В первый вечер пребывания Алымова дома Ася легла с Ириской в детской, потому что девочка капризничала. Она баюкала дочку и с нежностью ее разглядывала – папина дочка, один в один! Только волосики совсем черные, как у бабушки Илларии. Ну вот, спит наконец. Вдруг Ася вспомнила, что не рассказала мужу две новости – надо, пожалуй, пойти, развеселить. Держался он неплохо, но она-то видела, как тяжело Сергею это давалось. Ася подошла к двери спальни, но вдруг остановилась и прислушалась, схватившись за сердце – он плакал. И так горько! Ася не знала, что делать: Алымов всегда старался скрыть малейшие проявления своей слабости, но сейчас… Внезапно ей пришла в голову мысль – а ведь Сергей не зря так легко отослал ее спать в детскую! Господи, он же думает, что противен ей, не иначе! И Ася решительно вошла. Он тут же затих. Ася села на край постели и положила руку ему на голову.

– Ася, уйди. Пожалуйста! Мне надо побыть одному, как ты не понимаешь.

– Ты слишком долго был один. Подвинься.

Она влезла к нему и обняла, хотя он отпихивался изо всех сил.

– Дорогой мой, – зашептала Ася, целуя его изуродованную щеку. – Любимый, единственный. Ну, что ты выдумал? Решил, что я тебя больше не захочу?

– Ася, это же вполне естественно. Я все понимаю. Я сам вздрагиваю, когда вижу себя в зеркале.

– А я не вздрагиваю. Я вижу тебя, а не твои шрамы. И люблю тебя всякого, даже такого… зареванного.

– Ты слышала…

– И видела не раз. Забыл, как в детстве ревел? Больше меня! Таким был плаксой!

– То в детстве. Ребенку можно, а когда здоровый мужик…

– Ты имеешь полное право плакать. Рыдать, кричать. Разбить что-нибудь. То, что произошло, – ужасно, и выглядишь ты чудовищно! Тебе больно и страшно. Мне тоже. Давай будем выходить из этого вместе.

– Я разбил. Зеркало в больнице.

– Ну, здорово. А я пять тарелок расколотила!

Алымов вдруг засмеялся:

– Аська! Ты никогда не сдаешься, да?

– Еще чего!

– Как там наша принцесса, спит? Думаешь, она сильно впечатлилась? Это никак не отразится на ее психике?

– Сереж, я как раз думала об этом. Понимаешь, мы не сможем защитить ее от жизни. Не спрячешь же в футлярчик? Пусть учится состраданию. Ничего, она справится. У нас сильная девочка. Вся в папу.

– Да нет, я бы сказал – в маму.

– Ой, опять забыла! Я ведь зачем пришла-то! У меня есть две новости: хорошая и хорошая! Представляешь, наши-то – заявление подали!

– Да ты что! Вот здорово! И свадьба будет?

– Верочка говорит – скромная.

– Ну да, как же! Человек на двести минимум. Я ужасно рад за них!

– Ты знаешь, мне кажется, Веру наш с тобой пример вдохновил.

– Возможно. Но они дольше друг от друга бегали, чем мы с тобой. Подожди, это сколько же лет прошло, как они развелись… Мне года три, кажется, было… Почти сорок лет! Правда, один раз пытались сойтись, лет двадцать назад. Не вышло. Господи, хоть бы сейчас получилось.

– Ёж, а почему все-таки ты от меня бегал?

Он глубоко вздохнул:

– Пожалуй, уже можно и рассказать. Хотя трудно. Это такое, знаешь… тайное и стыдное. Что даже от себя самого скрывают.

– Ты меня пугаешь…

– Да ничего страшного. Сейчас даже смешно кажется. Я издалека начну. Помнишь, ты ножку поранила, а я тебя нес? Ты такая маленькая была для своих пяти, и я справился, дотащил. Ты меня за шею обнимала. Я так любил тебя тогда!

– Помню, еще бы! Это самое счастливое мое воспоминание. Я все понимала, что между нами происходит. Всегда знала, что ты меня любишь. И это было обиднее всего. Ну, потом. Когда выросли.

– Когда выросли, вот именно. На самом деле я не помню того времени, когда не любил тебя. Ты была моя девочка, моя Малявка, а я твой защитник. Твой старший брат. А потом оказалось, что чувства мои к тебе вовсе не братские. И я испугался.

– Это когда поцеловал меня, да?

– Нет, гораздо раньше. Ася, ты только представь: мне почти восемнадцать, а тебе еще и четырнадцати нет! И я тебя хочу.

– Правда?

– Понимаешь, что я чувствовал? Ты – ребенок, почти сестра! Твои родители мне доверяют, а я… Ты не представляешь, как я мучился! Думал, я какой-то извращенец, больной! Мы купаться ходили, и ты попросила меня подержать полотенце, пока переодеваешься. Я сто раз это делал! Сто раз обнимал тебя, целовал, видел голенькой – и ничего! А тут… Обычно я честно отворачивался, глаза закрывал. А в этот раз не закрыл. Полотенце розовое, как сейчас помню, от него на коже розовый отсвет. Ты вся была, как жемчужина! Шейка, плечики… Грудь… Хотя – какая там еще грудь! Так, намек. Ты возилась, переодевалась, а я пялился, как дурак. В общем, пришлось мне потом долго и энергично плавать. Ну вот, так это и началось.

– А мне и в голову не приходило, что ты мучаешься. Из-за такой ерунды.

– Ничего себе – ерунда! Ты – такая юная, прелестная, невинная, чистая! А у меня что за мысли в голове? Какие желания? Потом только осознал, что дело было вовсе не в твоем юном возрасте, а в тебе самой.

