Когда я протягиваю руку и сжимаю плечо отца, то решаю для себя, что не попаду в такую же ситуацию, как он. Я не останусь одна без друзей, боясь жить. Рядом с Ником я все смогу.

Мне просто нужно больше стараться.

***

В обеде между занятиями я пробираюсь к своему столу, чтобы сесть одной, но потом останавливаюсь. Там на скамейке в патио сидит девушка с курса Принципы Архитектуры. Она склонилась над книгой и тетрадью, куда что-то яростно записывает, похожее на вчерашнее домашнее задание. Я смотрю, как она сидит там, и крепче сжимаю своей пакет с обедом.

Она совсем одна. У нас есть что-то общее. Разве нельзя сесть рядом и завести друга?

От этих мыслей мой желудок в страхе сжимается, но я игнорирую это. Я должна попробовать. Держу пакет с обедом перед собой и отважно пробираюсь к её столу.

Девушка поднимает глаза, и как будто испуганно вздрагивает, когда я сажусь напротив неё.

— Ты смотришь на меня так, будто я размахиваю пистолетом, — говорю я, стараясь сделать свой голос обычным, но он выходит из-под контроля, и становится неловко.

Её глаза расширяются, и она начинает собирать свои вещи.

Я снова сделала это.

— О, пожалуйста, не уходи! — выпалила я. — У меня нет оружия. И я не кусаюсь. Честно.

Девушка выглядит напуганной от моих слов.

— Пожалуйста, — повторяю я, почти попрошайничая. — Извини, если я веду себя странно. Я просто... у меня нет друзей. И я не знаю, как это делается. И чем больше я нервничаю, тем больше странных слов вырывается из моего рта.

Она колеблется, но больше не собирается. Поморгав пару раз своими большими карими глазами, она говорит с маленьким намеком на улыбку:

— Я – Кристина.

С облегчением выдыхаю:

— Я так рада. То есть… я – Дейзи.

Её улыбка становится немного шире, будто мои оговорки расслабляют её.

— Новенькая?

— До колледжа я была на домашнем обучении, — говорю я ей.

Это звучит слишком просто, но я не делюсь своим прошлым с другими.

Теперь выражение её лица выглядит сочувственно:

— Мне жаль.

— Мне тоже, — говорю я, улыбаясь. — У меня получалось лучше, когда со мной была подруга, но она переехала. И мне сложно начинать разговор с людьми без неё.

— А-а, — говорит Кристина.

Мы долго и неловко улыбаемся друг другу, а затем Кристина показывает на бумаги, лежащие на столе:

— Мне действительно нужно поработать над этим, а то я провалюсь на занятии.

— Тебе нужна помощь? — спрашиваю я, желая помочь, и показываю ей свои заметки. — Я ответила на все вопросы прошлым вечером.

— Можно я скопирую твои заметки? — спрашивает она.

Чувствую приступ несчастья, но она улыбается мне, и становится легче:

— Конечно.

Я протягиваю ей свою домашку, и девушка начинает немедленно копировать все ответы, на которые я потратила много часов вчера вечером.

Мне не приходит в голову, о чем можно поговорить, и я молчаливо смотрю на её работу, чувствуя себя неловко. Мне кажется, что если начну говорить, то прерву её. Поэтому я достаю свой обед из коричневого пакета. У нас Ник отвечает за обеды. Он всегда запихивает в мою сумку полный пакет еды, потому что хочет, чтобы я хорошо питалась. Сегодня у меня огромный бутерброд с мясом, два вида чипсов, печенье, яблоко и бутылка содовой.

Когда я разворачиваю свой бутерброд, взгляд Кристины отрывается от бумаги и впивается в мою еду. Она выглядит голодной, но не ест. Я беспокойно кусаю губы. Было неуместно доставать еду?

— Извини, мне нужно отложить свою еду?

— Нет, конечно, нет, — говорит она. — Сейчас время обеда. Ты должна есть.

Даже при упоминании о еде, её живот рычит, но она игнорирует это и снова склоняется над учебником.

Впервые я замечаю, как она одета. На ней старая футболка и джинсы, а у куртки потертые манжеты. У неё старый учебник, явно доставшийся от других учеников, страницы которого опухли от воды. Должно быть, такой стоит недорого. У неё нет айпода или смартфона, и ни одного гаджета.

А с другой стороны, я. На мне комплект из трусиков и бюстгальтера от Ла Перла, свитер из кашемира, который купил мне Ник, и пара дорогих черных брюк. Я отказалась носить длиннополую шубу, которую купил мне Ник. И когда холодно, я кутаюсь в мягкие шарфы из шерсти альпаки, которые, вероятно, стоят дороже, чем весь гардероб этой девушки.

Я такая дура. Возможно, она не может позволить себе обед. На мгновение я задумываюсь, а затем беру один пакет чипсов:

— Я... я ненавижу спрашивать, — говорю я, не зная, как она воспримет мою ложь. — Но у меня здесь слишком много еды, что я не осилю. Хочешь чего-то из этого?

Она снова голодно на меня смотрит, а потом оглядывается. Интересно, что она ищет. В конце концов, она перестает сканировать окрестности и склоняется над тетрадью:

— Я не должна есть, — говорит она. — Я... мой парень хочет, чтобы я похудела.

— Мы можем разделить мой бутерброд, — говорю я. — Он как раз разрезан пополам.

