И все же Кристина испытывала грусть. Возможно, из-за того, что Алекс был с ней так любезен во время последнего разговора в кабинете. Его лицо и манеры были такими же, как во время общения с Ари. Словно она была его кузиной, появление которой удивляло, но оказание должного внимания представлялось обязательным. За многие годы Кристина привыкла скрывать эмоции и чувства, но здесь, в Стентон-Холл, в присутствии Алекса вести себя так становилось отчего-то все труднее и неприятнее. Интересно, если бы она решилась заявить мужчинам, что не желает уходить из кабинета, что бы тогда произошло? Нет, она на такое не решится никогда.

Кристина заставила себя внимательнее приглядеться к портретам, которых было множество на стенах галереи. Одну стену украшали арочные окна почти от пола до потолка, за ними открывался вид на живописную лужайку; другую же занимали портреты в причудливых рамах, переливающихся в свете солнечных лучей. Здесь было неожиданно уютно, несмотря на подчеркнутую роскошь, возможно, благодаря панелям из светлого дерева, которыми были зашиты стены, и нескольким резным стульям на тонких ножках, стоящим в простенках между окнами.

Кристина молча следовала за группой мужчин, держась чуть поодаль. Леди Альбиния с гордостью называла имена изображенных на некоторых портретах людей, а мимо других проходила молча. Благодаря ее тонкому юмору отдельные описания привели в восторг слушателей. Среди выбранных творений попадались как настоящие шедевры, так и довольно заурядные работы – вероятно, для леди Альбинии это не имело значения. Кристина удивилась, когда она прошла мимо великолепно написанного изображения молодой женщины, и решила задержаться. Лицо показалось ей несколько надменным, но художник, несомненно, обладал неповторимым талантом. Краски и внимание к деталям отличали эту работу от остальных и давали возможность увидеть человека будто вживую. Молодая девушка, даже моложе Ари, с красивыми глазами, так похожими на глаза лорда Стентона. Ее определенно переполняли эмоции, хотя лицо их не выражало, но автору удалось очень точно их передать: негодование, нетерпение, читаемое в повороте головы, пожалуй, даже страх и отчаяние. Кристина невольно потянулась к картине. Сбоку долетел запах, предупредивший о приближении графа Разумова, но она не обернулась.

– Поразительное сходство… – пробормотал граф, становясь рядом с ней.

– Полагаете, с лордом Стентоном? – Кристина повернулась и отступила на шаг, желая сохранить между ними дистанцию.

– И с ним тоже. Но я о графине Вере Виданич. Это кое-что объясняет.

Многозначительное высказывание не могло не пробудить любопытство.

– Например?

Хитрая улыбка графа дала понять, что он с наслаждением бросил приманку и теперь ожидает, клюнет ли она, подобно рыбке в холодном Балтийском море.

– О нет, моя дорогая. Это старая история. И грустная. К тому же не моя, я не могу об этом говорить.

– Что ж, тогда не будем, – ответила Кристина и повернулась спиной к портрету.

– Графиня не была столь красива, и глаза ее были карими, а не синими, – раздался за спиной голос графа. – Но она была мила и обожаема всем светским Петербургом. Девушка была послушной дочерью и по выбору родителей вышла замуж за графа Виданича, человека достойного, но не блестящего. Неудивительно, что она решилась на… Это ведь работа Рейнольдса, верно? – Он склонился, чтобы рассмотреть подпись.

– Думаю, я никогда не видела женщины красивее. – Рядом с Кристиной встала Ари. – Роскошное платье, и гобелен на заднем плане… Кто она, леди Альбиния?

Та подошла к ним не совсем охотно. Ответил за нее сэр Освальд:

– Это предыдущая леди Вентворт, ваше королевское высочество, моя сестра и мать лорда Стен-тона.

От растерянности Ари не нашлась что сказать. Воспользовавшись замешательством, леди Альбиния вернулась к своей роли экскурсовода.

– Следующий портрет, который я хотела бы вам показать, моей матери, вдовствующей маркизы. О, Александр, как приятно, что ты решил к нам присоединиться. Граф фон Хаас уехал?

– Да, только что лично проводил его до кареты. Ваша будет готова через час, граф Разумов.

Кристина не заметила появления Алекса и отчего-то поспешила отойти от картины, словно была застигнута врасплох за постыдным занятием. Она позволила себе бросить взгляд на Стентона, однако лицо его оставалось непроницаемым, будто разговор не имел к нему никакого отношения.

– Мой отец, третий граф Стентон, – продолжала леди Альбиния, – получил титул маркиза Вентворта за заслуги перед правящим тогда королем Георгом. Чем он отличился, история умалчивает, видимо, это было нечто очень важное. Часто появляясь в свете, он познакомился с моей мамой, леди Давенпорт – самой яркой дебютанткой того сезона. Отец сделал предложение сразу, как только ее увидел.

– Они были счастливы? – поинтересовалась Ари.

– О, разумеется, ваше высочество!

– Очевидно, потому, что она превратила его жизнь в ад, – добавил Алекс.

Ари сдавленно рассмеялась и закашлялась под хмурым взглядом леди Альбинии.

