— Конечно, — говорит мама, поднимаясь с дивана.

— Я познакомлюсь с ней? — подскакивает Олив, хлопая в ладоши. — Ура!

О, Боже. Это будет ужасно.

Отдаю Гэвина Хантеру и бегу обратно, чтобы привести своих девочек.

— Берег чист, — говорю я с беззаботным смехом, чтобы немного снять напряжение.

Эвер и Кэмми следуют за мной в дом, и Эвер почти наступает мне на пятки, прячась от присутствующих.

— Мистер и миссис Коул, приятно видеть вас снова, — говорит Кэмми, наклоняясь, чтобы обнять маму.

Мама не хочет отпускать ее, и я готов вмешаться, чтобы спасти Кэмми. Я прочищаю горло и притягиваю Эвер к себе, заставляя показаться. Не знаю, каким было мое лицо, когда я впервые увидел Эвер — когда она родилась или на прошлой неделе — но если бы мое лицо было таким, как мамино, папино или лицо Хантера, я бы, вероятно, плакал, глядя в зеркало. Они все выглядят удивленными, но такими счастливыми. Впервые в моей жизни все молчат, и я не знаю, что сказать, чтобы сломать этот лед.

— Боже мой, — говорит Хантер. — Ты похожа на отца, я имею в виду, на ЭйДжея.

— У нее идеальный маленький носик Кэмми, — говорит мама.

— У тебя глаза Коулов, — смеется папа. — Повезло.

Эвер ничего не говорит. Наверное, она чувствует себя не в своей тарелке, оглядывая своих новоиспеченных родственников. Я не знаю, как она держалась всю эту неделю. Интересно, когда она узнала, что ее удочерили, и при каких обстоятельствах? Я этого не спрашивал. Я так многого не спрашивал, и теперь, кажется, у меня заканчивается время.

— Ты абсолютно, потрясающе красива, — добавляет мама. — Я знала, что если вы двое будете вместе, у вас будет прекрасный ребенок. Я просто не знала, что это уже произошло.

Мама всхлипывает, и я понимаю ее. Я сбросил настоящую атомную бомбу на свою семью.

— Ты не хочешь, чтобы ЭйДжей поехал с тобой в Пенсильванию? — спрашивает папа, и наплевать, что это не его дело. Он никогда не заботился о том, чтобы держаться подальше от чужих дел, так что это не удивительно.

Кэмми садится в ближайшее кресло, скрещивая ноги. Ей явно неловко.

— Я хочу начать процедуру удочерения. Одна. Я не упоминала об ЭйДжее в качестве родителя из-за обстоятельств, в которых мы тогда находились. Плюс, папа готов был убить того, кто сделал мне ребенка. Ситуация может усложниться, если там будет ЭйДжей.

Почему это всплыло только сейчас?

— О чем ты? Даже после того, как все будет сказано и сделано, и мы докажем наше — твое родительское право, Эвер все равно не будет считаться моей дочерью?

Она — моя дочь. Господи, да посмотрите же на нее!

— Честно говоря, я не знаю, как все будет, — говорит Кэмми.

— Разве ты не адвокат? — спрашиваю я, и злость в моем голосе уже не спрятать.

— Да, но я адвокат по недвижимости, а не по семейному праву. — Даже не знал, что есть разница. — ЭйДжей, я хочу, чтобы ты тоже был ее законным опекуном, но ты сейчас женат, и не на мне, и поэтому не знаю, как все это решится. Я не вижу причин, почему суд должен предоставить родительские права паре, которая даже не живет вместе. Может быть, будет проще, если сначала на Эвер буду претендовать только я.

Эвер кажется такой потерянной, и если бы не она, я бы, вероятно, уже выбежал из дома и кричал во всю глотку от ужасной боли, сжавшей сердце.

Олив встает с кресла и подходит к Эвер.

— Хочешь пойти посмотреть сад? Он крутой. — Олив смотрит в сторону кухни. — Лана, давай выйдем на улицу с Эвер!

— Да, хорошо, — говорит Эвер, следуя за Олив. Лана идет за ними.

— Мы теперь двоюродные сестры, — говорит Олив, и дверь закрывается.

Тишина заполняет комнату. Мы все смотрим на только что закрывшуюся дверь и перевариваем то, что сказала Олив.

— Она права, — говорит мама, прерывая молчание. — Кэмми, это очень умное решение.

— Отлично, — бормочу я. — А как насчет ДНК-теста?

— ЭйДжей, все это — часть процедуры, и мы справимся с этим, когда придет время, но пока подумай о том, что все и так слишком сложно, — говорит Кэмми, громко вздыхая.

— Если ты хочешь вернуть себе Эвер, лучше не впутывать в это дело органы опеки, — говорит Хантер. Органы опеки? Ну да. Я все еще в браке с Тори, а не с Кэмми.

Почему все против меня?

— Тогда зачем ты вообще сюда приехала? — спрашиваю я Кэмми. — Раздразнить меня?

Знаю, что мои слова ранят ее, но никак не могу понять, почему она проделала весь этот путь, чтобы показать мне нашу дочь, а через несколько дней забрать ее.

— Я сказала тебе зачем, — напоминает Кэмми. — Как ты можешь сомневаться в этом, ЭйДжей? — Она встает и смотрит в окно, вероятно, высматривая Эвер. — Было очень приятно снова увидеть вас всех, — вежливо говорит она. — Уверена, мы скоро увидимся снова.

