Константин Фрес - Поцелуй чудовища

— Ты не.

— Я самый счастливый человек сегодня, — ответил Глеб, отстранившись от Ольги. Он отер влажные сияющие глаза и рассмеялся, глядя, как она обидчиво дует губы. — Ах, какой роскошный подарок ты мне подарила! Какой подарок! И так долго молчала?!

— Ты рад?

— Господи. ну, конечно! Как ты могла подумать иначе?! Как ты могла?!

— Накажешь меня теперь? — невинно поинтересовалась Ольга. На ее заплаканной мордашке вдруг отразилось такое коварное выражение, что Глеб в который раз оторопел — и снова рассмеялся, покачивая головой:

— Ой, лиса. Накажу, еще как накажу, — его серые глаза ярко вспыхнули, он привлек Ольгу к себя и впился в ее губы со всей страстью, на которую только был способен, уже не заботясь о сохранности ее прически и пышной юбки. С признанием Ольга стала ему странным образом ближе, роднее, и вместе с тем немного приземленнее, что ли. Именно теперь Глеб ясно и четко понял, что она — его, что она принадлежит ему всецело, и связь их теперь разорвать намного сложнее, чем в самом начале их отношений. И теперь даже пресловутый штамп ничего не менял. Пустая формальность. Ольга уже его. и этого не изменит ничто.

— Если честно, — шепнул он, стискивая сквозь пышные юбки соблазнительную попочку Ольги, — то я выдрал бы тебя прямо здесь, в углу потише и потемнее.

— И мы тогда пропустили бы нашу очередь, — кокетливо произнесла Ольга. Испуг, волнение отпустили ее, она вздохнула глубоко, с облегчением, расправила плечи и перестала походить на несчастную невесту, которую гонят замуж насильно. — О боже, как же душно.

— Ничего, это скоро пройдет, — ответил Глеб, понимая, что бессовестно лжет. Ольгино волнение передалось и ему, и теперь он сам чувствовал, что его колотит. — Ну, Ольга! Умеешь ты выбрать момент! Я волнуюсь, как мальчишка. намного больше, чем в первый раз. Наверное, потому, что он последний?

Вадим, который на свадьбе Глеба и Ольги исполнял роль свидетеля, чувствовал себя неуютно.

Мара, которая восприняла весть о том, что Глеб женится, очень спокойно, и даже поначалу изъявила желание пойти и поздравить его, потом внезапно дала задний ход и отказалась идти — весьма грубо, как показалось Вадиму, нервно, словно разом припомнив бывшему любовнику все обиды.

— Но птичка моя, — растерянно бормотал Вадим, поправляя сползающие на нос очки, как он делал это в момент наивысшего волнения, — а как же я? Вы же просто рвете меня напополам. Я обещал Глебу что буду. Я не могу не прийти! А без тебя…

— Ну, что я? — нервно отвечала Мара, пряча глаза и зябко кутаясь в шаль. — Незачем мне там быть. Неудобно это. Ты иди; я правда не обижусь. Я все понимаю. Но я не пойду.

Но сказать можно все, что угодно, а вот исполнить.

Вадиму на свадьбе кусок в горло не лез, мысли снова и снова возвращались к Маре, к ее прячущемуся взгляду, к ее поникшим плечам. Ему казалось, что Мара ждала, что он откажется, хотя сама собирала его, сама нагладила ему сорочку и повязала галстук. Вот теперь он на празднике, а она. она весь вечер просидит дома одна, вероятно, проплачет? В душе Вадима вдруг шевельнулась ревность, непривычная, а потому горькая и жгучая, такая сильная, что даже водкой ее было не залить, не смыть с души. Неужто Мара все еще что-то чувствует к Глебу? Поэтому не хочет видеть его счастья? Боится, что не вынесет вида танцующей влюбленной пары, улыбки, озаряющей лицо Глеба, его ласковых рук, сжимающих талию его застенчивой красавицы-невесты?

