Но не успела я договорить, как, вдруг, откуда-то из темноты мою голову сзади обхватила его горячая ладонь и осторожно, но быстро приблизила к его лицу. И не успела я понять, что происходит, отчего так блестят его темные, почти черные от полумрака, глаза, как его большие пухлые губы слились с моими.

– Прости, это был единственный способ тебя заткнуть, – озорно блеснули в темноте его большие красивые глаза, а затем он их крепко закрыл.

Да что он себе позволяет! От неожиданности, негодования и шока, я моментально прекратила сопротивляться. Его нежные, как ванильный маршмеллоу, губы, сладкие и обжигающе горячие, имели вкус бананового шоколада, которым он еще недавно наслаждался в своей ванной. Возможно, из-за этого наш поцелуй и длился так долго. Мне в тот момент очень хотелось чего-нибудь сладенького…

– Вот так! Чудо-фонарик! Всегда работает! Посмотрим! – пробурчала директриса с улицы, что-то негромко щелкнуло.

На стене вспыхнул огромный яркий круг света, всего пару сантиметрами выше макушки моей растрепанной головы, которую широкая ладонь Леона вовремя еле успела быстро прижать к своей груди. Парень снова оказался прав, если бы секундами назад я вскочила с его груди и понеслась закрывать балконную дверь, меня бы непременно заметили, взъерошенную и полуголую. Но, благодаря чуткой женской интуиции Лео и тому, что парень отлично целуется, нас снова пронесло…

– Опять эти немытые смертные! Пес их подери! – устало и раздраженно проголосил кот. Он задрал свою заднюю лапу вертикально вверх – традиционная для всех кошек поза «Хоба!», и принялся ее усиленно нализывать, притворяясь обычным котом. Горгулья в это время быстрехонько нырнула в каменную стену прямо вместе с пустым тазом и тихими ругательствами.

Следующие несколько мгновений я ничего не слышала, кроме гулких и быстрых ударов огромного мощного сердца Леона. Обладая острым слухом Дина, надо признаться, я едва не оглохла.

– Да где же эта неуравновешенная студентка? – причитала Мадам Буффало. – Неужели снова сбежала? Проклятье! Там же ничего нет, кроме обычного жирного кота… кстати, как же он туда попал? Фу… ну и бардак же! Ой! Что вы творите?

Яркий круг от фонаря, вдруг, затрясся и запрыгал, как ужаленный, из стороны в сторону. Это директриса академии перехватила инициативу в свои толстенькие крючкообразные пальчики и попыталась влезть на подоконник, чтобы лучше разглядеть содержимое комнаты. Но ничего не вышло. Мне показалось, или Майор отвесил ей затрещину?

– Р-р-а-х! Прекр-ратите! Пока я вас нова не укусил! – прорычал последний. судя по глухим сдавленным хрипам директрисы, ее компаньон схватил ее за шиворот и стащил с подоконника. – Феоклина! Что тут происходит?! Вы что, не видите, что это не обычный кот? Посмотрите на его размеры и окрас? Это же домовой!

Мот тут же опустил свою лапу вниз, сменив позу «Хоба!» со скоростью «Вжух!», и мордой «Отвалите!» уставился на окно. Где-то совсем недалеко играла быстрая современная музыка, танцевальный ремикс с отчетливыми ритмичными басами.

– Чему вас только обучали на нашем факультете…? – прокряхтел Балдсон.

– …голых! – пискнула директорша. – Факультет троллей – это факультет голых! – тут она поняла, видимо по удивленным глазам Майора, что сделала непростительную ошибку и попыталась исправиться, вспоминая неофициальное название факультета. Оно было явно связано с одеждой и, как она смутно помнила, заканчивалось на «ых». – Ой, то есть, косых… тупых…

– Босых! – рявкнул Майор, я представляла его всего красного и с пеной у рта от злости. – Вы только что меня лично оскорбили, Фекла!

– Феоклина! – зло пискнула ректорша. – А еще лучше Профессор Буфф…

– Профессор Пуфф! – передразнил ее Балдсон. – Что-то уж очень смутно вы помните свой родной факультет троллей, дорогуша. Что же вы там изучали? Поди приворотное зелье варили и глазки кентаврам строили?

– На что ты намекаешь, Билли? – тявкнула Феоклина, почти переходя на ультразвук от переполнявшего негодования. Уж что-то, а устройство современного мира она не только отлично знала, но и поняла. – Феи… или как они там называются… высшие…

– Проклятые и преданные! – помог Балдсон.

– Во-во! Самые! Бессмертные и всесильные, они правят нашим миром, – в сердцах продолжала директриса, – они знают все секреты магии, вызывают джиннов и других духов, чтобы те исполнили их волю. Они помыкают нами, троллями, как хотят, заставляя делать за них всю грязную и рутинную работу – варить им зелья, чистить их дворцы, бегать на побегушках. Так что же нам остается? Только, в свою очередь, управлять жалкими, совершенно не владеющими магией, смертными! О, да, они, как никто другой нуждаются в управлении!

– Не отходите от темы, Фекла! – строго предупредил Майор.

