– Думаю, следует сделать перерыв на час, джентльмены.

Граф Разумов потянулся, в шее его что-то хрустнуло, будто вдалеке раздался выстрел.

– Прекрасное предложение. Я бы прогулялся по саду, чтобы размять ноги, и с удовольствием выкурил сигару. После моциона всегда лучше думается.

– Несомненно, – поддержал фон Хаас, сложил документы в стопку и жестом велел секретарю их забрать. – Перед тем как сделать важный шаг, лучше выдержать паузу. Из-за нарушения этого правила совершалось немало ошибок, как доказывает история.

Алекс задумчиво кивнул. Очень верное наблюдение и важное, особенно для настоящего момента.

– Итак, джентльмены, мисс Джеймс, встретимся здесь же через час.

Мужчины покинули комнату. Алекс задержался в дверях, ожидая, когда выйдет мисс Джеймс, но она осталась сидеть за столом. Через пару секунд подняла голову, словно желая убедиться, что он не двинулся с места, и между бровей появилась тоненькая морщинка.

– Если не возражаете, лорд Стентон, я бы осталась, хочу просмотреть сделанные записи.

Уткнувшись в документы, она дала понять, что не желает продолжения разговора. Алексу не оставалось ничего иного, как выйти и закрыть дверь.


Александр вернулся в кабинет через десять минут. Мисс Джеймс все еще была там. Рука поднялась к лицу, чтобы убрать непослушную прядь. Пожалуй, именно этот жест подтолкнул его, заставляя переступить порог.

– Вы не закончили? – спросил он, встав рядом и положив одну руку на стол, другую на спинку стула. Полюбовавшись несколько минут ее декольте, Алекс с сожалением отвел взгляд и бегло просмотрел лежащие на столе бумаги. – Неудивительно, что вам приходится перечитывать. Как вы разбираете то, что пишете? Или это греческий?

Кристина пристроила локон волос за ухо и подняла на него глаза, поджав при этом губы.

– Это английский. И написано вполне разборчиво.

– Не могу согласиться. Если вы лучший секретарь, чем Ставрос, боюсь даже предположить, каков он в чистописании.

– Может, вам воспользоваться пенсне сэра Освальда, милорд? У вас все признаки близорукости.

– Признаки чего?

– Хорошо, я признаю, рука немного устала, но текст с легкостью прочитает даже ребенок.

– Ребенок, возможно, да. Но я не могу… Вот, что это за трясина? Когда это переговоры увязли в трясине? По моему мнению, все было на удивление быстро.

– Не трясина, а древесина. Помните, мы обсуждали…

– Я отлично помню, что мы обсуждали. Я ведь тоже принимал участие, забыли? Дайте-ка мне.

Не дожидаясь позволения, Алекс подхватил листок и принялся изучать каждую строчку, надеясь, что найдет еще немало ошибок, которые позволят подольше оставаться рядом с мисс Джеймс.

Кристина положила руки на колени и теперь сидела перед ним, словно ученица, ожидающая оценки. Ее плечо было совсем рядом, он даже чувствовал тепло кожи. Алекс поспешил вернуть лист на стол, чтобы избежать продолжения пытки, но не смог отказать себе в удовольствии задержаться на несколько мгновений и вдохнуть аромат волос, склонившись над ее головой. Кристина отпрянула и вскинула голову, заставляя его выпрямиться, устыдившись своей слабости. Надо держать себя в руках, чтобы избавиться от влечения, а не увязать, как в болоте, все глубже.

– Похоже, дело идет к завершению, – произнесла мисс Джеймс, и он кивнул.

– Еще буквально пара часов или чуть больше. Если ни одна из сторон не выкинет какую-нибудь штуку. Вы говорите, устала рука? Если понадобится отдых, только скажите.

Участие сделало то, что не смогли прежде колкости. Кристина смутилась, на щеках появился румянец. Алекс достал из кармана деревянный гребень и протянул ей.

– Вот, примите с извинениями за вчерашнее поведение. Только они, как я понял, не действуют, потому решил добавить нечто вещественное.

Не решаясь коснуться ее волос, он поколебался и положил гребень на стол.

– Что это? – спросила Кристина, глядя во все глаза на подарок.

– Гребень. Предмет, который дамы используют…

– Я вижу, лорд Стентон, – прервала она, – но это не мой.

– Знаю. Я взял его в комнате сестры. Надеюсь, вам будет легче работать, если не придется отвлекаться и поправлять прическу.

Смутившись еще больше, явно этим доставив Алексу удовольствие, Кристина взяла гребень и повертела в руках.

– Смотрите. – Алекс осторожно взял подарок из ее рук. – Можете мне не верить, но я часто помогал сестрам делать прически.

Это была и ложь, и правда одновременно. Он действительно помогал, но не сестрам.

Ее волосы оказались теплыми, такими бывают лежащие у камина поленья, впитавшие жар и энергию огня. Он представил, как она лежит на бордовом бархатном покрывале, а блики пламени ласкают обнаженное тело.

