— Да, — прорычала она сквозь зубы, содрогаясь всем телом, когда толчки стали резче и чаще.

— Р-ро-оза…

— Хорошая девочка, — удовлетворенно произнес Глеб. Его рука в такт толчкам неспешно поглаживала ее лобок, раскрытые губки, маленькую кнопочку клитора, и девушка заходилась в беспомощных стонах, извиваясь под его руками. Ее бедра мелко подрагивали и напрягались до каменной твердости, стоило его пальцам потеребить ее клитор, и Глеб развлекался, осторожно и тонко касаясь самым кончиком пальца чувствительной точки, отчего девушка вскрикивала и вздрагивала от каждого прикосновения и выгибала спинку, спасаясь от чересчур острой ласки.

— Он принес мужскую вещь, — продолжил Глеб, отстранившись от девушки. Его руки, до того терзающие ее тело, внезапно покинули ее, и Ольга, то ли всхлипнув, то ли вскрикнув, расслабилась, неловко привалившись боком к спинке дивана. Ее тело из напряженного, словно струна, стало мягким и слабым, чуть подрагивающим, и Глеб снова огладил ее розовую от шлепков попочку.

— Принес и бросил у нас в спальне, — пояснил Глеб. Ольга, тяжело дыша, неловко шевеля связанными кистями, вслушивалась в его неторопливый голос. Вжикнула молния, послышался шорох одежды, и горячие ладони снова легли на бока девушки, заставив ее подняться.

— Кажется, он повалялся у нас на постели, — заметил Глеб, поставив девушку в удобное для себя положение и жадно прихватил ее за ягодицы обеими ладонями, приподнимая и раздвигая их, с наслаждением тиская податливое тело. — Я пришел и обнаружил это.

Блаженно зажмуренные глаза Ольги распахнулись, на ее расслабленном лице выписалось такое изумление и негодование, что увидь его Глеб — он не решился бы к ней прикоснуться.

— И ты подумал на меня?! — вскрикнула она, порываясь подняться, но его ладонь легла на ее спину, снова принуждая Ольгу улечься на место. — Ты, негодяй, подумал, что это я привела кого-то?! Не смей меня касаться, мерзавец!

Она заколотила ногами, стараясь вывернуться, и Глеб молча удерживал ее некоторое время

— до тех пор, пока у нее не иссякли силы, и пока она не замерла, тяжело дыша, уткнувшись потным лбом в мягкую обивку.

— Подумал, — как только стихли ее протестующие крики, как ни в чем не бывало, ответил Глеб, все так же бессовестно и развратно поглаживая ее ягодицы. Его возбужденный горячий член скользнул по ее мокрым половым губам, и Ольга яростно вильнула задом, не позволяя ему проникнуть в свое тело. — Представь, какие мгновения я пережил? Я думал, — вкрадчиво произнес Глеб, жестко ухватив сопротивляющуюся, брыкающуюся Ольгу и с силой нажимая членом на мокрый вход в ее тело, — что сойду с ума.

Она вскрикнула и замерла, чувствуя, как его плоть проникает в ее — туго, невероятно чувствительно, на грани боли. Глеб склонился на ней, запустил руку меж ее дрожащих ног и настойчиво потеребил клитор, отчего лоно девушки стало еще уже, еще плотнее обхватило его член, и Ольга забилась под ним, сходя с ума от чересчур острых ощущений.

— Я думал, — продолжил Глеб, жестко толкаясь в ее узкое жаркое тело и выбивая новый вскрик из ее груди, — что лучше сдохнуть, чем жить вот так — зная, что любимая женщина предала.

— Но не было же, не было ничего, — задыхаясь, выкрикивала Ольга. Толчки в ее тело стали чаще, Глеб нещадно вколачивался в ее тело, и Ольга вопила, сходя с ума от этой нещадной ласки.

— Я знаю, — почти ласково ответил Глеб. — А если б ты о нем мне сказала сразу, я б его вышиб, и он бы не смог напакостить. И не было бы этого сумасшествия, бессонных ночей… Я ведь чуть не потерял тебя, — Глеб, словно мстя, толкнулся в ее тело особенно резко, сильно, прижавшись к ее дрожащей спине всем телом, и Ольга изогнулась, плотно прижимаясь ягодицами к его паху, закинула голову, позволяя себя целовать, чувствуя, как его пальцы ложатся на ее дрожащее горло, словно пытаясь уловить, почувствовать каждый, даже самый тихий вскрик.

— Три чертовых дня я сходил с ума. Три дня. Три дня я думал, что ты не моя, и никогда моей не будешь. Три дня. И вот за это я сейчас тебя выдеру.

Глеб целовал ее запрокинутое лицо долго, жадно, чуть толкаясь в ее тело, позволив, наконец, своей страсти и своему желанию реализоваться. Он проник в ее тело максимально глубоко, едва не задохнувшись от обжигающего удовольствия, которое приносило ему упругое сопротивление ее плоти. Его движения были неспешны и несильны, но для Ольги каждый толчок был сумасшествием, от которого яркие вспышки загорались перед глазами. Его пальцы по-прежнему лежали на ее задыхающемся горле, из которого рвались стоны, крики и плач, Ольга сходила с ума, нанизанная на жесткий член Глеба. Она почти не осознавала себя, ее состояние балансировало на грани обморока, мир растворился в удовольствии. Стараясь погасить его, прийти в себя, Ольга часто и горячо дышала, втягивала прохладный воздух. Но Глеб начинал двигаться чаще, массируя какие-то очень чувствительные точки в глубине ее тела, и сознание снова уплывало от Ольги, которая не осознавала даже, что кричит и с рычанием выдыхает рваным короткими всхлипами свое удовольствие. Его рука легла на ее ягодицы, чуть прижала анальную пробку, отчего ощущения девушки сделались еще более невыносимыми, и Ольга зарычала и зажмурилась, чтобы не видеть пляшущие перед глазами звезды. Казалось, вес мир исчез, и не существует ничего, кроме бесконечного неспешного удовольствия, терзающего ее тело. Наслаждение и возбуждение тяжелым теплом наливали ее тело, Ольга напрягала бедра, подтягивала живот, стараясь отодвинуть оргазм, которого подспудно боялась — ведь если так сильны ее ощущения сейчас, то какова же будет развязка? Ее тело стало горячим и влажным, она дрожала, сжимаясь как от сильнейшей боли, и оргазм настиг ее, стоило только совсем ненадолго расслабиться.

