– Боже мой, какая же вы упрямая. – Уильям встал со стула и зашагал по комнате.

– Альва, что вам даст развод? Ни одна уважаемая леди не примет вас в своем доме. Какая жизнь вас ждет? Подумайте, как это отразится на детях… и на моей матери – она слабеет с каждым днем. Вы разозлились, и я это прекрасно понимаю. Но Уильям изменится, – заверил Корнель, делая Уильяму знак сесть. – Он постарается загладить свою вину, и вы заживете как прежде. Вы заявляете, что его предательство вас оскорбляет, хотя вашей собственной любви к нему недостаточно для того, чтобы его простить. Развод при таких обстоятельствах кажется мне совершенно эгоистичным поступком.

Альва смотрела на свои перчатки, которые украшала изящная вышивка Мэри. Корнель прав – она не могла возразить ни на один из его аргументов.

На самом деле у нее не имелось никаких рычагов давления – угроза обличить Уильяма была всего лишь блефом. Если он это поймет, то унизит ее еще больше. А если она проиграет дело о разводе – ей конец.

Насколько проще было бы не продолжать борьбу, а просто сдаться.

Альва могла бы согласиться с доводами Корнеля, забыть обо всем и поселиться отдельно, как в свое время сделала ее подруга. Безусловно, это значило бы, что Уильям снова победил, но что, если именно такую цену она должна заплатить за то, что когда-то, сидя в саду Гринбрайера, согласилась на его предложение?

Какой умной она тогда себе казалась! Какой очаровательной и убедительной. Альва чувствовала себя героиней – ведь она самостоятельно сумела покончить со всеми бедами.

Как же она тогда обманулась. Не обманывает ли она себя и сейчас?

Альва подняла взгляд на Корнеля и произнесла:

– Вы совершенно правы.

– Очень рад это слышать. Уильям, вот видишь, обо всем можно договориться.

С каким самодовольным выражением братья посмотрели друг на друга… Они привыкли, что все происходит именно так, как нужно им! А потому Альва с особенным удовольствием заявила:

– Вы рано обрадовались – я еще не закончила. Я согласна с вашими словами и тем не менее собираюсь разводиться с вашим братом. Давно пора подать пример другим женщинам, иначе мужчины всегда будут обходиться с нами подобным образом.

– Просто невероятно! – прорычал Уильям, снова вставая со стула. – Кажется, вы считаете, что имеете право на все?

– Зачем же, только на уважение.

– Заклинаю – подумайте еще раз, – взмолился Корнель. – Вы должны стать примером христианского всепрощения. Иначе вам придется за все отвечать перед Господом.

– С удовольствием это сделаю, – уверила его Альва и взглянула на Уильяма: – Спрашиваю в последний раз – намерены ли вы поступить как джентльмен и последовать нашему плану?

– Этот план исключительно ваш.

Альва подождала.

Уильям сухо сказал:

– Как я вам всегда говорил – я человек чести. Поэтому сделаю все необходимое.

– Мудрое решение, – одобрила Альва. – Можете поставить в известность герцогиню – она будет рада узнать, что ее письмо возымело должный эффект.

Выйдя из номера, она закрыла за собой дверь, остановилась в коридоре и подняла глаза к потолку.

Победа!

Еще важнее то, что эту победу одержал не Уильям.

Недавно она посетила лекцию, где Виктория Вудхалл доказывала, что Бог – женского пола. Сегодня Альва впервые подумала, что это вполне может быть правдой.

Глава 7

Лондон в августе – не самое гостеприимное место. Солнце скрылось за пеленой облаков, и все окутала дымка какого-то тусклого безразличия. Альва надеялась, что за городом, в коттедже, который она сняла под Марлоу, все будет иначе. Она сняла его импульсивно, чтобы не ожидать в Ньюпорте последствий того спектакля, который должен разыграть Уильям. В Ньюпорте ей придется повидаться с Элис и в очередной раз выслушать то, что ей уже успел сообщить Корнель относительно вечных мук. Либо же, если Элис еще не в курсе дела, придется притворяться, что ничего не произошло. Лучше провести остаток лета на берегах Темзы, где к ним присоединятся Люси Джей с дочерьми. Вилли и его гувернер тоже должны были скоро подъехать.

Но сперва они уделят время леди Паже. Одна из придворных фавориток Берти, урожденная Минни Стивенс, она дружила с Альвой в начале семидесятых, прежде чем выйти замуж за сына английского лорда. Теперь она превратилась в проницательную и бойкую на язык леди, чьи суждения высоко ценились в обществе. Она не только познакомит Альву с леди Альбертой и ее сыном, герцогом, но и проследит за тем, чтобы Консуэло была, как она написала в письме, «полностью подготовлена» для лондонского света и, независимо от намерений юного герцога, производила должное впечатление на любого джентльмена и на общество в целом.

Альва приехала с дочерью в особняк леди Паже на Белгрейв-сквер. Дальше по улице раскинулись сады Букингемского дворца.

– Она довольно хорошенькая, – вынесла свой вердикт леди Паже. – Но выглядит чересчур невинно для местной публики. К званому ужину в четверг обязательно выберите платье из сатина. Все должны полюбоваться этой молочной кожей. Перчатки выше локтя. На шею – ленту.

