Неужели все это было всего лишь притворством? Неправдой? И он сам себе все это придумал? А она. она правда играла, решив попробовать босса? Обман? Снова обман?..

— Да что ж такое, мать твою! — заорал Глеб, с досадой долбанув телефон об асфальт. — Что же это такое?!

* * *

Первая любовь настигла Глеба на последнем курсе. Такая, чтоб настоящая. С прогулками под луной, с чтением стихов, с долгими разговорами ни о чем, с походами на пляж в неожиданно жарком, знойном августе и с осторожными, почти тайными ласками, когда пальцы сплетались, зарывались в горячий песок, и разговоры стихали, потому что говорить становилось. лишним.

Как он был влюблен, как влюблен!..

Анджела — так звали его девушку, — была светлым, прекрасным существом. Чистый ангел. От ее красоты у Глеба в глазах темнело, дыхание перехватывало. Она музыкально, задорно смеялась, щуря светлые глаза, и тогда казалось, что нет в мире девушки прекраснее. И желаннее; Глеб пользовался успехом у девушек, робости перед ними не испытывал, и даже самые острые шутки в свой адрес воспринимал спокойно. А вот прикоснуться к Анджеле боялся; боялся показаться ей неловким, грубым, боялся разочаровать, боялся быть отвергнутым и поднятым на смех. Наверное, недели две собирался с духом, чтобы первый раз поцеловать девушку. Помог летний дождь, разразившийся над городом, когда они пешком возвращались с пляжа. Мгновенно промокнув, хохоча, они укрылись под тополем. Дрожащие ветви защищали от дождя плохо, но молодые люди жались крепче к его стволу и друг к другу, делая вид, что не замечают холодных капель, насквозь промочивших их одежду.

.. Г убы девушки были мокрые, прохладные, Глеб запомнил даже песчинку, приставшую к ним и покалывающую, когда он все же насмелился и поцеловал Анджелу. Это был самый прекрасный поцелуй за всю его короткую жизнь, самый долгий и нежный. Анджела улыбалась и льнула к нему, и Глеб чувствовал себя сильным и храбрым.

Смешно.

Тогда же, в этот жаркий короткий август, они решили пожениться. Вот так запросто, не имея ничего за душой, кроме заветных корочек об образовании и желании быть вместе. Глеб устроился временно в автомастерскую, крутить гайки, покуда не подвернется что — то получше. Анджела пока не работала — решили, что она будет «наводить уют» в снятой комнате на окраине города и ждать мужа с работы. Вечером, торопливо проглотив остывшие пельмени и рассказав все новости, Глеб выводил Анджелу «в свет». Кино, прогулки по парку; тогда, в двадцать с небольшим, казалось, что так будет всегда, что для счастья больше ничего и не нужно.

Но это было далеко не так.

В той же шарашке Глеб и встретил Вадима. Тот полировал капоты стареньких и мечтал о большом будущем, и бизнес-планов у него было хоть отбавляй. Именно он и подбил Глеба открыть свое дело, ввязаться в авантюру. впрочем, это другая история.

Итогом этой авантюры стало то, что Глеб все больше времени пропадал на работе. В отличие от Вадима, он был очень аккуратен и последователен, и, наметив цель, шел ней небольшими шажками. Он откладывал деньги на их совместный проект, хватался за любую работу, и, приходя домой, падал с ног от усталости. О прогулках и кино пришлось позабыть и Анджела начала скучать.

Сначала она обидчиво дула губы, выговаривая Глебу, что устала сидеть дома одна. На предложение подыскать работу обижалась и не разговаривала. Потом начала уходить гулять одна, появились какие-то подруги, звонки, другие интересы, поздние возвращения.

Тогда еще Глеб не умел ревновать. Он верил Анджеле, и она, наверное, была с ним честна. Наверное.

Но в один прекрасный день появился этот мажор. сейчас Глеб и имени его не вспомнил бы. Просто знакомый парень на крутой тачке, при деньгах. Кажется, учились вместе.

Может быть, у этого парня тоже были чувства к Анджеле; ведь недаром же он так настойчиво ее преследовал и так красиво ухаживал. Цветы, маленькие, но дорогие подарки… Даже драка, за которую Глеб отсидел ночь в обезьяннике, не заставила его отступиться от Анджелы, хотя Глеб отделал его хорошо, крепко.

И заявление он забрал.

Вернувшись домой, голодный, злой, с саднящими сбитыми руками, Глеб застал Анджелу с чемоданом на пороге.

Она покраснела, опустила глаза, раздосадованная тем, что ей не удалось уйти незаметно, без оправданий и объяснений. Руки ее, сжимающие ручку чемодана, чуть подрагивали, и на тонком пальчике Глеб увидел колечко — дорогое, с ярко поблескивающим камешком. Стало невероятно больно и горько, так больно, что дышать невозможно, и Глеб зажмурился, скрывая набежавшие слезы, с трудом проглотил вставший в горле ком.

— Подожди совсем немного, — почти умоляюще произнес он, не смея почему-то коснуться Анджелы. Своей Анджелы; своей жены. — Скоро все будет иначе! По-другому! Ты ни в чем не будешь себе отказывать, стоит только немного подождать! Я обещаю.

Анджела покраснела еще сильнее, ее пальцы теребили конец почти рассыпавшейся светлой косы. Она все так же не поднимала на Глеба глаз, и он шестым чувством уловил, почуял — все кончено. Все.

— Я не могу, — ответила она тихо. — Я была с ним. Теперь я не могу с тобой. прости.

