– А, Ник, заходите, – сидя в кресле, произнесла мисс-Любовь. Я же, присев на предложенное место, стал ждать дальнейших вопросов. А почему, собственно, вызываемый в кабинет начальника, в основном ждёт для себя там каверзных вопросов? «Но почему сразу же каверзных?!», – возмутится какой-нибудь вышестоящий начальник, – «Надо говорить по делу! Правильно, я говорю?». «Да, конечно», – отвечу я. – «Да и вообще, мы не только вопрошаем, но и ещё чаще совместно решаем и обсуждаем разные необходимые рабочие моменты, а иногда даже и награждаем». – «Вот как?», – обозначит своё видение он. – «Да, да, я согласен!», – не имея полномочий, вторю я ему, высокопоставленному начальнику… Но всё же ты, даже не имея причин на это, приближаясь к большому кабинету, чувствуешь в себе какой-то потаенный страх, взявшийся, не зная откуда. Так и слышишь громогласный возглас, вопрошающий: «А ты достоин называться человеком?». И ведь казалось бы – лёгкий вопрос, но ты не готов сразу на него ответить и, задумавшись, только спустя жизнь и пробуешь дать ответ. Но не все думают и многие сразу спешат дать свой исчерпывающий ответ на этот вопрос и, получается, как в пословице – поспешишь, людей насмешишь.

Но в данный момент, я уже предположительно знал, о чём собирается вести речь мисс-Любовь. При этом мне всё же было любопытно, каким образом она будет вести себя, зная, в каком направлении движется её мысль. Наверное, также поступил и Год, дав человеку дар свободы, для того чтобы не слишком скучать, наблюдая за ним, зная его итоговость. Хотя окончательный итог, в принципе, предугадать несложно, если думать, что смерть – это финишный итог всего, а не промежуточная стадия в жизни организма. В общем-то, Год, в первую очередь, сам был подвержен любопытству и, наверное, поэтому и не стерпел намека Денницы на это его качество, выслав Адама с Евой. Хотя… Разве образ и подобие не распространяется и на некоторые личностные характеристики человека? Что-то я не уверен в обратном.

– У тебя сегодня, что запланировано? – начала она.

– Да вот, сразу же после вас иду проводить собеседование.

– Понятно. Ну и что там, у вас? Стратегический резерв уже подготовили?

– Частично.

– Эх, мне бы повыбирать, – потянувшись в кресле, мечтательно сказала она.

– Разве вам есть на что жаловаться?

– Ты совсем не знаешь женщин. Жаловать и жаловаться – это наша прерогатива.

– Не поспоришь, – согласился я.

– Ещё бы, но дело в другом. Может ты слышал, в нашем северном отделении намечается посвященная годовщине её открытия презентация, с последующими светскими мероприятиями. – Риторически спросила она меня. – И вот наше отделение направляет туда от каждого отдела по два человека. Так вот, насчёт нашего отдела. Одним из двух, ты уже, наверное, понял, кто будет? (Я бы не был столь уверен насчёт вас, когда, как насчёт другого, могу сказать – судьба уже точно определилась). Так вот, давай соберемся с тобой, к примеру, завтра, возьмём личные дела сотрудников и взвешенно разберемся, кого презентовать этой поездкой. (Мне же представилась несколько иная картина, имеющая другую интерпретацию её речи: «Давай возьмём с тобой бутылочку хорошего красного вина, устроимся удобно на диване и, уже после того, как последняя капля вина, стекая с моих губ упадёт в углубление декольте – я тебе презентую себя, и главной наградой будет то, чем обладает женщина). Видишь ли, руководство нынче озаботилось демократичностью и того же требует от нас. Начальство хочет, чтобы мы подошли к процессу с этих позиций и, согласно им, выбрали заслуживающего того кандидата. Всё понятно? – вывела меня из транса она.

– Да, конечно, – очнувшись, сказал я.

– Ну, тогда это всё, – закончила она.

Я же, закрывая дверь её кабинета, подумал, что мне стоит держаться с мисс-Любовь более осторожно. Кроме этих заманчивых предложений, передо мной стояла ещё одна дилемма, которая через Лизу, в данный момент, с вопросительным выражением лица безмолвно спрашивала меня: «Ну, что там?». А я же, подлец, проигнорировал её и, только вновь пожав плечами, проследовал к себе. Но разве может успокоиться женский организм, когда он вопрошает и не получает ответа? Да ни за что на свете! И вот Лиза, погрозив кулачком кому-то невидимому (всего вероятнее, моему воображаемому изображению), хватает трубку телефона и, не забывая конспирироваться, говорит вслух: «Да, поняла. Сейчас заберу бумаги и зайду». Но, при этом забывая, что если вам звонят, то должен вначале раздаться телефонный звонок. Но разве у неё сейчас есть время на эти нюансы. Что при этом абонент отвечает Лизе – только ей известно, но мы-то знаем, что он отвечает ей своим привычным гудком. Но он и не может ответить иначе, если вы не набираете номер абонента.

Не успел я зайти в кабинет, как вслед за мной ворвалась Лиза и, встав в позу, заявила.

– И как это понимать?

– Что, именно, – не понимая, ответил я.

– Я вас спрашиваю, а в ответ – тишина.

– Я не молчу и, если слышала, ответил: «Что, именно».

– Мне тут не надо уши заговаривать. Я тебя в коридоре спросила, а ты не ответил.