– Феоклина! Профессор…ох! Да в топку все! – устало прохрипела директриса, скрипя зубами, и начала череду своих горьких жалоб вперемешку с крепкими ругательствами. – У меня даже нет ключей от этого проклятого номера, хотя я – законная ректорша этой земной академии. Время от времени в номере появляются постояльцы, чьих имён я даже не знаю. Тут всем заведует во-о-он тот жирнющий домовой! Но сколько бы я не пыталась, сколько бы я не просила, он ничего мне не говорит! Притворяется обычной глухой кошкой. В ответ сплошное Мур да Фыр! Котяра знает хозяина замка в лицо! Словно они вместе Вискас трескают! И меня не приглашают! Каждый вечер я ставлю этому проклятому коту миску с молоком, и каждый раз она не тронута! А сегодня – опрокинута и разбита!

– Ой! Это я нечаянно… хвостом! – виновато буркнул Билли.

– Жаль! Как жаль! – разочарованно вздохнула директриса, – я надеялась, что этот усатый хоть раз лакнул оттуда, прежде чем туда задницей сесть! Я использовала на него весь гоблинский порошок! Один глоток из миски навсегда бы превратил его в обычного полстозадого кота!

Между тем один клубный ремикс, доносившийся из ночной темноты, быстро сменился другим, более резким, стремительным и, что было особенно заметно, громким.

– Что?! О чем это она? – переспросила я шепотом, совершенно позабыв о Леоне и глядя, как растерянный домовой зализывает с помощью лапы шишку на своем затылке. – Так домовых делают из котов?!

– Тихо ты! – прошептал мне на ухо Леон, эффект был такой, словно он туда закричал – я поморщилась.

– Это котов делают из домовых! – отозвался Мот весьма сварливым голосом. – Вот хвостом чуял, что эта ведьма меня сморить хочет! Если бы я налакался этой дряни, то навсегда бы превратился в обычную домашнюю кошку! Любого домового с помощью заклятья можно превратить в кота, но не любого кота – обратно в домового!

– Кисонька! Т-с-с! Не нервничай! – засюсюкал Леон, услышав возмущенное мурлыканье в темноте. Его ловкая большая ладонь метнулась к коту, сидящему на кровати – домовой замер на месте, просто опешив от возмущения. Не смотря на горящие зеленые глаза Мота и гневно-трясущиеся усы, длинные пальцы Лео быстро потянулись и, застав кота в врасплох, принялись легко чесать его под горлышком. – Не бойся! Мы тебя в обиду не дадим!

Мот хотел было сопротивляться и вредничать, но отчего-то быстро передумал и сладко громко заурчал, как обычный домашний котейка.

Что? Успокоить беспокойного домового оказалось вот так просто? Кажется, Леону удалось превратить Мота в обычного кота без всякого гоблинского порошка.

Странное дело происходило с клубной музыкой на заднем фоне – она становилась все громче и агрессивнее. И если десять минут назад непрошенные гости на моем балконе переговаривались почти шепотом, то теперь они использовали полный голос, чуть ли не перекрикивая шумные басы.

И, что самое ужасное, вместо электронного голоса в проигрышах то и дело слышались чьи-то вопли, стоны и даже крики о помощи.

На заднем фоне отчётливо запела голосистая солистка смодулированным томным голосом:

Снова он пропал куда-то?

Отчего же? Почему?

А тому ли я дала-то?

Видно, снова не тому!

Откуда-то издалека ветер принес негромкое и хриплое:

– Помоги-и-ите! Ай! Не на-адо! Пожалуйста!!

– Ой! Что это сейчас было? – растерянно спросил Балдсон.

– Это… эмм… просто слова песни, – быстро пробормотала Феоклина.

– Ветер с вечеринки донес! Очень модно и молодежно!

– Но не в рифму же! – возмутился Билли, ударяя кулаком по чему-то твердому, вероятно, по подоконнику.

– Итак! Хм… я давно хотела поговорить с вами о вашем чудесном мальчике, – попыталась перевести тему директриса. – О Доминике!

На ее счастье, музыка стала громче и совсем заглушила чьи-то отчаянные крики о помощи. Теперь ночную тишину разрывал новый ремикс, так что от низких басов ритмично затряслись стекла во всех окнах нашего здания.

– А что с моим племянником? Что с Микки? – серьезно спросил Майор. Он, вероятно ожидал полного отчета, как на работе от следователей.

– О, он очень милый и способный мальчик, – сладко запела директриса, этажом ниже, словно в «подтверждение» ее слов раздался звук битого стекла, и резкий голос Доминика, ругающего неуклюжего Тэдди на чем свет стоит. Феоклина невольно замялась, но набрала в лёгкие побольше воздуха и решительно продолжила. – Он очень эм… общительный и вежливый…

– Тэдди, ушлепок ты жирный, смотри, куда прешь! Глаз на жопу натяну!

– … у Доминика много друзей, – продолжала, как ни в чем не бывало директриса, – все девчонки от него без ума и…

– Ах ты хам! Нахал! Вон с моего балкона! Козел! Извращенец! – донеслись истошные ультразвуковые девичьи крики снизу, сопровождаемые метанием предметов различной тяжести и парой звучных пощёчин. – Вали отсюда!

–… у вашего Доминика все чудненько, – подытожила директриса и вкрадчиво добавила, – за небольшим исключением. Ему не очень хорошо даётся математика и экономика…

– Так точно! – вмешался Балдсон, сразу по-военному четко обозначив настоящую причину. – Математика его просто завалила, а экономичка не дала списать! Ничего, мой пацан передаст все!