Глава 11

ПереГнев

Я же, вновь проявив выдержку и дождавшись окончания рабочего дня (благо Наставник тоже придерживался концепции: делу время, а потехе час и не стал меня задерживать), спешно направился в кафе, для того, чтобы заказать столик. Ведь во время спонтанной встречи с Лизой, мне пришлось несколько преувеличить готовность моего заказа в кафе. И поэтому мне требовалось поспешить, дабы не оказаться не у дел. К моему облегчению кафе было практически пустым: в принципе, время ещё не способствовало его загруженности. Только за одним столиком восседал одинокий посетитель, который, впрочем, меня не волновал. Я было решительно направил свой шаг к стойке администратора, когда услышал в свой адрес до боли знакомый голос.

– Ай-ай, как не хорошо забывать старых друзей, – повернувшись в мою сторону, заговорил со мной одинокий посетитель. От неожиданности и смутного предчувствия, я замер на месте. Да что я, во мне всё остановилось. Этот голос, разве его можно с кем-то перепутать. И если внешность претерпевает изменения, то голос, – это твоя вечная данность, тот пространственно-временной определитель, служащий для твоей идентификации: он несёт в себе ни с чем не сравнимые индивидуальные черты. Что же касается его внешнего вида – то может он и взял человеческую оболочку, но для меня выглядел так же, как и на небесах.

– Чего встал, как вкопанный. Подойди, поздоровайся со старым другом, – ухмыляясь, продолжил Денница, а это, без сомнения, был он.

«Но что он здесь делает, и что ему нужно?», – пробежали в голове моей мысли, но времени соображать не было, и я, подойдя к нему, ответил, – Вы меня застали врасплох. Честно сказать – не ожидал.

– Ну, со мной только честно и надо разговаривать. Ты же знаешь. Да что ты стоишь. Присаживайся, поговорим. Я тут и столик для нас заказал. – Расплывшись в улыбке, заговорил он.

– Я бы с удовольствием, но у меня тут встреча вот-вот должна состояться, – сказал я, думая про себя: «Чёрт, надо же было принести его сюда. Теперь надо будет срочно перенести место встречи, и ещё как-то Лизе это объяснить».

– Ты там случайно не меня припоминаешь, а то что-то вид твой больно потерянный, – с издевкой спросил Денница.

– Да нет, просто всё так не вовремя.

– Не беспокойся. Поговорить со мной, да, пожалуй, и с Годом, всегда вовремя. А насчёт своей встречи, ты не беспокойся. Она немного задержится – как раз нам хватит времени поговорить.

Меня эти его предположения вовсе не обрадовали, и я было хотел задать ему наводящие вопросы, но мне позвонила Лиза и сообщила, что её вызвала Любовь, и в связи с этим она немного задержится.

– Надеюсь, подождёшь? – закончила она вкрадчивым голосом.

– Конечно, можешь не сомневаться, – потерянно ответил я.

– Вот видишь, всё выходит, как я говорю. А то вы все склоняетесь к тому, что я сею семена сомнения вокруг себя. Давай, присаживайся. – Сказал Денница и, заявив, – Чувствуй себя, как дома, – закатился своим дьявольским смехом.

Что ж, мне ничего другого не оставалось делать, как присоединиться к нему. Денница же, подняв руку и, как это делают в старых фильмах, щёлкнув пальцами, закричал: «Официант!!!». Что в свою очередь заставило меня, поежившись, вжаться в стул. Официант и без этого жеста странного посетителя собирался подойти к нашему столу, что собственно им и было проделано. Денница же, взяв предложенное меню, начал усердно изучать его. Потратив несколько минут на это, он отложил его и заказал стакан томатного сока, сообщив мне, что предпочитает общаться голодным. Увидев же, что я даже не притронулся к меню, он разразился тирадой.

– Ну а ты, я вижу, тоже не голоден, или может встреча со мной не способствует аппетиту. Что скажешь? – вновь засмеялся он.

– Я, оставлю себя на потом. Если вы не забыли, у меня здесь назначена встреча. Но, впрочем, принесите мне чашку чаю, – обращаясь к официанту, сказал я, который, получив столь скудный заказ, с недовольным видом удалился.

– Да, да. Всё верно. А ты, я смотрю, зря время не теряешь и придерживаешься моих рекомендаций, – сказал Денница.

– Вы это о чём? – растерянно спросил я.

– Но как же… Разве Лиза не вписывается в наш план? – с издевкой ответил он.

– Да мы просто вместе работаем.

– А я разве против? Вот и работайте, – невинно ответил Денница.

Как раз, в это время нам принесли наш заказ. При этом официант выразил всё своё недовольство, вместив его в выражение: «Ваш, заказ». Но разве чуткий слух Денницы, да и любого смертного, не уловит тот посыл официанта, который он отправил нам. Но Денница и ухом не повёл и было собрался сделать глоток из стакана, но почему-то отказался от своего намерения и, поморщившись, отставил его от себя. С чем он посмотрел вслед официанту, и так сказал, как только умел он один:

– Какая-то консистенция странная у этого сока, я так и чувствую человеческую примесь в нём.