– Мама была дамой своенравной, но я не сомневаюсь, что папа любил ее до своей кончины.

– Еще в молодом возрасте, между прочим, – добавил Алекс.

– О, как грустно. – Ари протянула руки к леди Альбинии, и та успокаивающе накрыла их своими ладонями.

– Да. Он катался на лодке с друзьями, и она перевернулась. Папе было двадцать пять лет, моему брату Артуру всего два года. А вот портрет мамы и брата незадолго до его женитьбы.

Кристина сочла лицо маркизы надменным, а маркиза – приятным и добродушным. Художник очень точно передал характер дамы, помимо ледяного высокомерия было в ней и еще нечто едва уловимое, пожалуй, та страстность натуры, которая передалась и лорду Стентону и которую он старался держать под строгим контролем. Кристина была уверена, что у Алекса нет присущей графине холодности, а лишь желание держать людей на расстоянии и не позволять собой управлять. Это она поняла еще в оранжерее. Возможно, оттого же возник разлад в его отношениях с замужней графиней.

Ари подняла печальный взгляд на портрет молодого лорда Вентворта и вздохнула.

– Для лорда Артура, должно быть, потеря отца в столь юном возрасте стала тяжелым ударом. И маркизе непросто было оставаться молодой вдовой.

Леди Альбиния снисходительно улыбнулась.

– Не думаю, – ответил Алекс. – Она использовала все преимущества вдовства и управляла поместьем железной рукой. К тому же нашла подходящие партии отпрыскам, когда они были еще детьми.

– Александр. – Предупреждение поступило от сэра Освальда. Он подошел к ним, закончив вместе с королем Дарием осмотр прекрасно выполненной средневековой карты мира на одной из картин.

Пожав в ответ плечами, лорд Стентон повернулся к портрету мужчины в парике, палец белоснежной руки которого украшало кольцо с изумрудом невероятных размеров.

Леди Альбиния прошла дальше по галерее, и Кристина уже ее не слышала.

Боль лишает защиты, срывает покров с тайн. Маска цинизма, за которой скрывался настоящий лорд Стентон, треснула, позволив увидеть истинное. Кристина старалась подавить сочувствие, однако оно накатывало, как волны морской пены на скалы Иллиакоса.

Группа во главе с леди Альбинией остановилась у очередного изображения предка, рука его покоилась на развернутой карте мира. Кристина отошла, чтобы полюбоваться другой картиной, потом ее внимание привлекла следующая, и вскоре она оказалась перед портретом молодой графини. Мастеру удалось передать все черты, которыми, как выяснилось, была наделена миледи. Сложенные руки, плотно сжатые губы и взгляд такой глубины, что Кристина даже подняла руку, чтобы коснуться полотна и убедиться, не начались ли у нее видения.

Кто-то подошел сзади и взял ее под локоть, заставляя повернуться.

– Вас не учили, что на человеческих уродствах неприлично надолго задерживать взгляд?

– Я не вижу здесь уродства!

– От прокаженных лучше держаться подальше. – Должно быть, Стентон наклонился к ней, потому что она ощутила щекой тепло дыхания. – Пойдемте, мисс Джеймс. Привычка заходить, куда не следует, – плохое качество для послушной помощницы. Вы слишком часто нарушаете правила игры.

Она резко повернулась, посмотрела прямо ему в лицо и увидела, что нежный голубой оттенок его глаз сменился грозовым серым. Контраст с неожиданным проявлением доброты в кабинете был таким резким, что Кристина опешила. Первым желанием было сказать или сделать нечто такое, что его успокоит и вернет в прежнее настроение.

– Хочу сообщить вам, лорд Стентон, что принцесса не ждет и не желает, что я буду ходить за ней по пятам, как наседка. Вам может показаться странным, но это не входит в мои обязанности, нас связывает совсем другое.

– Несомненно, к тому же я вижу, что именно принцесса не отходит от вас ни на шаг. Поверьте, я не из тех, кто насмехается над чувством долга. Стентонам хорошо знакомо это чувство.

– Полагаю, эта фраза могла бы стать вашим девизом, от раздутой гордости и самодовольства вас так и распирает.

– Раздутой? Вам известно, что девиз нашего рода: «Сохраняй твердость».

– Твердость часто граничит с упрямством. Как у осла.

Взгляд Алекса потеплел, появилась даже легкая улыбка.

– Возможно, вам больше понравится девиз Синклеров: «Добродетель тверда».

– Чувство долга и добродетель. И ваша матушка проиграла на обоих фронтах?

– С треском.

Он нагнулся, взялся за спинку стула в стиле чиппендейл, потряс, пробуя на прочность. Его дыхание теплой волной окутало ее щеку и шею. Пальцы Алекса впились в ладонь от сильного и необъяснимого желания защитить свою мать, хотя она, скорее всего, даже не заметила бы такую, как Кристина Джеймс, не говоря о том, чтобы отнестись благосклонно.

– Возможно, на то были серьезные причины.

– Разве у людей всегда есть причины для разрушительных действий? История – не что иное, как набор поводов за и против, которые, сталкиваясь, рушат все между ними. Люди непременно находят оправдание, когда предают и уклоняются от долга.