«Терпение», - повторяла она себе вот уже неизвестно в который раз за последние месяцы.

- Вечернее бархатное платье с отделкой золотым шнуром.

- О, одно из самых моих любимых!

После того как он столь жестко обошелся с ее костюмом для вечерних приемов, Джоанне едва верилось, что он мог выбрать из всего сделанного ею самую яркую и привлекательную модель.

- Удивительно, что оно вам понравилось, - призналась она.

- Из-за покроя, демонстрирующего, как на витрине, изгибы женского тела, - усмехнулся он.

- Ну да, именно поэтому. Хотя я знаю, что вы отдаете предпочтение моделям для худощавых женских фигур.

Отстраненным взглядом Бертье разглядывал плавные женские линии, подчеркнутые ее золотым платьем.

- Нисколько не отказываясь от своего утверждения, что мужья предпочитают видеть своих жен одетыми как леди, я могу допустить, что в одном вы абсолютно правы, дорогая.

Он заговорил тише, голосом низким и доверительным. Взглядом он ласкал ее грудь, соски которой набухли в маленьких чашечках платья и причиняли ей боль, упираясь в жесткую золотую парчу.

Джоанна сглотнула комок в горле.

- Что вы хотите сказать?

- Хочу сказать, что мужчине надоедают элегантные худощавые женщины. - В его немигающем взгляде горел откровенный огонь желания.

Любая женщина погибнет под таким взглядом, подумала Джоанна. А этот человек и пальцем не шевельнет, чтобы прийти на помощь. Но от этой мысли, которая должна была бы предостеречь ее, она почему-то еще больше захотела этого страстного и к тому же талантливого мужчину.

В разговоре все чаще возникали паузы. Они сидели так близко на красной банкетке, что их бедра соприкасались, а взгляды, которыми они обменивались, становились все более долгими, более жаркими.

И когда Джоанна предложила пойти к ней и выпить завершающий вечер бокал, она всего лишь следовала внутреннему велению сердца, стремившегося к естественному исходу.

Наша любовная близость, говорила она себе, когда они стояли бок о бок в медленно ползущем лифте, была предрешена заранее. При той целеустремленности, позволившей ей почти осуществить свою мечту к двадцати четырем годам - а это ведь не такой большой возраст, - могла ли она не верить, что сама судьба соединяет ее с Полем Бертье? Во всех смыслах.

Лифт наконец дополз до ее этажа. Богато украшенная латунью дверь открылась. Они вошли в холл. Раздувавшаяся на ходу юбка колыхалась вокруг ее ног.

Когда Джоанна попыталась открыть дверь своей квартиры, ключ упрямо застрял в замке. Она энергично покрутила его, но напрасно.

- Позволь мне.

Бертье забрал у нее ключ. Она с облегчением вздохнула.

Дверь распахнулась как по волшебству.

- Что будешь пить? - Перенервничав, Джоанна внезапно почувствовала, что весь арсенал ее женской соблазнительности таинственным образом улетучился. - Вино? Коньяк? Кофе?

- Лучше коньяк.

- Сейчас. - Стоимость коньяка значительно превышала ее финансовые возможности, но в тот день она разорилась на бутылку дорогого «Реми Мартэн». И не зря.

Она разлила темный напиток в два пузатых бокала и протянула один Полю. Его пальцы, обвившие бокал, были длинными и красивой формы. Она представила, как эти пальцы ласкают ее тело, и острое желание пронзило ее.

Пока они пили, их окутало сгустившееся до физического ощущения молчание. Бертье первым нарушил его. Он поставил бокал на стол, взял из ее онемевших пальцев второй и поставил рядом со своим. Потом повернулся к ней.

- Ты очень красивая, Джоанна Лейк. - Он провел пальцами по ее шее. - И такая талантливая.

Как она надеялась, как жаждала услышать именно эти слова!

- Ты действительно так думаешь? - прошептала она.

- Разумеется.

От желания у нее путались мысли, а его голос еще больше возбуждал ее. Теплые, сильные, нежные ладони держали ее голову. Его улыбка согревала ей сердце. Казалось, его тепло через пальцы волнообразными приливами серебряного света проникает ей в кровь, заполняет все ее существо, устремляясь с током крови к ногам.

Губами он разомкнул ее губы в разрушительном долгом и глубоком поцелуе, от которого она опьянела. Все тело горело и лихорадило. Ей захотелось раствориться в нем, ощутить рядом со своим его обнаженное тело, погрузиться в запах его плоти. Никогда Джоанна не испытывала подобного. Она прижалась к нему и почувствовала упругую выпуклость. Ей захотелось впустить его глубоко в себя.

Он отстранил голову и смотрел на нее с непостижимым выражением так долго, что у нее замерло сердце. Когда он наконец протянул ей руку, она ухватилась за нее, позволив ему удержать себя на ногах.

Неторопливо он расстегнул молнию ее платья. Оно упало на пол к ее ногам черно-золотой грудой, и Джоанна переступила через него. На ней оставались отделанная кружевами золотистого атласа грация и длинные золотые чулки. Когда он повлек ее в спальню, она безвольно прильнула к нему, готовая идти с ним куда угодно.