От спазма, сжавшего ее горло, Ольга даже кричать не могла. Она лишь сжималась, резко выдыхая, спазмы выгибали все ее тело до тех пор, пока Глеб не выпустил ее и она не уткнулась лицом в диван. Только после этого она вскрикнула — и нетерпеливо заерзала, сама насаживаясь на его член.

— Раз, — хрипло, но хладнокровно произнес Глеб, прижимаясь к ней животом, слушая ее вопли и толкаясь в ее лоно сильно и быстро, продлевая ее удовольствие, от которого тело девушки извивалось под ним.

Уставшую, запыхавшуюся, он резко поднял Ольгу, поставил ее на колени, прижав к себе влажной вздрагивающей спиной. Его возбужденная плоть покинула ее тело, все еще сжимающееся от оргазма, его ладони, оглаживая, скользнули по ее бокам, по часто вздымающейся груди, по животу, по трясущимся от усталости бедрам. Эти бессовестные горячие руки словно прислушивались к сладкому изнеможению, наполнившему тело девушки, Глеб ладонями как будто впитывал Ольгино удовольствие. Он чуть нажал на горячую мягкую внутреннюю поверхность бедер, заставляя девушку пошире расставить колени, и, целуя ее разгоряченную щеку, коварно спросил:

— Готова?

— Нет, нет! — взвизгнула Ольга, но Глеб ее не слушал.

Не слушая ее протесты, он устроился меж ее разведенных ног, его руки притянули ее подрагивающее тело ближе, усадили на его лицо, на жадный горячий рот, и Ольга снова затряслась, как в лихорадке, чувствуя, как Глеб жадно целует и вылизывает ее мокрую промежность. Его пальцы чуть надавили на металлический пятачок меж ее ягодиц, поддразнивая девушку, и Ольга завыла, нетерпеливо ерзая, стараясь высвободить связанные за спиной руки.

— Господи, не могу, не могу, — шептала она, содрогаясь от непереносимого наслаждения, когда его язык ласкал ее клитор остро и часто.

В ответ на это Глеб приподнял дрожащее тело девушки, но лишь затем, чтобы ввести в ее пылающее лоно еще одну игрушку, большую, входящую туго, с трудом. Ольга оглушительно взвизгнула и забилась, чувствуя, как его ладонь крепко прижимает ее растянутую донельзя плоть, а язык снова неумолимо касается возбужденной точки внизу дрожащего животика.

— Ой, ой, — стонала Ольга. Ее бедра бессовестно двигались, к мокрым вискам прилипли влажные волосы. Горячее тяжелое наслаждение наполняло ее тело, ладонь Глеба настойчиво теребила игрушки и Ольга заходилась в стонах, извиваясь всем телом, старая найти позицию, при которой не будет так невыносимо чувствительно, но ей не удавалось этого сделать. Настолько сильной и бессовестной наполненности она не испытывала никогда, наслаждение было огромным, через край, Ольга покорно замирала, трясясь, как в ознобе, когда рука Глеба сильнее толкала игрушки в ее теле, и заходилась в криках, когда его губы целовали меж ее ног.

— Ты же знаешь, я не могу, не могу так, — стонала она жалобно, корчась на его языке, и ответом ей были глубокие несильные толчки в ее лоне, от которых ее сознание уплывало, уступая место ненормальному, всепоглощающему наслаждению. Она выкрикивала свое удовольствие, сжималась, пытаясь вытолкнуть из себя игрушки, но выходило только хуже. Каждое прикосновение было словно по обнаженным нервам, и, кончая, Ольга кричала во все горло, двигая бедрами откровенно, бессовестно и сильно, раскрывшись и более не скрывая своего наслаждения.

— Два, — шепнул Глеб, уложив ее, подрагивающую, на диван.

Легкими, как прикосновения крыльев бабочек поцелуями он покрыл ее влажное плечо, осторожно освобождая связанные руки. Ольга не могла даже двигаться; даже открыть глаза для нее сейчас было непосильной задачей. Истерзанная промежность горела огнем, кровь пульсировала, отчего возбуждение не проходило.

Глеб рывком перевернул ее на спину, развел ее слабые ноги. Ольга не смогла протестовать даже тогда, когда он закинул из себе на плечи и тесно прижался к ней, навалился тяжелым горячим телом. Горячая головка его члена ткнулась в ее мокрую, припухшую промежность, проникновение было грубым и жёстким, и Ольга слабо простонала, ощутив снова глубокий и сильный толчок в себе. Глеб словно обезумел; теперь он уже не сдерживал свою страсть. Он словно хотел растерзать ее нежное, обессилевшее тело, и Ольга услышала свои стоны словно со стороны.