Кэмми выходит из дома, оставляя меня под взглядами трех пар глаз.

— На этот раз дело не только в тебе, ЭйДжей, — говорит папа. — Если бы я был тобой, то потратил бы время, чтобы выяснить, что за херня у тебя творится с Тори. А потом бы выяснил, что за херня у тебя творится с Кэмми, потому что мы все видели, как ты смотрел на нее, когда увидел в нашей гостиной. Может быть, если все это решится, дела пойдут на лад.

Все это звучит так просто, но одновременно кажется концом света.

Без единого слова я забираю Гэвина из рук Хантера и покидаю дом, следуя за Кэмми и Эвер.

— Пожалуйста, отвези нас в компанию по прокату автомобилей, — говорит Кэмми. — Если ты не хочешь, я попрошу Хантера или твоего отца.

— Я довезу, — ворчу я.

На полпути Кэмми наконец-то нарушает тишину.

— Я приехала сюда, чтобы найти тебя, потому что хотела этого. Потому что хочу, чтобы ты был частью жизни своей дочери. Я приехала сюда не для того, чтобы разрушить твою жизнь, брак или твои отношения с семьей. Тем не менее, именно это я и сделала.

— Во-первых, пожалуйста, не вини себя за мой брак. Я уже говорил, что это не имеет к тебе никакого отношения. Во-вторых, сейчас у тебя все не намного лучше, — напоминаю я. — Твой жених вернулся в Вашингтон, помнишь?

— Мне все равно, — говорит она. — Он мне изменял, ЭйДжей. Он думал, я настолько глупа, что он может обманывать меня.

— Так ты знала? — спрашиваю я.

— И ты знал? Это так похоже на тебя.

— Он выпалил это в тот день, но я не хотел использовать это как оружие, чтобы заставить тебя быть со мной. Я не хотел манипулировать тобой, не хотел добиваться твоего интереса таким образом, и не думал, что это мое дело.

— ЭйДжей, ты не перестаешь удивлять меня. — Я не знаю, что она имеет в виду, но это не очень хорошо.

Может, Кэмми все равно, что Каспер бросил ее, но мне небезразлично все то, что случилось на этой неделе. Мне не все равно, что моя жена в больнице. Не все равно, что я должен был покончить с этим браком еще год назад, когда осознал, что не смогу помочь Тори.

— К твоему сведению, мне не все равно, что произошло на этой неделе, и я точно знаю, что не хочу потерять вас двоих после того, как вы вернулись в мою жизнь.

— ЭйДжей, послушай, пожалуйста. Я не собираюсь говорить тебе, что делать, но тебе надо разобраться со своей жизнью здесь, и потом у нас троих появится какой-то шанс.

— Например, какой? — Знаю, какой отчет хочу получить, но не могу думать о будущем, пока не закрою эту главу своей жизни.

— Я все еще люблю тебя, ЭйДжей. Помнишь наши планы насчет побега?

— Я думаю об этом каждый день, — говорю я, сжимая руки на рулевом колесе.

— Эта история еще не закончена. Нам просто нужно расчистить путь, прежде чем мы двинемся по бездорожью вперед.

Я — внедорожник, а она — навигатор. Как всегда.

— Бездорожье означает неизведанный путь, Кэмми.

— Не в этом случае.

Может быть, здесь я и ошибался. Мои стереотипы стали причиной настоящей катастрофы. Может быть, длинная извилистая дорога, по которой придется ехать в два раза дольше — это и есть лучший путь.

Эвер молчит, пока мы не останавливаемся у прокатной компании. Выйдя из машины, она обхватывает меня руками, прижимая голову к моей груди.

— Я знаю, что ты мой отец, — говорит она. — Я хотела узнать тебя с восьми лет. — Эвер пожимает плечами. — Знаю, сейчас это значит не очень много, но спасибо, что боролся за меня. Никто и никогда не боролся за меня.

Я боролся за тебя, Эвер. Я боролся за тебя с того дня, как ты появилась на свет.

Эвер забирает из грузовика свою сумку с вещами и целует Гэвина в щеку.

— Увидимся, братишка. Не волнуйся, я научу тебя, как злить нашего папочку.

Я едва не плачу — это, может быть, лучшее, что я когда-либо слышал в своей жизни. Слезы вот-вот покатятся по моим щекам, и если Кэмми подойдет еще на шаг, я расплачусь.

И Кэмми подходит ко мне. Протягивает руки и гладит мое лицо.

— Посмотри на меня, — просит она.

Так и выходит. Слезы текут из моих глаз, и я почти не вижу ее.

— Делай то, что лучше для тебя и Гэвина. Независимо от того, кто имеет права, Эвер всегда будет твоей дочерью — нашей дочерью. Юридическая волокита — это просто... оставь это мне, хорошо?

— Что насчет нас, Кэм?

Она смотрит на мою руку.

— Я хочу, чтобы ты думал о том, что хочешь сам. Даже если тебе особенно не о чем сожалеть, притворись, что сожалеешь — о том, что не можешь принять другое решение. Оплачь то, что есть, и чего не будет. Излечись. И когда все будет сказано и сделано, если ты сам этого захочешь, мы сможем продолжить с того места, где остановились тринадцать лет назад.

— На качелях возле фермерского дома? — спрашиваю я, пытаясь выдавить смешок.

— Это ужасно, тебе не кажется? — спрашивает Кэмми, тоже пытаясь рассмеяться.