— Я звонила Бенедикту, — сказала я, — он считает, что лучше всего на первых порах поставить нашу кровать в бывшей игровой комнате. Нора неожиданно заявила:

— Бенедикт даже не сказал мне, какой у тебя знак зодиака.

— Близнецы.

— А Бенедикт — Скорпион. Разве это сочетается? Я тоже Скорпион. В нашей семье никогда не было Близнецов, все мы активные личности. — Она вздохнула. — Мне надо догладить остальные рубашки Бенедикта.

— Я собиралась еще помыть окно на кухне, — слабым голосом произнесла я. На самом деле я хотела принять ванну. И к тому же была голодна. Я подняла голову, и на небе мне померещилась пицца, вожделенная и недостижимая.

Когда пришел Бенедикт, я даже не успела привести себя в порядок. Нора встретила его сообщением, что перегладила все его рубашки, а я — что опять весь день мыла окна.

— Как это мило! — небрежно бросил он. — А я вот сегодня обнаружил окно, вмонтированное в проем дома задом наперед. Ты бы только видела!

— Задом наперед?

— Его можно было открыть только снаружи. И это на четвертом этаже! Ни один из этих придурков даже не заметил. Вот был скандал! Фабер оценил, что я это заметил.

Мать Бенедикта звонко захохотала и восторженно захлопала в ладоши.

— Бенедикт, я бы с таким удовольствием пошла в пиццерию, — сказала я и с особой нежностью посмотрела на него.

— Сегодня?

— Да, так хочется куда-нибудь пойти! — продолжала я, хотя Нора стояла рядом.

— Я тоже за, — подхватила она. — Мне сегодня после обеда было нехорошо, и я ничего не смогла купить на ужин.

— Согласен, — отозвался Бенедикт, — пошли.

— Тогда лучше пойдем к нашему греку, чтобы ты наконец познакомилась с ним, — сказала Нора.

Собственно говоря, мне было бы приятнее, если б Нора осталась дома, но очень уж хотелось есть. Она отвезла нас на своем стареньком «опеле». Я пригласила их обоих, в конце концов, это мне пришла в голову идея куда-нибудь пойти. Бенедикт попросил копию счета, поскольку мог теперь получать некоторую сумму на деловые обеды и ужины, а мы были его первым официальным ужином. Меня переполняла гордость за Бенедикта.

Потом он сказал Норе:

— Я нахожу удачной мысль Виолы поставить нашу кровать в игровой.

Вот так-то.

4

С семи утра я ждала контейнер с вещами, словно львица кормежку. Они прибыли в три часа дня. Сначала завезли вещи, которые грузили после нашего отъезда.

— С этими коробками происходит то же, что с бедными душами в Библии, — глубокомысленно изрек грузчик. — «И последние будут первыми».

Нора не пожелала смотреть, как ее дом затаптывают грузчики, и осталась в своей гостиной. Грузчики без труда протащили нашу кровать по узкому коридору в игровую. Все трое по отдельности поинтересовались, довольна ли я тем, как поставлена кровать. Это означало, что чаевые заслужил каждый из них.

У нас, правда, почти не было мебели, но все прочие пожитки заняли почти сорок коробок. Хорошо, что мы сообразили приклеить на каждую записку с точным перечислением содержимого. Коробки с моими тряпками, бельем и обувью, книгами, чертежными принадлежностями, пишущей машинкой и прочими вещами я распорядилась поставить в коридоре возле комнаты Меди. Три ящика с люстрой встали туда же. Телевизор Бенедикта — в его комнату, стереосистему — в игровую. Коробки с посудой, рюмками и моими столовыми приборами отправились на кухню. Два венских стула, которые я сама отреставрировала, — в игровую. Хорошо, что мы забрали их с собой. Сольвейг во время очередного приступа бешенства облила бы их вишневым соком или порезала. А скорее всего и то, и другое вместе.

Когда все было расставлено согласно моим пожеланиям, я получила счет. Девятьсот пятьдесят восемь марок восемьдесят четыре пфеннига, включая НДС. Подписать тут и тут. Я решила дать каждому из грузчиков по десять марок на чай. Бенедикт сделал так же. Доставая чаевые из своей сумочки, я придумала вариант получше. Я все оплачу сейчас же, наличными. И дело будет сделано, и у меня не останется на руках такой крупной суммы. Сейчас не было времени открывать счет в банке. Я с любезной улыбкой вручила рабочим десять новеньких хрустящих купюр по сто марок и небрежно бросила:

— Сдачи не надо.

Грузчики радостно поблагодарили.

Когда я задрапировала продавленный диван белым хлопчатобумажным покрывалом с рельефным узором, мир стал намного привлекательней. Он похорошел еще больше, когда я поставила по обе стороны кровати венские стулья с чехлами в бирюзово-белую полоску. На один стул я водрузила нашу лампу с белым абажуром и стеклянным бирюзовым основанием. Очень симпатично. Стереосистема уместилась в самом углу, только не хватало удлинителя, чтобы дотянуться до единственной розетки. Я принесла из комнаты Бенедикта его постельное белье. Теперь все готово. Правда, немного тесновато, но уж лучше семь квадратных метров в белых и бирюзовых тонах, чем семьсот — в коричнево-бежево-оранжевых.