– Так… Я не слышал, – наивно проговорил я, отчего Лиза даже на мгновение потеряла дар речи и только, изумленно закатив глаза, смогла воскликнуть:

– Что-что?

Я в свою очередь, решив, что хватит её мучить, подошёл к ней и со словами:

– Извини, я просто задумался, – затем попытался её обнять. На что она, деланно отбиваясь, выразила своё негодование.

– Все вы такие.

На что можно же было, конечно, найти удачный парирующий ответ и попытаться выяснить имена этих всех (в особенности – таких), но Лиза постепенно сдалась, прильнув ко мне, и я вслед за ней – тоже сдался.

– Так зачем тебя вызывали? – Не забыв причины своего визита, спросила Лиза.

– А вот мне помнится, ещё неделю назад вас не интересовали такие вопросы, – иронично ответил я.

– А кто это вам сказал, молодой человек, – снова встав в позу, сурьезно спросила Лиза.

– А вы не знаете? Да, неужели!

– Да, да, – покачивая головой, говорит Лиза.

– И с какого момента?

– С самого первого.

– Да неужели?

– Ужели.

– Ого!!!

…

Что сказать, таковы все влюбленные, говорящие междометьями и понимающие друг друга с полуслова, и заканчивающие свои диалоги уже без слов. Так что если построить геометрический план диалога влюбленных, то всегда получается обратная пирамида, и уже со временем она размывается и приобретает черты других гео-фигур.

Когда же стадия многоточия была преодолена, Лиза, решив, что функция параболы всё же более точно отражает их перепалку, продолжила незаконченный, как ей казалось, разговор.

– Я уже полчаса, как с тобой здесь лясы точу, но так внятного ответа и не услышала.

– Вот оно как… А я-то, дурак, думал, что вы вкусовые рецепторы языка проверяете.

– Ну, перестань дурачиться! Давай, рассказывай, а то мне уже пора идти.

– А теперь, я не понял – почему ты так интересуешься. Думаешь, мне наша мисс сообщила: кто поедет, а ты уже со своими наперсницами ставки сделала.

– Ну, что-то в этом роде.

– Спешу тебя разочаровать. Она этого вопроса даже не касалась.

– Что? – разочаровано, не веря, ответила Лиза.

– Вот так.

– И что, даже ни полслова?

– В полслова я никому кроме тебя не позволяю с собою общаться, – строго заверил я её. Лиза же, сказав: «Вот это правильно», – одарила меня ещё той половинкой слова, которая не выговаривается, и отправилась к себе.

Но чёрт, я совсем заболтался, а меня уже давно ждут на собеседовании, вспомнил я, и собравшись, рванул туда.

Пройдя все замысловатые лестничные переходы, я, как и думал, прибыл с опозданием. Зайдя в кабинет для наблюдений, я застал всех в ней. Ожидая, что Наставник выразит своё неудовольствие по поводу моего опоздания, я уже приготовил пару веских оправдательных причин для этого, но Наставнику было не до этого, и мне пришлось отложить до лучших времен свои заготовленные отговорки.

– А, вот и ты. Давай, присоединяйся, а то самое интересное пропустишь. – Заметив меня, только и сказал Наставник.

Чем же так увлеченно была занята вся наша коллегиальная компания? А она изрядно потешалась, наблюдая за тем, что делается в зале для собеседования. При этом они не ограничились только зрелищами, а в качестве хлеба использовали гамбургеры с напитками. Прежде чем я обратился взором в окно, Наставник ввёл меня в курс дела. Да, кстати, нужно упомянуть о том, что с сегодняшнего дня он решил уже дать нам возможность самим везти собеседование, причём делая упор на стрессовое проведение собеседования. Встряска и нам не помешает, по его словам. И пока меня не было, Макс с Антоном принялись за это дело.

У Наставника хоть и были свои наметки по поводу ведения этого интервьюирования, но на прошлом собеседовании, когда мы с ним стояли у окна, он попробовал его открыть, то обнаружилась невозможность этого сделать, – хотя при этом на окнах имелись какие-то, как казалось, предназначенные для этого ручки, – и это навело его на мысль. И Наставник, решив дать слово импровизации, предложил использовать в собеседовании этот фактор закрытости окон. Зная это, Макс и Антон, впустив очередного кандидата на собеседование и, игнорируя его, не торопились вступить с ним в разговор. Затем не важно кто из них выходил, а оставшийся, выждав некоторое время, обращаясь к кандидату: «Что-то сегодня жарко. Я сейчас выйду на минутку, а вы, если вас не затруднит, откройте окно. Пусть комната проветриться», – выходит из кабинета, и окольным путём прибывает сюда, чтобы вдоволь по наслаждаться последующим представлением.

А что же наш кандидат? Он идёт к окну и, не чувствуя подвоха, пытается его открыть. Но к его удивлению – это ему не удаётся. Поначалу, он озирается по сторонам, как бы ища поддержки, но от кого её можно ждать в пустом кабинете, и только аквариумная рыбка безмолвно наблюдает за ним. Что дальше? Наш кандидат внимательно осматривает эту, чёрт знает, зачем здесь прикрученную ручку. И, не поняв конструктивные особенности этого окна и прилепленной к нему ручки, решает положиться на свои мускульные силы. Но и из этого у него ничего не получается, и в итоге мы видим только вспотевшего и покрасневшего от натуги кандидата. Правда, особо усердные умудряются при этом что-нибудь разодрать на себе и в кровь разбить пальцы рук.