Она почти силой оттолкнула его с дороги и бросилась прочь из комнаты, в которой оставалось так много несбывшихся надежд на счастье, и Глеб поймал ее за руку, ухватив грубо и сильно, как никогда не хватал до этого.

Он прижал яростно вырывающуюся девушку к себе, запустил пальцы в ее светлые волосы, с силой сжал ее затылок, и влепил ей поцелуй — грязный, нехороший, насильный, жадный. Анджела вскрикнула и забилась в его руках, отталкивая, колотя руками по его плечам, по голове, а Глеб все целовал, причиняя своими поцелуями только боль и рождая стыд в душах обоих.

Девушка почти рыдала от омерзения и бессилия, когда он так же грубо отстранил ее и рывком вышвырнул на лестничную площадку. Туда же последовал и ее чемодан; от удара он раскрылся, белье вывалилось на серый бетонный пол, а Глеб с грохотом закрыл за Анджелой дверь.

Глава 10. Игра наоборот

Звонок в дверь в десять вечера кого угодно выведет из себя, даже если у этого кого — то ангельское терпение.

Матюгаясь, Вадим вылез из постели, накинул халат, прислушиваясь — не ушел ли поздний визитер? Но звонок повторился, и Вадим, чертыхаясь, кое-как отыскав под кроватью тапки и очки на прикроватной тумбочке, побрел открывать.

На пороге стоял Глеб, прислонившись плечом к дверному косяку. Одежда его была в беспорядке, шарф, намотанный вокруг шеи в два раза, висел хомутом, пальто забрызгано грязью. Он где-то потерял свои щегольские перчатки, его руки были красны, и он сжимал их в кулаки, прятал в рукава пальто, чтоб хоть немного отогреть одеревеневшие от холода пальцы. Казалось, что он был смертельно пьян, так, что и на ногах стоять не может, но алкоголем от него не пахло. Оглядев друга, Вадим заметил, что его обувь, обычно безупречная, вычищенная до блеска, теперь была грязна, словно Глеб прошел не один километр по осенней непогоде, по слякоти, чавкающей под ногами.

— Бить будешь? — поправив очки, вежливо поинтересовался Вадим, глядя странные, какие-то остановившиеся, остекленевшие глаза друга и понимая, что произошло что — то из ряда вон выходящее. Глеб устало мотнул головой, — нет, нет, — и, бесцеремонно отодвинув Вадима плечом, молча зашел в квартиру.

— Ольга ушла из клуба, — бросил Глеб устало. — От встреч отказалась. Все.

Он замолк, устало вздохнув, неловко стащил пальто, шарф и кинул их там же, где снял, как делала это Мара. Вадим молча последовал за ним, так же настороженно разглядывая друга.

На кухне оба долго молчали, пока Вадим варил Глебу кофе покрепче. И только отпив глоток ароматного напитка, сжав красными руками крохотную чашечку, Глеб, поморщившись от шоколадной горечи, заговорил:

— Ты все подстроил?

Объяснять он ничего не стал, как и Вадим не стал отпираться и делать вид, что не понимает, о чем речь.

— Подстроил, — хмыкнул он, усаживаясь напротив Глеба и вновь поправляя очки. — Да и подстраивать ничего не надо было. Я ей предложил просто с тобой поговорить, но не сдержалась девчонка. Она ж в тебя влюблена как кошка. Сам-то чо, не допетриваешь? Тяму не хватает? Не видишь?

Вадим смотрел прямо, строго, и Глеб стушевался под его немигающим взглядом.

— Чего ж не призналась?.. — пробормотал он, и Вадим тяжело вздохнул, обхватил голову ладонями.

— Ну, ты у меня это спрашиваешь?! — совершенно искренне возмутился он. — Что за театр юного зрителя?! Почему ты со своими женщинами выясняешь отношения через меня? Почему они бегут поговорить с тобой… ко мне?! А?!

— Не знаю, — потерянно ответил Глеб.

— А я тебе подскажу, — с готовностью оживился Вадим. — Ты ж у нас Чудовище. Ты же говорить не умеешь, только лаять. Или рычать. С Маркой что?

Глеб пожал плечами. Что с Марой? Тот момент, что с ней лучше б объясниться, расстаться, честно прервать ставшие ненужными отношения, он не учел. Не подумал. Ушел, как обычно, он неудобной ситуации.

— Спрятал голову в песок по самые яйца, — угодливо подсказал Вадим, озвучивая мысли Глеба. — Ты всегда так делаешь. Стоит только твоей женщине спросить у тебя — «Глеб, а что дальше?» — как ты уходишь от ответа. И от ответственности. Стена. Железобетон. Пофигист. Человек мучается, страдает, а Глеб у нас хладнокровно в песке сидит и думает, что все само рассосется. Легче наплевать, чем сохранить, да?

— Не начинай! — Глеб отмахнулся, но Вадима было не остановить.

— С Олечкой что?! — настырно спросил он, уставившись на страдающего, как двоечник в кабинете директора, Глеба. — Снова будете через меня общаться? Она прибежала, поплакала, ты прибежал, скорчил страшную рожу? Или все же осмелишься к ней подойти? Теперь-то, когда все знаешь — осмелишься, или снова очко игранет? Снова пафосные слова «а что я ей могу дать»? Вы ж нравитесь друг другу, клоуны! Ну, она ладно, чего с нее взять, молоденькая девчонка… и то вон чего учудила. А ты чо?!