– Миссис Вандербильт, – обратился к ней репортер, – что вы думаете о происходящем между мисс Нойстреттер и вашим мужем?

– Я вне себя от ярости, – сказала Альва, не кривя душой. – Ему должно быть стыдно. Вам так не кажется?

Репортер снял шляпу.

– Согласен, мэм.

– Чтобы защитить честь своих детей и свою собственную, я не стану терпеть это оскорбление. Разрешаю вам это процитировать.

Теперь можно было двигаться дальше.

Она встретилась со своим юристом, мистером Джозефом Чоутом, и продемонстрировала ему все доказательства измены – «Уорлд» и еще три газеты с подобными репортажами, а также телеграмму от Уильяма: «Сожалею, но вынужден подтвердить слухи». Кроме того, она подготовила документ, в котором перечислила условия развода, на которые Уильям ранее дал согласие: она получит два миллиона долларов, права на всех троих детей, а также по сто тысяч долларов на содержание каждого ребенка ежегодно – по достижении совершеннолетия они продолжат получать эти деньги самостоятельно. Из дома на Пятой авеню она переедет в новую, более подходящую для новой жизни городскую резиденцию на Восточной Семьдесят второй улице.

Альва передала все документы мистеру Чоуту, высокому господину с густой седеющей шевелюрой и нафабренными усами.

– Как вы думаете, этого для судьи будет достаточно? – спросила она.

Адвокат просмотрел бумаги.

– Да, безусловно. Столь же безусловно, как ваше право чувствовать обиду. Тем не менее считаю своей обязанностью указать вам, миссис Вандербильт, что ваши действия могут стать медвежьей услугой для представителей вашего класса. Поэтому рекомендую вам не прибегать к услугам суда.

– Что вы имеете в виду?

Он откинулся на спинку кресла, раскурил трубку и произнес:

– Если взглянуть на высшее общество как на отрез полотна, то каждый из членов общества – нить этой материи. Одна из причин, которая делает ткань прочной и способной всех защитить, – это то, что власть и деньги находятся в руках идеально подходящих для этого людей. Ваш муж – из их числа. Мужчины заботятся о благополучии своих семей и таким образом служат общественной гармонии – другими словами, создают накидку, которая всех укрывает, защищает и согревает. Если вы дадите ход делу, то уменьшите средства мистера Вандербильта, и материя ослабнет. Ваш пример посеет в головах других леди мысль о том, что они тоже могут обратиться в суд со своими претензиями – это приведет к дальнейшему разделению средств и еще большему истончению материи. Накидка, которая надежно всех укрывала, превратится в побитую молью ветошь. Помимо этого, дамы не способны распоряжаться средствами. Любое хозяйство – это череда капиталовложений. Деньги, которые достанутся вам и другим леди, непременно окажутся растраченными впустую, материя нашего общества придет в полную негодность, вы лишитесь всего и не сможете позаботиться ни о себе, ни о своих детях, ни о домах. Уверен, вы достаточно разумны, чтобы понять, к чему это может привести.

– Ваши опасения достойны восхищения. Безусловно, я не хочу стать творцом собственного крушения.

Мистер Чоут довольно кивнул:

– Значит, вы поняли, что я хочу сказать.

– Да, поняла, даже слишком хорошо. Ваша теория весьма занимательна. Но проблема любой теории в том, что никогда нельзя с уверенностью судить, верна ли она или нет, не опробовав ее опытным путем. Что, если вы правы, и когда я добьюсь своего, эта «накидка нравственности» действительно разойдется на нити, и многим из нас придется столкнуться с самыми неприятными сторонами жизни? Мне лично очень любопытно это узнать. Поэтому прошу вас дать делу ход и присылать дальнейшие сообщения и вопросы мне на Семьдесят вторую улицу.

– Но мадам…

– Может, мне стоит поискать другого юриста, которому теории не помешают выполнять работу, за которую ему платят?

– Прошу вас, прислушайтесь к моим словам – это не игра. Допустим, вы решили потешить свое самолюбие. Но неужели вы хотите, чтобы и другие дамы разрушили свои семьи?

– Я хочу, чтобы джентльмены перестали вызывать в своих женах желание с ними развестись! Возможно, наши уважаемые друзья усвоят этот урок, когда один из «великих мужей» лишится кругленькой суммы.


Альва вернулась в свой дом 660 на Пятой авеню, и полчаса спустя к ней приехали Элис и мисс Вандербильт, которая сильно похудела, побледнела и как-то съежилась со времени их последней встречи.

Она взяла Альву за руку.

– Уильям это сделал, не подумав. Он всегда был немного импульсивным, не таким серьезным, как Корнель. Такова уж его природа.

Альва помогла ей устроиться в кресле.

– При всем уважении – я прожила с Уильямом двадцать лет. Если учесть время, которое он провел во время учебы в школе, я с ним жила дольше, чем вы, и совершенно точно знаю, какой у него характер. Мне жаль доставлять вам неудобства, но вы должны понимать, насколько мой поступок необходим и правилен.

Элис присела рядом со свекровью и произнесла:

– Боюсь, вы сами себя обманываете. Мы, как и все остальные, сейчас видим в вас лишь озлобленную несчастную женщину, которая от обиды клацает зубами.