Затем, как ни в чём не бывало, повернулся ко мне и, предложив не трогать чай ввиду того, что обслуживающий персонал слишком усердствует в своём рвении, и что только после мер профилактического характера, можно будет здесь хоть что-то пробовать. Не знаю, что он там почувствовал… Быть может, официант, посчитав, что только за зря тратит на нас время, и что при его мизерной зарплате, он тут вовсе не обязан корячиться, а от этих типов, как видно, чаевыми не разживёшься, тем самым решил вылить всю свою злобу в стакан сока, как это требует делать профсоюз официантов.

Что сказать? «Безумству храбрых поём мы песню». Но если бы знал официант, что знаю я, то он вряд ли предпочел бы быть не безумным. И зная о том, чем ему может вылиться этот поступок, холодная дрожь пронизывает меня. Хотя не каждый может похвастаться тем, что ему удалось плюнуть самому дьяволу в лицо, и что тот проглотил и даже не подавился. Так что, никто не застрахован от проявления человечности. И может в этом-то и есть угроза для той части небес, видящих в человеке угрозу для себя, и поэтому старающихся противодействовать влиянию человека на Года. Что же касается официанта, то возможно, у него ещё есть шанс, если кто-то не захочет огласки. Правда, зная человеческую натуру, пожалуй, скажу – у него нет шанса.

– Ну что, как тебе здесь? Как встретил тебя здешний мир? – продолжил Денница.

– Как вы и говорили, меня встретили, согласно вашему предположению. Только тщеславие нынче всё больше выставляет вперёд своё мнимое безразличие. И мир всё больше принимает безличие. Ему больше не требуются личности, анонимность – вот на сегодня, главный двигатель прогресса. А ведь мир имеет значение только лишь до тех пор, пока он ассоциируется с личностью.

– Хм… Смотрю, ты уже набрался понятий от него, от этого мира человека. Ну, да ладно. Лучше скажи, как сам-то, как обосновался?

– Да, вроде бы всё хорошо.

– И сразу же решил броситься в крайности.

– Вы это о чём? – недоуменно спросил я.

– Да я ничего не имею против! – усмехнулся Денница. – На то ты и прибыл сюда, чтобы опытным путём разобраться со всеми местными реалиями. Вот только меня всегда удивляла эта человеческая черта. Вот он всё стремится сюда попасть, в этот новый для него мир, а попав, сразу же ищет способы уйти от реальности. И благо на этой ниве, он, как никто в мире, преуспел. Чего только он не придумал для того, чтобы мир виделся им не таким, какой он есть на самом деле. И ты, как человек, что сделал в первую очередь на ниве познания? Конечно же, бросился в крайность и пошёл исследовать действие тонизирующих средств. Выходит, человеку сначала нужно пасть, а уж потом пробовать подняться. Видимость дна создаёт человеку опору его жизни, без этого он не так крепко стоит на ногах, ему нужно видеть свою основу. Так, что ли? – спросил меня Денница.

– Я думаю, в этом есть своё зрелое зерно, – сказал я и после паузы добавил, – А вы, я смотрю, моралист.

– Ха-ха, – засмеялся Денница, а ведь это, наверное, и так. А как мне не быть им, раз мне приходиться разбирать такого рода дела. Здесь поневоле приходиться быть в курсе современных тенденций в области нравственности, которые хоть и определяются сверху, но пока эти директивы доходят до человека, то подвергаются весьма большим изменениям в своём трактовании. Вот тут-то мне и приходиться доносить до конечного получателя всю суть морали. А что касается тебя, то скажу, что в начале своего пути, всё же было бы неплохо узнать, как работает хотя бы твой физический аппарат, необходимый для вставания на ноги, а уж потом начинать искать дно.

– Ну, для этого есть естественные рефлексы и инстинкты.

– Ах, вот оно как! И ведь не поспоришь. Я смотрю, человек поднаторел в логических объяснениях и оправданиях своих поступков. Да, что там поднаторел, он несказанно вырос, правда только в своих глазах. Ведь оглянись вокруг – тут и там только и слышны величавые словосочетания: супермен, мегачеловек, а ведь это говорит как раз об обратном. Но разве он сам может за собой заметить это. Человек всегда был грешен, и даже он сам, что интересно, признавал это. Сейчас же, по сути или по решению того же человека, не существует греха, а есть всего лишь погрешности. И ведь куда не плюнь, – повысил голос Денница, в тот же момент поглядев на проходящего мимо официанта, – везде погрешность. Пить можно, но с погрешностью в промилле, еда – уже не еда, попробуй в ней найти естественный элемент, а вот погрешность – без труда найдёшь. И пора бы уже вписывать в таблицу химических элементов новый – эту самую погрешность. И ведь когда схватишь за грудки какого-нибудь мудреца-счетовода, то он мгновенно найдёт себе другую, модную ныне отговорку. Заблуждался, видите ли, он! Вот и смотришь за человеком, и что видишь? Видите ли, там он не согрешил, а лишь совершил погрешность, тут он не блудил, а всего лишь заблуждался. Так и не живёт он, а всего лишь проживает. Что же касается меня – сам человек есть погрешность между мной и Годом. Убери человека, и я буду равен Году, вот почему он так держится за человека. Человек – это только декларация Года, отражающая его общие подходы к жизни, а вот я-то и являюсь основным правовым актом, выносящим решения по нему. Впрочем, я люблю человека, ведь благодаря ему, я получил шанс добиться признания. Ведь Год распылил свою энергию на этот вид жизни, и из-за человека обнажились все его слабости, – задумавшись, закончил свой монолог Денница.