Джоанна не заметила, каким образом с нее исчезло белье - его просто не стало, как по волшебству. Не заметила она также, каким таинственным образом исчезла одежда с Бертье. Он стоял рядом с постелью, откровенно возбужденный. Старинные пружины закряхтели, когда он лег рядом с ней.

- Какая ты чувственная, моя кокоточка. - Он обвел пальцами ее болезненно набухшие соски. - Какая страстная. - Языком он прикоснулся к ее горевшей плоти.

Он гладил, целовал ее всю с головы до пят - ее шею, грудь, живот, бедра, ложбинку внизу спины, даже пальцы ног.

Он открывал все ее потаенные женские местечки, постоянно шепча что-то ласково-зазывное по-французски, вызывая у нее чувственную дрожь.

Это было мучением, сладким мучением вперемежку с наслаждением. Захватывающие, лихорадочные, освобождающие ощущения все нарастали. Тело Джоанны словно полыхало розовым светом.

- Пожалуйста, - умоляла она, неистово вожделея его. - Невыносимо… хочу… - Она не могла больше ждать.

Но, сохраняя выдержку, он только посмеивался, лишая ее последних проявлений воли.

А потом он взял ее. Волна страсти, бешеная, словно предгрозовой ураган, обрушилась на нее. Джоанна прижалась к нему, полностью отдаваясь ритму движений.

Бертье выгнул спину в длительной завершающей фазе, каждой влажной мышцей отзываясь на пронзительное чувство облегчения. Тело Джоанны окатило изнутри жаркой волной, и эхом вторил ей первобытный крик Поля. Из пламени их страсти будто возникла шаровая молния, ослепившая их на время.

Навсегда, думала она, лежа в надежном кольце его сильных рук. Губы ее тронула таинственная женская улыбка. Вот и осуществилось счастливо последнее из тех желаний, что составляли ее жизненные планы. Исполнилось все, о чем она так долго мечтала. Отныне Бертье и она связаны неразрывно - творчеством, душами и телами. Навсегда.

Глава 7

Расположенный в самом сердце Лондона, Сити, как известно, считался богатейшим местом на земле. Сити всегда служил синонимом власти. Когда-то на этом месте стояли лагерем римские легионеры, а теперь здесь возвышались здания офисов. В средние века гильдии мастеровых развернули в этих краях торговлю, а грабители-капиталисты - люди, финансирующие войны и сельское хозяйство, - заключали миллионные сделки на джентльменских условиях.

В наши дни в Сити толпами устремились американцы и японцы, сжимая в руках набитые портфели и сложенные номера газеты «Файнэншл Таймс». Теперь заключаемые в Сити сделки касались прежде всего французских фильмов, импорта арабской нефти и торговых центров.

- Ты проделал большой путь от мест своего детства, парень, - пробормотал себе под нос Редклифф, глядя на стайки голубей, кружащих над куполом собора Святого Павла.

- Вы что-то сказали? - спросил водитель такси, посмотрев на своего пассажира в зеркальце заднего обзора.

- Нет, ничего, я просто размышляю вслух.

Таксист пожал плечами и сосредоточился на ведении машины в сплошном транспортном потоке.

Рабочий день близился к концу. Служащие покидали учреждения и устремлялись к станциям метро, которое развезет их по домам. Автобусы с трудом прокладывали себе путь на забитых транспортом улицах.

Завтра утром все те же люди снова ринутся в свои учреждения, будут на ходу обмениваться новостями, потом исправно трудиться и обсуждать способы заработать ошеломительные суммы денег. Потому что единственной и неизменной сущностью Сити были и остаются деньги.

Именно денежный вопрос и привел Редклиффа в Лондон. Он прибыл сюда по делам «Сэвидж». По крайней мере, он так считал, пытаясь обмануть сам себя.

Но в ту минуту, когда дворецкий Памелы открыл дверь, он понял, что через континент и океан его привело сюда желание быть рядом с этой женщиной, мысли о которой не оставляли его последние три недели. Понимал он и то, что такое поведение для него нетипично. Он не мог припомнить, даже из времен подростковой сексуальной озабоченности, чтобы чувственное влечение так захватило его. Правда, и таких женщин, как Памела Сэвидж, я еще не встречал в своей жизни, подумал он, следуя за облаченным в темный костюм дворецким в гостиную.

- Дело сделано, - вместо приветствия сообщил Редклифф.

- Сделано? - Памела загасила сигарету в пепельнице штучной работы и пошла ему навстречу, шурша малиновым шелком. - Ты хочешь сказать…

Чувствуя себя рыцарем, вернувшимся из удачного крестового похода, он водрузил свой портфель на бесценный столик в стиле Людовика XV и достал из него один-единственный листок бумаги.

Лорд Сторм глубоко сожалеет о нанесенном им моральном ущербе. В подтверждение своей готовности полностью принять на себя вину в расторжении вашего брака он не только отказывается от всех претензий на ваше имущество, но настоятельно готов взять на себя все положенные по закону издержки, связанные с его попыткой присвоить ваши акции «Сэвидж», а также все расходы по разводу.