Глаза Кристины распахнулись, рот чуть приоткрылся. Она смотрела на него со вниманием, но молчала. Первым желанием было склониться и поцеловать ее. Алекс подался вперед и замер, словно оказавшись на границе между двумя мирами. Стентон, изменившийся и выбравший новый для себя путь, отступил, но прежний, в ком бушевала кровь Синклеров, ринулся вперед, вытащил многочисленные булавки из прически, зарылся лицом в массу густых волос, наслаждаясь ароматом, а потом прижался к этим восхитительным губам, которые она предлагала для поцелуя. Ему представился шанс проверить, случайным ли был их поцелуй в оранжерее, или эта девушка действительно переполняема страстью, как он и предполагал? Если убрать сдерживающие ее барьеры, сильный темперамент возьмет свое, чувства вырвутся наружу, это будет похоже на сход лавины. Однажды недалеко от Инсбрука он стал свидетелем этого явления. На мгновение показалось, что все в мире замерло, будто само творение решило взять паузу. Внезапно горы, покрытые снегом, с темными вершинами, деревья на которых казались черными, пришли в движение, словно часть их отделилась от целого и поползла вниз. Грохот нарастал, деревья, оказавшиеся на пути лавины, ломались, словно щепки. Зрелище было ужасающим и одновременно поражавшим воображение. Под толщей снега погибли двое мужчин и мальчик, их тела так и не нашли. Именно поэтому ему сейчас следует прислушаться к разуму и отступить. Из-за опасности такого исхода он отказался от пути Синклера. Сход лавины лучше наблюдать с безопасного расстояния; находясь вблизи, можно погибнуть.

Осторожно подхватив прядь, случайно коснувшись при этом виска, он уложил ее на место и прижал гребнем. Убрав руки, он призвал на помощь все благоразумие Стентона, чтобы унять жар страсти, так свойственный Синклерам.

– Вот так лучше, – произнес Алекс. – Если не поможет, попросите у Альби один из ее кружевных чепцов, воздушных и мягких, похожих на украшение из крема для торта.

Кристина покраснела от смущения и тихо засмеялась, пробежав пальцами по гребню.

– Благодарю вас. Хотя, пожалуй, мне стоит извиниться. Я и не предполагала, что моя привычка поправлять волосы может кого-то раздражать. – В глазах вспыхнул свет, который завораживал Алекса. – Сэр Освальд говорил, что вы самый внимательный из всех, кого он знает. Должно быть, очень скучно все подмечать и отвлекаться на такие пустяки.

Это все что угодно, только не пустяки.

– Я с легкостью могу одновременно поддерживать скучные разговоры о разгрузке кораблей и размерах груза и любоваться тем, что доставляет удовольствие.

Румянец на ее щеках стал гуще. Она явно не восприняла его слова всерьез, но это и к лучшему.

– Признаюсь, мне переговоры кажутся немного… затянутыми. Совещания у короля в замке часто бывали бурными, велось немало споров, но они не были такими… серьезными.

– Хорошие переговоры должны быть именно такими. Хочу отметить, что большая часть работы была проведена с графом Разумовым и фон Хаасом заранее.

– Я поняла. Король уверен, что все самое важное происходит сейчас в Стентон-Холл, но я вижу, соглашения по главным вопросам уже достигнуты.

– Это вас тревожит?

– Нет, если это не отразится на благополучии короля и принцессы. Мне нравится наблюдать, как вы плетете интриги, стараясь соблюсти баланс между всеми силами. Знаете, он кажется довольно… шатким. Надо найти способ его упрочить.

– Это невозможно. Будь вы знатоком в игре, поняли бы, что баланс надо поддерживать постоянно, чтобы ни одна из сторон не перевесила, это пагубно скажется на остальных. В этом и состоит моя работа.

– И вашего дяди?

– У него намного больше опыта в таких играх, ведь он занимался ими дольше. Он настоящий мастер, знающий, когда отступить, а когда надавить. У меня еще нет столь тонкого чутья. Однажды я попробовал сделать выпад, и он оказался неудачным. С тех пор предпочитаю следить за сохранением баланса сил, как продавец в магазине за чашами весов, опасаясь перекоса или обвала, страшного, как лавина.

– Лавина? Что это?

– Это явление наблюдается в горах. Пласты снега, достигнув критической массы, сходят вниз, уничтожая все на своем пути.

– Снег на такое способен? На Иллиакосе нет снега, а тот, что я помню из детства, всегда был серым и грязным. Не могу представить, что он может разрушать.

– Многое в этом мире обладает разрушительной силой при условии, что собрано в большом количестве и приводится в движение с достаточной энергией. Любая энергия может разрушить, если обладает мощью лавины. Моя задача как раз в том, чтобы регулировать количество снега, не дать ему накопиться в одном месте и сойти лавиной, что приведет к непоправимым последствиям.

– И как вам удается?

– Я знаю, что надо сделать, чтобы ослабло напряжение, как осторожно удалить ненужные фигуры с игровой доски. В данном случае Иллиакос – хороший пример. Страна балансирует, пытаясь сохранить стабильность во время напряженных отношений между Россией и Австрией, когда Франция подталкивает Россию отправить войска для урегулирования ситуации в Испании. Если это произойдет… Англия не выдержит войну. Это невозможно, если верно оценивать политическую и экономическую ситуации и, разумеется, людские ресурсы. Я не желаю, чтобы мужчины нашей страны расплачивались за ошибки нескольких высокопоставленных глупцов, не способных действовать тактически верно. Цена будет слишком высока. Иллиакос имеет небольшой вес в игре, однако порой и маленький камушек способен склонить чашу весов на одну сторону. Даже снежинка может дать толчок для схода лавины. По этой причине Иллиакос имеет для нас огромное значение, поэтому мы удаляем его со сцены. Вам придется простить меня за то, что я не даю возможности пожару вспыхнуть, как и за то, что наши переговоры оказались нудными и не такими яркими, как совещания короля Дария.