– Так ты поэтому, да? С девицами так рьяно хороводился? Отвлекался? Ёж, ты удивишься, но я совсем не была такой невинной, как тебе представлялось. Со мной то же самое происходило. Ну, может, не в тринадцать, попозже. И мне это вовсе не казалось чем-то ужасным. Все совершенно естественно! Я же была для тебя предназначена и всегда это знала. Я видела твою реакцию, и мне это нравилось.

– Какую реакцию?

– Ну, я еще не очень разбиралась в физиологии, но то, как ты возбуждался, пару раз видела. Это трудно не заметить. И я прекрасно понимала, что из-за меня.

– И тебе нравилось?

– Да. Мне все время хотелось к тебе прислониться, прижаться, обнять… Потрогать. Так что невинной я не была. Но наивной – сверх меры! Мне казалось, что… Ну, если у тебя из-за меня такая реакция, то больше не из-за кого другого ее быть не может. Как-то так.

– Черт побери…

– Тебя все занимает, сколько у меня было мужчин, кто первый… Я скажу – всего трое за тринадцать лет, считая мужа. Но абсолютно неважно, сколько. Это ведь ты сделал меня женщиной. После нашего поцелуя мне сон приснился. Мы с тобой любили друг друга. Очень впечатляюще. Такой… натуралистичный сон. Но оргазм был вполне настоящий. И с кем бы я ни спала потом – я спала с тобой, понимаешь? Так что это всегда был ты.

– Ася, боже мой. Если бы я только знал. Ты не поверишь, но мне такой же сон приснился! В ту же ночь.

– Смешно.

– Да уж. Наверно, двух таких идиотов, как мы, нигде больше нет! Послушай, раз пошли такие откровения – это был Савва, да? Твой первый?

– Как ты догадался? – тихо спросила Ася, пряча лицо у него на плече. – Давно ты знаешь?

– Меня в больнице осенило. Как-то сложилась вся картинка.

– И что теперь?

– А что теперь? Ничего. Все нормально. Или ты думаешь, я пойду Савве морду бить? Наоборот, я рад, что это был именно он. Хотя жаль, что не я. Но сам виноват, что ж делать.

Ася посмотрела ему в лицо:

– А я так боялась признаться…

– Да, мы с тобой оба хороши, что говорить. А кто третий?

– Третий? А-а! Еще в институте. Такой был приличный, перспективный. Думала замуж выйти. Но не смогла. Такая скука! Да ну. А потом за Эдика вышла, дура.

– Если б не твой Эдик, мы бы не встретились!

– Почему это?

– Ну как же! Ты с ним поругалась, на дачу поехала, там я…

– Сережа! Я на дачу к тебе и ехала! А Эдик случайно возник! Я после похорон Иларии Львовны спокойно жить не могла – как вспомню твое выражение лица, так сердце и обрывается: бедный Ёж – один, в тоске, в депрессии! Но не знала, как к тебе подобраться, чтобы показалось случайно. Ты же упрямый, еще взбрыкнул бы. Вот мы с Саввой и придумали план. Савва привез тебя в Вешняково, потом я приехала. Хотела зайти типа за спичками: ой, Ёж, откуда ты здесь взялся?

– Подожди! То есть как?! Ничего не понимаю. Мне казалось, я сам запросился к Савве на дачу. Или нет? Ты подумай, а! Заговорщики! Ну, Савва!

– Ты чем-то недоволен?

– Да ты что! Я рад, я доволен. Я благодарен.

– И сильно?

– Сейчас увидишь, как сильно…

– А я думала, мы теперь только разговаривать будем! Раз я оказалась вовсе не такая невинная, как ты предполагал! Тебя же так смущает моя… ой… моя пылкость…

Через некоторое время Алымов мрачно сказал:

– Похоже, я разучился целоваться.

– Тебе больно?

– Нет, просто тянет с одной стороны, понимаешь? Кожа, мышцы. Такое ощущение, что рот на боку и губы не слушаются.

– Видно, ты мало тренировался, – серьезно сказала Ася. – Медсестрички-то вокруг тебя так и порхали, что ж ты?

– Ася! Ну, как тебе не стыдно! Что ты ревнуешь на пустом месте?! Кто на меня теперь польстится, ты подумай!

– Ёж, ты удивишься! – Ася поцеловала его сама. – Ты удивишься, сколько женщин захотят тебя утешить!

– Да ну? – Алымов наконец догадался, что Ася шутит. – А я думал, ты одна такая… извращенка…

– Кто я?

Но он не дал ей продолжить. Про вторую новость они так и забыли.

Ночные рыдания Алымова оказались только цветочками – через неделю, когда надо было ехать в больницу, он не смог выйти из дома. Ася услышала из кухни его сдавленный крик и прибежала в прихожую. Сергей стоял, держась рукой за стену, уже одетый к выходу – белый как мел, с ужасом в глазах.

– Мне плохо, – прохрипел он. – Помоги.

Ася засуетилась. Кое-как они дошли до спальни, и Алымов, скинув куртку, упал на постель. Пульс у него зашкаливал, и Ася сказала дрожащим голосом:

– Я «Скорую» вызову!

– Нет. Мне уже лучше. Дай чего-нибудь… успокоительного. Я не поеду. Не могу.

– Конечно, не поедешь! Куда ты в таком состоянии!

Через десять минут у Сергея все прошло, как не бывало, и он радостно играл с Ириской, помогая ей строить башню из кубиков. Ася задумчиво посмотрела на спокойного и бодрого Алымова и влезла в интернет. То, что она там нарыла, ее совсем не обрадовало: