ног, все страшно напуганы – некоторые из дам отвернулись, уверенные, что ужасной сцены не миновать, но я не отрывала глаз от воды. Я верила, что у него все получится. И у него получилось! Он начал громко барахтаться в воде, как сам Посейдон, и акулы уплыли!

Я не хотела оставлять без ответа твое сообщение о… Когда я села за письмо, то подумала: «Подниму ей настроение новостями об особняке и забавными историями». Возможно, мне это и удалось, но все же я сижу здесь, представляю тебя в этом потрепанном лондонском доме и думаю, как смело с твоей стороны рассказывать правду о своей жизни. Мне кажется, здесь правда давно вышла из моды. Если и была когда-нибудь модной.

Почему некоторые мужчины позволяют себе такое поведение? Мандевиль никогда не был тебя достоин. А Пирпонт Морган? Построил рядом со своим особняком дом для любовницы и безнаказанно к ней наведывается. Миссис Морган вынуждена делать вид, словно никто, включая ее, ничего об этом не знает. И эти мужчины считают, что их не в чем упрекнуть! Почему бы и нет? Их жены привыкли все терпеть. Ведь мы все читали в «Книге идеальной леди», что жизнь Истинной Женщины исчерпывается ее бытовыми делами – домом, детьми – и благотворительностью. Истинная Женщина понимает, что нужды мужчин – иные.

Но я не верю в эту чепуху. Мы закрываем глаза на их поступки, потому что боимся того, что произойдет в противном случае.

Я хочу кое-чем с тобой поделиться.

Много лет назад, после нашего бала 1883 года, ты спросила, есть ли у меня секрет. У меня его не было. То есть не совсем. Но в одной вещи я никому не признавалась. В меня был влюблен один джентльмен. Той ночью я отказала ему и всему положила конец. Мы долго не виделись. Он жил за границей, и наши пути никогда не пересекались. Безусловно, иногда я слышала о нем какие-то новости, из чего могла заключить, что он находится в добром здравии, ведет активную жизнь, но до сих пор не женился и не собирается. Теперь этот человек вернулся, и я довольно часто с ним вижусь. Несмотря на то, что я когда-то сказала ему «нет», сейчас меня влечет к нему не меньше, чем раньше. Это сводит меня с ума.

Я никогда не отвечала на его ухаживания и рада этому, поскольку очевидно, что он сделал, как я просила, и оставил свои чувства ко мне в прошлом. Но, к своей досаде, должна тебе признаться: иногда он мне снится, и эти сны наполнены такой страстью, какой я ни разу не чувствовала наяву. И когда я просыпаюсь, мной овладевает желание, которое только усиливается, если он рядом. Совершенно нелепое состояние для женщины, приближающейся к сорокалетию, и уж тем более недопустимое – для леди. Я пытаюсь себя в этом убедить, но, как ни грустно, ничего не могу с этим поделать. Наверное, боги надо мной потешаются.

Пожалуй, я лучше закончу письмо и отправлю тебе, пока не упала духом окончательно. Мы с тобой два сапога пара, правда?

Альва

Лондон, 12 сентября 1891 года

Альва, моя смелая и честная подруга!

Наверное, я должна оплакивать наши с тобой судьбы, но я смеюсь! Вспомни, как мы были когда-то уверены в себе, убеждены, будто точно знаем, что делаем, и что наши поступки непременно приведут нас к спокойной и благополучной жизни. Как ты думаешь, то было проклятие юности или ее благословение?

Мне очень жаль, что в твоей жизни появилась такая проблема. Конечно, себя мне жаль больше, потому что у тебя хотя бы есть деньги, которые, в случае чего, могут защитить от жизненных штормов. Я же промокну до ниточки.

Не драматизирую ли я? Да, пожалуй, драматизирую. На самом деле я ведь устроилась неплохо – иметь друзей в высших кругах весьма выгодно.

Тебе стоит подумать о том, чтобы завести новых друзей. Или получать побольше пользы от старых.

Когда расписание твоей зимней поездки будет готово, вышли мне экземпляр – подумаем, где сможем повидаться. Хочешь, снова организую тебе прием при дворе? Хотя, с другой стороны, я бы больше хотела провести время с тобой наедине. Приезжай в Тандраги – будем сидеть перед камином и пить глинтвейн, чтобы согреться и забыть о том, что мы больше не упрямые самоуверенные девицы, планирующие выгодно выйти замуж и получать от жизни одни удовольствия.

А пока остаюсь

преданная тебе,

леди Си

Глава 3

Когда Альва с семейством вернулась в Нью-Йорк после того, как они провели зиму в Италии, кучер на пристани встретил их с известием, что неделю назад умер Билл, старший сын Корнеля и Элис. На мгновение все застыли в ужасе. Потом Уильям произнес:

– Как это случилось?

– Брюшной тиф, сэр.

Консуэло расплакалась.

– Тиф? Кто-нибудь еще заболел? – ужаснулась Альва.

– Нет, мэм. Он вернулся из Йеля уже больным.

Уильям недоумевал:

– Но… тиф же лечится. Почему, черт возьми, он умер?

На это у Эрика ответа не было.

– Значит, мы пропустили похороны? – спросила Альва.

– Боюсь, что так.

– Вези нас сразу к брату домой, – приказал Уильям.

В карете Альва села между Вилли и Гарольдом, обняв мальчиков и устремив взгляд на Консуэло, точно это поможет ей защитить своих детей лучше, чем Элис – Билла или маленькую дочь.

Радость от поездки, наполнявшая ее, растворилась в сострадании. Пока она любовалась на старшего сына, как он бежит через Марсово поле и замирает, раскинув от радости руки, перед Эйфелевой башней, Элис умоляла докторов сделать хоть что-нибудь – сбить температуру, уменьшить боль, прекратить рвоту и кровотечение из кишечника, вылечить ее ребенка, ради всего святого! Почему он не поправился? От тифа уже почти никто не умирает – в особенности те, кто имеет возможность получить лучшее лечение! В особенности крепкие молодые люди. В особенности те из них, кто вот-вот должен примкнуть к рядам самых влиятельных людей в мире.

Пока в Тандраги Альва и ее любимая подруга сидели в креслах с подголовниками перед ревущим в камине пламенем, пьянея от смеха и вина, Элис сидела у кровати сына, смотрела на его порозовевшее от лихорадки лицо и думала о том, что, если она потеряет его, как потеряла любимую дочь, у нее больше не будет причин или сил улыбаться.

Корнелю и его жене, которым судьба подарила все блага, какие только можно себе представить, пришлось похоронить уже второго ребенка. Альва не стала бы оскорблять их вопросами, почему же они продолжают верить в Бога, несмотря на то, как он обходится с ними и их детьми. Она бы никогда не поставила под сомнение их веру, однако никак не могла понять, как им удается ее сохранить.