– Я не чувствую злобы – только гнев, и этот гнев оправдан. Уильям ранил мою гордость, дурно обошелся со мной, предал и унизил меня. Я этого не заслужила.

– Ну вот, совершенно очевидно – вы злитесь, – пожурила Элис.

Миссис Вандербильт добавила:

– Он не хотел вас обидеть, вы и сами это знаете. Эта парижанка ничего для него не значит, он просто позволил себе развлечься.

– И это освобождает его от ответственности? – Альва обратилась к Элис: – Неужели наши сыновья должны равняться на подобное поведение?

– Прощать – угодно Господу, – заявила Элис.

– В таком случае Уильям может получить прощение непосредственно от Господа Бога, – парировала Альва, присев напротив гостий. – Я не хочу бросать слов на ветер. Вы должны понять – если мужчины не станут отвечать за свои ошибки, они никогда не изменятся. В этом просто не будет нужды.

– Не уверена, что они вообще могут измениться, – возразила Элис. – Это ведь в их природе…

– У Корнеля есть любовницы?

– Конечно, нет! Он не из таких мужчин.

Альва обратилась к миссис Вандербильт:

– А вам доводилось испытать подобное унижение?

Миссис Вандербильт покачала головой.

– Так, значит, это не в их природе. Просто некоторые из мужчин делают такой выбор. И вы не представляете, как это больно.

– Мне неудобно об этом говорить, – начала Элис, – но… возможно, будь вы лучшей женой, он бы не сбился с пути.

Альва сжала кулаки. Вот теперь она разозлилась по-настоящему.

– Неужели фамилия Вандербильт лишила вас умения различать хорошее и плохое? – Она ударила кулаком по столу. – Пострадавшая сторона здесь – я!

Элис поднялась:

– Идемте, матушка Ви. Мы понапрасну тратим время.

Миссис Вандербильт встала с трудом. Альва подошла к ней и взяла за руки.

– Вы всегда были доброй и разумной женщиной. Вы должны войти в мое положение.

Элис потянула миссис Вандербильт за руку и оттащила от Альвы в сторону дверей. Миссис Вандербильт, лицо которой было печальным и расстроенным, ничего не ответила, однако и не оказала сопротивления Элис.

– Альва, я не представляю, что станет с вашей душой, – произнесла Элис. – Гнев Господа праведен и страшен.

– А вы чем его заслужили?

– Прошу прощения?

– Вы говорите о гневе Бога – за какие такие страшные грехи этот гнев обрушился на ваших невинных детей?

Слушая, что говорит, Альва поняла, что зашла слишком далеко. Выражение лица Элис это только подтвердило.

– Прошу прощения, я не хотела… Я знаю, что вы не виноваты…

– Вы недостойны называться леди, – холодно сказала Элис, остановившись в дверях. – Я всегда это знала, просто надеялась, что ошибаюсь. Да простит вас Господь.


Однажды вечером, как раз перед возвращением Вилли в школу Святого Марка – начинался осенний семестр, – приехал Уильям. Вероятно, он прибыл из Парижа. Альва не спрашивала, а он ничего не написал об этом в телеграмме.

Когда он прибыл, Альва и Консуэло находились в домашней библиотеке. Консуэло, которая не поверила словам Альвы, когда та сообщила ей и Вилли о поступке отца, тут же вскочила с кресла.

– Папа! Как хорошо, что ты вернулся!

Уильям обнял дочь.

– Вот она – услада для утомленных глаз.

– Правильно говорить – для усталых глаз. Но твои глаза вовсе не утомленные и не усталые. И я рада, что тебе приятно меня видеть.

Он рассмеялся.

– Хорошо, хорошо, теперь буду говорить правильно. Скажи, – сказал он, выпуская ее из объятий, – твои братья дома? У меня вечером еще много дел, поэтому я ненадолго.

– Но ты ведь только приехал!

– Они дома, – вмешалась Альва. – Сделаем это сейчас?

Уильям кивнул. Она позвала мальчиков.

– Что вы хотите сделать? – недоуменно спросила Консуэло.

– Проведем маленькое семейное собрание, – пояснил ей Уильям.

Мальчики прибежали сверху, тоже радуясь встрече с отцом. Если бы Альва могла хоть на минуту забыть о том, что пишут в газетах, о признании Консуэло и о своей обиде, эта сцена показалась бы ей по-настоящему трогательной. Последний раз они собирались впятером на прошлое Рождество.

Поздоровавшись с сыновьями, Уильям сказал:

– А теперь сядьте, пожалуйста. – И повернулся к Альве: – Вам слово.

– Вы считаете, это должна сделать я?

– Вы же все затеяли.

Он и дети выжидающе смотрели на нее.

– Ладно. Тогда я не стану заходить издалека. В силу некоторого… инцидента, который невозможно разрешить иначе, мы с вашим отцом решили развестись. Вы останетесь со мной, но мы переедем. Я выбрала нам дом к востоку от парка. Совсем недалеко.

Старшие потрясенно молчали. А Гарольд спросил:

– А что значит «развестись»?

Альва ответила:

– Это значит, что мы больше не будем женаты. Мы станем жить отдельно.