Она рассматривала Консуэло так, словно та была манекеном.

– Сатин? У нее нет ничего из сатина. Придется нанять портниху… прямо сегодня, – забеспокоилась Альва.

– Так и сделайте. Он не сможет устоять перед такой изысканностью.

Говоря «он», леди Паже подразумевала Чарльза Спенсера-Черчилля, герцога. На ужине будут присутствовать также мать юного герцога и его тетка Дженни со своим сыном Уинстоном, который приехал на побывку из Королевского военного училища. Дженни как-то писала, что Уинстон «решительно одержим» службой в кавалерии – в своей прежней школе он учился неважно и теперь хотел исправиться и чего-нибудь достичь. Двумя годами ранее он едва не погиб после падения с моста, поэтому Альву обрадовала весть, что он не сдается. Тем не менее она надеялась, что Дженни не прочит Уинстона или его младшего брата в мужья Консуэло – все ставки были на герцога.

Пока Альва беседовала с леди Паже, взгляд Консуэло был направлен в никуда.

– Кажется, ты устала от нашей болтовни, – заметила Альва. – Может, выпьешь с нами чаю? – Консуэло помотала головой. – Ладно, пусть тогда слуга леди Паже отправит тебя в отель. Повторите с мисс Харпер историю и географию Англии. Я знаю, что ты все выучила, но лучше освежить знания, тогда за ужином ты будешь чувствовать себя увереннее.

Когда Консуэло ушла, Альва расспросила леди Паже о герцоге. Та сообщила, что ему двадцать три года, но выглядит он моложе – светловолос и внешне еще совсем мальчик. Родился в Индии, его отец там служил. Два года назад отец умер, и титул перешел Чарльзу. Образование он получил в Тринити-колледже.

– У него нет каких-то особых интересов, – отметила леди Паже.

– Тем лучше – принц Франц Иосиф был слишком напористым.

– Но, возможно, именно ваша дочь пробудит в нем интерес, – подмигнула Альве леди Паже. – Мы должны ее к этому поощрить.

– Прошу вас. Речь идет о моей дочери.

– Но это работает. Проверено вашей покорной слугой, а также нашей герцогиней и леди Черчилль. Кстати, а почему вы не вышли замуж за аристократа?

– Не было денег.

– Ах, да – об этом легко забыть, зная о вашем теперешнем состоянии.

Леди Паже также поведала, что Бленхейм, поместье герцога, было именно таким, каким описала его леди Лансдаун.

– На деньги его мачехи в замок провели электричество и отопление – настоящее чудо, там теперь вполне можно жить. Само здание занимает около семи акров. Тонны камня. Очень впечатляет. Рядом расположен очаровательный городок Вудсток, прямо-таки кладезь истории.

– Консуэло это понравится.

– А кому бы не понравилось? Пусть Санни[58] – мы так зовем герцога – сам ей обо всем расскажет.

– У него и вправду солнечный характер?

– От слова «Сандерленд». Он – граф Сандерленд. Что же до характера – я не могу припомнить, чтобы хоть раз видела на его лице улыбку.


В назначенный вечер Консуэло, в специально подобранных платье и украшениях, посадили между юным герцогом и его кузеном. Насколько могла судить Альва, дочери приносило удовольствие их общество во время ужина и после. Спустя несколько бокалов вина, Альва сказала леди Паже: «Посмотрите, как Санни освещает мою девочку», отчего та прыснула со смеху.

Консуэло прекрасно знала, ради чего их познакомили, но, похоже, вскоре забыла об этом и просто наслаждалась вечером.

Следующие несколько месяцев будут непростыми. Консуэло особенно расстроится из-за слухов и развода. Она боготворила отца – что вполне естественно. В ее глазах он был королем, всегда любил ее, всегда оставался «золотым мальчиком», каким прослыл в юности. Однако этим вечером она упивалась вниманием двух интересных молодых людей и наконец-то могла отведать вкус взрослой жизни. Альва не сомневалась – с возрастом ее дочь станет еще привлекательнее и увереннее в себе. И ее брак будет не просто выгодным – она выйдет за человека, которого полюбит. У Консуэло будет все, чего была лишена ее мать.

– Кажется, получилось, – поздравила Альву леди Паже. – Представляю, как вы рады. У вас впереди чудесная жизнь!

– Вы так думаете? – осведомилась Альва.

Первыми о скандале написали в «Уорлд». Уильяма К. Вандербильта неоднократно видели в Париже в компании мисс Нелли Нойстреттер, хорошенькой американки лет тридцати. Детективы со рвением, достойным лучшего применения, вынюхивали все подробности: объект неприкрытой симпатии мистера Вандербильта оказалась родом из Сан-Франциско, а в Европу приехала отдохнуть. Она жила в престижных апартаментах, и ее прислуга носила ливрею Вандербильтов.

Первый репортер настиг Альву, когда она выходила из своего дома на Пятой авеню, где пока продолжала жить – исключительно ради соблюдения приличий. Дом больше не производил на нее былого впечатления. Она бродила по нему, подобно призраку мистера Стюарта, и недоумевала, как некогда великолепная жизнь в мгновение ока может стать одним лишь воспоминанием.