— Вот теперь, — произнес он, рывком поднимая Ольгу и ставя ее на колени, — роза!

Мягкий текстильный ремень перехватил ее тонкие запястья, девушка беспомощно замерла, чуть нагнувшись в испуге, когда Глеб стягивал ее руки у нее за спиной.

— Терпи, моя хорошая!

Он устроился у нее между ног, практически усадив ее себе на лицо. Его язык крепко прижался к ее клитору и Ольга к с криком рванулась, подскочила, когда к невыносимому жжению спереди прибавились глубокие и сильные толчки внутри.

— Пож-ж-жалуйста, — пропыхтела она, трясясь напряженными бедрами, животом, склоняясь над Глебом, крепко удерживающим ее за бедра и жадно ее вылизывающим.

— Мы не в клубе, — коварно напомнил он и впился в ее промежность жадным поцелуем, толкая пальцами игрушку в ее теле так, что она закатилась в истерике, нетерпелив ерзая, двигая бедрами. — Я буду трахать тебя так, что соседи выйдут покурить.

Ольга ответила ему воем, жалким и бесстыдным, откровенным в своей беспомощности. Она попала в ловушку, и осознавала это; но притом ловушка насколько пугала ее, настолько же была желанна.

Его язык скользил между ее дрожащих бедер неторопливо, Глеб словно нарочно мучил девушку, желающую поскорее кончить. Он терзал ее тело игрушкой, доводя Олечку до исступления, и внезапно останавливался, замирал; его рука, прижимающая набухшие лепестки ее плоти, становилась неподвижна, а губы жарко целовали ее трясущиеся бедра, и девушка постанывала, требуя разрядки.

— Пожалуйста, пожалуйста! — вскрикивал Олечка, неловко шевеля связанными руками. Больше всего сейчас ей хотелось впиться ногтями в его тело, заставить прижаться к ней крепче и сделать свое дело быстро и сильно.

Но он снова приникал губами к ее клитору, и Олечка выла, откидываясь назад в исступлении, погружаясь в жестокую ласку и вибрируя, дрожа, как натянутая струна.

— Ну, ты же знаешь, что я так не могу!..

Она почти рыдала. Глеб натешился, наигрался, насладился ее телом, ее запахом, ее вкусом, и теперь его губы целовали ее животик — трепетно, нежно, любовно, — ее груди, ловя острые чувствительные соски, и Ольга почти плакала, когда он снова поставил ее на колени, поглаживая ее раскрытую промежность.

— Знаю, — коварно шепнул он.

Игрушка по-прежнему заполняла ее лоно. Пара движений — и Ольга кончит, вопя и содрогаясь. Но она уткнувшись пылающим лбом в спинку дивана, вдруг ощутила льющуюся на попу жидкость. Жирный крем, который чуткие пальцы Глеба разглаживали меж ее ягодиц, поглаживая и дразня дырочку сзади.

— Роза? — вопросительно произнес он. Его пальцы скользили меж ее ягодиц, поглаживая чувствительное пятнышко, и Ольга закусила губу, чтобы не выдать себя никак, когда, от его неторопливых нежных движений она потекла, ощущая жар и непередаваемое желание.

— Роза?

Его бессовестные пальцы толкались внутрь ее тела, Ольга вскрикивала от ощущений, откинувшись на его плечо и шире расставив ноги.

— Нравится? — шепнул Глеб ей на ухо, жарко, бессовестно, двигая пальцами в ее теле все сильнее, все глубже. Олечка стонала, шире расставляя колени, рыча, когда его пальцы касались латексного пятачка меж ее половыми губами.

— Р-роза, — простонала она, нагнувшись и уткнувшись лицом в подушку, чувствуя, как ее расслабленного ануса касается горячая головка его члена.

— Т-щщ! — прошептал он, оглаживая ее дрожащие ягодицы, чутко прислушиваясь к ее вздрагивающему телу. — Расслабься, расслабься…

Он звонко шлепнул по ее ягодице — до вскрика, — и снова нырнул жадными масляными пальцами в ее анус, тревожа, выбивая неловкие стоны.

— Расслабься.

Олечка вскрикнула, когда жёсткая головка его члена скользнула в ее тело сзади и забилась, чувствуя, как его пальцы тревожат игрушку в ее теле спереди.

— О, вот так, вот так. — шептал Глеб, вжимаясь в ее мягкие ягодицы, утопая в наслаждении, которое приносит ему ее узкое тело.

Он толкнулся несколько раз, заставляя Ольгу постанывать, его рука касалась ее промежности спереди.

— Не больно? — шептал он почти умоляюще, поглаживая ее напряженный клитор, кусая и целуя шею Ольги. — Ведь нет?

— Нет, — хрипнула Ольга, подаваясь назад всем телом, принимая его полнее.

От беспорядочного движения его пальцев она сжималась, чувствуя приближение наслаждения. Но его движения, его проникновения меж ее ягодиц сбивали ее с толку, Ольга с трудом приспосабливалась новым ощущениям. Она расставляла ноги шире и часто дышала, стараясь справиться с незнакомыми ощущениями, но выходило плохо. Вместо ожидаемой развязки ее живот наполнялся бессовестным желанием, и движение члена меж ее ягодиц только усиливали его. Девушка стонала и почти плакала, стараясь высвободить руку, и Глеб ее услышал. Он пропустил свои пальцы глубже, поглаживая ее возбужденное лоно и тревожа игрушку, и Ольга закричала, кончая, яростно насаживаясь на его член, не ощущая больше ни боли, ни каких-либо неприятных ощущений.