Я передаю ей половину бутерброда и пакет с чипсами. Я хочу отдать ей печенье и яблоко, но не всё сразу.

Она берет его и делает огромный волчий укус, затем кладет бутерброд на стол ближе к себе. Она закрывает лицо руками и делает всё возможное, чтобы казалось, что она не ест. Я немного откусываю от своего бутерброда, размышляя о её поведении.

— Если кто-нибудь спросит, — говорит она через мгновение, — эта еда не моя. Хорошо?

Я озадаченно киваю и снова кусаю свой бутерброд, а она опять действует по своему странному обычаю. Изучает территорию, затем тянется через стол и жадно откусывает больше половины бутерброда.

Когда мы заканчиваем обед, Кристина возвращает мне мои заметки, и я чувствую тепло. Я пообедала с другом, у которого, вероятно, нет денег, чтобы позволить себе еду. И мы обменялись заметками с занятий. У нас с Кристиной теперь есть связь.

— Хочешь пойти на вечеринку в эту субботу? — спрашиваю я.

Выражение её лица становится настороженным, и я добавляю:

— Там бесплатное пиво и еда.

— Я... я не знаю. Я спрошу, захочет ли мой парень пойти, — говорит она.

Я сияю. Снова упоминание о её парне.

— Мой жених, Ник, устраивает вечеринку, — говорю я ей. — Я вас познакомлю. Он немного пугает большинство людей, но он замечательный, честное слово.

Почему-то выражение её лица смягчается, и она улыбается:

— Так же, как и мой Саул. Люди думают, что он плохой. И я не подхожу ему. Но они его не знают.

— Именно, — потрясенно говорю я, насколько точно она передает мои мысли. — Именно так. Как будто они не знают человека, которого знаю я. Они просто судят по внешнему виду.

Она снова кивает и улыбается шире:

— Ты точно понимаешь, что я имею в виду.

Мы вместе идем в класс. Кажется, между нами начинают налаживаться отношения. Мы с Кристиной разговариваем об обычных вещах, таких как следующая тема в учебной программе, и о том, как мы будем добираться на занятия, когда вывалятся знаменитые миннесотские снега. Во время занятий мы сидим рядом друг с другом. Я испытываю странное чувство гордости, когда она наклоняется над своей домашней работой, улыбаясь мне.

Я практически свечусь к тому моменту, когда занятие заканчивается. Все выходят из класса, и я вслед за остальными. Ник уже ждет у двери, и я бросаюсь в его объятия, радостно целуя его красивое замечательное лицо.

Он усмехается от моей активности:

— Ну, привет, котенок.

— Ник, — выдыхаю я. — Коля! У меня есть друг!

И я снова целую его. Я так счастлива, что сейчас лопну.

Глава 4

Николай

Я стреляю один раз, а затем еще три. Не смотря на защитный шлем и наушники, я слышу щелчок выхода пуль из ствола моего Магнума 357. Это подержанный пистолет, который я купил в магазине Крейглист, настоящая сокровищница не лицензионного оружия. Я покупаю несколько единиц в неделю, чтобы их было невозможно отследить. Потому что я уже не наемный убийца, но должен продолжать оттачивать свои навыки. В мире много опасностей. И некоторые из них близки к дому. Я выпускаю оставшуюся часть магазина в мишень в дальнем конце. В этой комнате не хватит пуль, чтобы выбить всю глупость из моей цели.

Понимаю, что израсходовал почти пятьдесят магазинов, и все еще не доволен. Я нажимаю на кнопку, и мишень подъезжает ко мне. Там симпатичное созвездие из дырок. Четыре в сердце, семь в лоб.

Сорвав бумагу, я прикрепляю другую мишень и откатываю её обратно. Методично я вставляю одиннадцать новых пуль и вставляю магазин в пистолет. Я никогда не был так зол, когда стрелял из огнестрельного оружия. Быть хитманом требует точности, а не головокружения.

— Ты отличный стрелок, — говорит человек сзади.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать оратора. Это темноволосый мужчина, шесть футов ростом, около двадцати пяти-тридцати лет, в светло-голубых джинсах и не заправленной клетчатой рубашке. Он носит сапоги и немного знаком с девятимиллиметровым пистолетом Смит-энд-Вессон. Это легкое оружие, с которым легко справится новичок. Такое я видел на бедре у каждого муниципального полицейского, с которым мне довелось столкнуться.

Он наблюдал за мной и раньше, но я пытаюсь ассимилировать в этом городе. Я исследовал все немногие крытые стрельбища с большой дальностью и вернулся к этому. Оно ближе всего к моему дому. Но в этот раз он впервые со мной заговорил.

— Спасибо, — отвечаю я.

В другой раз я бы его проигнорировал, но не после катастрофичной вечеринки. В тот вечер я понял, как сложно мне и Дейзи войти в социальное общество. Теперь я заставляю себя поступать по-новому, например, отвечать этому странному человеку.

В отражении больших защитных очков, которые мы вынуждены носить, я могу разглядеть его позу. Он стоит, прислонившись к стене и скрестив лодыжки и руки. Эта поза притворной беззаботности. Кончиками пальцев он касается пистолета, заправленного за талию, а плечи напряжены. Если бы я повернулся к нему с оружием, он без сомнения попытался бы обезоружить меня.