Довольная собой, я опустилась на диван и огляделась вокруг. Справа промелькнуло что-то темное. Я обернулась — рядом сидел паук. Он перебирал лапками в направлении моей руки.

Я вскочила с диким криком. Его тельце было размером с монету в одну марку. Нет, в пять марок. А вместе с лапками он казался величиной с булочку. Паук тоже встрепенулся и ринулся под диван на всех восьми лапках, жирных и черных, как обгоревшие спички. Я закрыла глаза и лишь с большим трудом заставила себя снова открыть их. Куда он делся? Где опять вылезет? За моей спиной? Рядом со мной? На мне?!!! Я выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь.

— Там паук! — завизжала я у лестницы.

Нора вылетела из своей комнаты и перегнулась через перила:

— Я спала! Что, приехал Бенедикт?

— Нет, там паук!

Она не спеша спустилась вниз по лестнице. Я показала ей на дверь игровой. Она вошла, я осталась у двери.

— И здесь должен спать мой сын?! — возмущенно воскликнула Нора. — В этой тесноте?

И тут гигантский паук медленно пополз по нашей белоснежной постели! Очень медленно. К Норе. Ко мне!

— Вот, вот, вот! — истерически завопила я.

— Совсем как Меди, — покачала головой Нора. — Она тоже так реагирует на пауков. А что в нем такого уж необычного? Нормальный паук.

Мне было все равно, нормальный он или нет.

— Убей его, пожалуйста, — визжала я.

— Это у Меди с тех пор, как еще в детстве она обнаружила паука в джеме. Согласна, это было не слишком аппетитно.

Паук теперь полз по подушке.

— Паук в джеме?! — мне стало совсем плохо.

— К сожалению, Меди намазала его на хлеб. Она его заметила, потому что он еще трепыхался. А так пауки — очень полезные насекомые.

Паук замер на левой подушке. Моей подушке — я всегда сплю слева от Бенедикта! А Нора рассуждала о пользе пауков. Как будто я, узнав об этом, сейчас же скажу: «Ах, ну если они полезные, пусть в нашей постели будет побольше пауков».

— Убей его!

Паук по-прежнему сидел на подушке. Словно чувствовал, что на ней его невозможно прихлопнуть с одного удара. Он бы только вдавился в подушку. Лучше всего сбросить покрывало с дивана на пол и затем методично затоптать его ногами, пока не убедишься, что тварь уничтожена. На покрывале бы осталось пятно, черное паучье пятно…

— Подойди сюда, паучок, тебе нельзя оставаться на подушке, а то Бенедикт задавит тебя своей головой. — Нора говорила с пауком, будто с котенком.

Паучок! Бр-р-р! Она схватила замершего паука прямо голой рукой за одну из его восьми лапок! Бр-р-р! Я не могла даже смотреть в его сторону. Паук, наверное, вцепился ей в руку. Неужели она его раздавит прямо пальцами? Нора поднесла паука к глазам. Что, не могла всласть насмотреться на красоту этого полезного насекомого? Я выскочила в коридор и услышала, как хлопнула дверь в сад.

— Я его вынесла. Наверное, он заполз в игровую на зимнюю спячку. Когда Бенедикт был маленьким, то как-то осенью нашел в игровой с десяток пауков.

Я в полной растерянности села на ступеньку. Что это там рядом, какая-то тень? Я подпрыгнула как ужаленная, стрелой промчалась в нашу новую комнату, не снимая туфель, бросилась на постель и, укрывшись с головой, заревела.

Я все еще лежала под покрывалом, когда пришел Бенедикт.

— Здорово здесь стало, — воскликнул он, открыв дверь.

Я всхлипнула, не высовывая головы из-под покрывала.

— Что случилось, киска?

— Паук величиной с кулак.

— Величиной с собаку?

— Мохнатый, как собака.

— Ох ты Господи! — из солидарности содрогнулся Бенедикт. Он-то пауков не боится!

— Твоя мать говорит, что здесь полно пауков, — зашмыгала я носом под покрывалом. — Ты не хочешь проверить?

— Мама преувеличивает, здесь нет ни одного.

Пауки приносят несчастье. Это знает каждый, кто их боится!

Наверное, он притаился сейчас в саду, чтобы ночью снова приползти. А может, и здесь еще остались пауки.

— Вдруг паук, который сидел на подушке, не тот, что исчез под диваном! Может, на диване сидит еще один паук! Или на покрывале, прямо на моей голове!

— Тут нет ни одного, — успокоил меня Бенедикт.

— Или он сидит на потолке в комнате и ждет, когда я выйду, чтобы броситься на меня! В этом вся мерзость пауков: если они захотят, то появляются где угодно.

— Киска, я все проверю. — Бенедикт чем-то пошуршал и сказал: — Выходи, воздух абсолютно чист.

Я вылезла из-под покрывала и бросилась на шею Бенедикту. Мой спаситель!

— Все будет хорошо, — сказал Бенедикт и поцеловал меня. — Забудь про паука. Переезд завершен, самое страшное позади.

Он был прав. Наконец мы снова лежали в нашей общей кровати. В объятиях Бенедикта я успокоилась.