— Ай! — кричала она, чувствуя, как его пальцы тревожат ее упругий клитор, ощущая, как спазмами выдавливает из ее лона игрушку.

— Моя сладкая. — шептал Глеб, кончая, покрывая ее плечи, ее шею поцелуями, прижимая девушку к себе. — Моя сладкая.

* * *

Выходные Пал Саныч провел как в тумане. Тревожные мысли терзали его. Что там? Как там? Узнал Чу об измене подруги, или этот скользкий Вадим вывернулся? Отчего — то он решил, что если Чу и его зам перегрызутся, и Чу вышибет Вадима к черту, не простив ему шашни с его женщиной, то надо всего лишь быть рядом, под рукой, чтоб Чу ухватил Пал Саныча и усадил его в кресло поудобнее — на место Вадима.

Он маялся и ждал чего-то невероятно, скандального. Позвонит ли телефон, забьют ли офисные тревогу, если в понедельник некому будет исполнять обязанности оскандалившегося зама?

Но ничего такого не произошло. Никто не позвонил, и потому Пал Саныч, терзаемый самыми противоречивыми чувствами, в понедельник рванул на работу как можно раньше.

На крытой стоянке он припарковался в стратегически выгодном месте, погасил фары, откинул сиденье назад, сполз, прячась от взглядов проходящих, и включил радио. Он приехал первым, как, впрочем, и обычно. До начала рабочего дня оставался почти час, и половину этого времени Пал Саныч честно дремал, посасывая вместо завтрака мерзкую карамельку «Раковые шейки». Звук мотора машины Вадима Пал Саныч не узнал — он угадал низкую вибрацию кожей, учуял, как хищник чует опасность или запах добычи.

Выглянул осторожно; сквозь запотевшее стекло увидел, как Вадим паркует свою бэху, уверенно и неторопливо выходит, осматривает авто, и так же неспешно удаляется походкой вполне уверенного в себе человека. Значит, ничего… Пал Саныч даже застонал от разочарования, соображая, что все это время надеялся черт знает на что. Даже если Вадим и оприходовал Мару, как бы Чу об этом узнал? Они ж поди не признались ему. Дураков нет.

Размышляя об этом, расслабляясь в приятной тишине и покое, Пал Саныч пролежал в машине еще четверть часа, особо уже ни на что не рассчитывая, как вдруг чудо, которого он ждал, произошло.

На стоянку въехал автомобиль Чудовища. Само по себе событие ничем не примечательное, Пал Саныч наблюдал такие явления Христа народу многократно, если б не одно «но».

Рядом с Чу, на пассажирском сидении, была Олечка. Светлая и юная Олечка, сияющая в этот непогожий день ярче солнца.

Она смотрела на Чудовище абсолютно влюбленными глазами и улыбалась. Пал Санычу хорошо был знаком этот взгляд; так улыбаются женщины, когда точно уверены, что сумели запустить свои острые хищные коготки под кожу мужику, достали ими до самого сердца, и он уже не вывернется.

Впрочем, и шеф тоже выглядел не наилучшим образом. Так телок на веревке, глупо хлопающий доверчивыми глазами. Доверчивыми и влюбленными; удивительно, но, кажется, выражение его лица слегка смягчилось, Чудовище не выглядел уже настолько холодными равнодушным, наоборот — он улыбался, приобнимая девушку, его серые глаза лучились счастьем, и казалось, между этими двумя, перетекая из глаз в глаза, существует какая-то сокровенная тайна.

— Ах ты, секретуевишна, — потрясенный, пробормотал Пал Саныч, глядя, как Чудовище жмет Олечку, думая, что их никто не видит, как прижимается губами к ее шейке, как поглаживает ее соблазнительную попочку, обтянутую тонкой тканью осеннего пальто. — Дала таки Чудовищу. Эк же их всех одновременно потянуло потрахаться.

Мозг Пал Саныча, казалось, загудел, работая в полную мощность. Он один из всей конторы владел такой важной и эксклюзивной информацией, и ею надо было распорядиться с умом, чтобы выгадать себе какую-нибудь пользу.

Выдать Чудивищу зама с Марой? Чу легко вышибет Вадима, в этом Пал Саныч не сомневался. Даже наевшись сладенького, даже такой мягкий и расслабленный, довольный жизнью, даже оттаскав секретуевишну — за свою-то женщину он должен впрячься?! Были прецеденты, когда Чу сначала улыбался и шутил, а ровно через пять минут яростным росчерком подписи в приказе выставлял проштрафившегося за ворота. Он впряжется за Мару, это без сомнения. Надо тут же улучшить момент и подлизаться, чтоб удобное кресло Вадима занять… а вот пото-о-ом… Потом можно и к Маре подкатить. Должность денежная, уже не стыдно будет рядом с ней находиться. И охмурить ее будет реально. На крайний случай у него козырь имеется — секретуевишна, оприходованная самим шефом. Сдать Олечку Маре.

«Бабы, — размышлял Пал Саныч, зажевывая еще одну мерзкую конфетку, — они ж живут на эмоциях. Услышит о сопернице, тут крышу ей и сорвет. Отомстить захочет. А тут я.»

Пал Саныч полдня угробил на слежку за начальством, за что схлопотал неодобрительный взгляд от Чу, с прохладцей заметившего, что в рабочее время надо заниматься рабочим процессом, а не гонять чаи и не болтать с хорошенькими сотрудницами.