Вадим натянуто улыбался и против обыкновения отказывался участвовать в дурацких конкурсах, которые обычно так любил, махнув стопку-другую на любом корпоративном празднике. Глеб внимательно поглядывал на друга и молчал. Олечка, заметив, что Вадим, ее покровитель, добрый ангел-хранитель, как-то вяло реагирует на происходящее, тревожно поглядывала на мужа, словно упрашивая его разрешить неловкую ситуацию, но тот снова упрямо молчал, будто не замечая того, что происходит с другом, и Вадим продолжал маяться.

Хмуро поглядывая в свою тарелку, он думал, что, как ни странно, он на этом празднике жизни чужой. Так бывает; счастливые люди эгоистичны. Им нет дело до окружающих, когда их собственное счастье лежит на кончиках их пальцев.

— Ну, чего приуныл?

Голос Глеба вывел Вадима из задумчивого оцепенения, из которого его не могли весь вечер вытряхнуть ни тамада, ни напившиеся сотрудники, приглашенные на торжество, ни сама невеста, от души расцеловавшая его в обе щеки.

— Да так, ничего, — Вадим пожал плечами и натянул налицо дежурную улыбку. Его рука с готовностью подхватила бокал с вином, он поднял его, словно готовясь произнести тост. — Давай за тебя? За вас?

Глеб, чуть распустив узел галстука, молча присел рядом со своим свидетелем, хлопнул его по плечу.

— Давай за тебя, — тепло произнес он, глядя прямо в глаза Вадиму. — Знаешь… благодаря тебе я не только сейчас счастлив, просто невероятно… я еще и смог вылезти из скорлупы, где был заперт последние двадцать лет. Снова научиться верить — это дорогого стоит. Дорогого. За тебя, Вадим!

Они выпили, Глеб распустил воротник, провел по волосам,

— Ты знаешь что, — внезапно произнес он. — Ты иди к Маре. Я же вижу, ты маешься. Чего я буду тебя держать как на привязи?

Вадим просиял, подскочил, и Глеб удержал его на миг, ухватив за руку.

— Только вот что, — быстро произнес он, как-то смущенно пряча глаза и стеснительно потирая нос, словно ему было невыносимо стыдно за свою просьбу. — Черт, неловко так. Просто мне не к кому больше обратиться. Ты единственный в курсе где мы с Ольгой. ну. познакомились, в общем. Там, в нашей комнате, я подарок оставил. Хотели сегодня развлечься, но все переигралось в последний момент. В принципе, можно и завтра его забрать, но это такие личные вещи. Боюсь, стащат. А они сказали, сегодня закроются пораньше.

Вадим лишь устало покачал головой.

— Ладно, — проговорил он покладисто, — заберу.

— Я распоряжусь — тебя отвезут туда, и потом сразу до дома, — оживился Глеб, обыскивая карманы. — Да где же он. а, вот!

На его ладони, протянутой другу, лежал номерок от двери — двадцать пять, — и Вадим, кивнув, взял его.

— Куда привезти-то ваше добро? — поинтересовался он устало, приподняв очки и потирая глаза, которые словно песком были засыпаны.

— Там довольно объемная вещь, — вкрадчиво ответил Глеб, внимательно рассматривая Вадима. — Спросишь у администратора, готов ли свадебный подарок, он покажет, где это. Думаю, лучше тебе ее к себе домой увезти. И чтоб никто не видел.

— Извращенцы, — беззлобно ругнулся Вадим.

— Сам научил, — тут же парировал Глеб.

— Ладно, — Вадим сунул номерок в карман. — Счастья вам, ребятишек побольше и всего-всего.

* * *

В клуб, который когда-то сам посоветовал Олечке, Вадим ходил. время от времени. Не будучи сторонником жесткого насилия, он, однако, не прочь был пощекотать нервы игрушками. Опять же, новые партнерши. разнообразие.

Но именно сегодня он не хотел ехать в это место. Не дай бог Мара узнает. Он подумывал, а не смалодушничать ли, не велеть ли администратору самому прогуляться до этой комнаты и вынести коробку с подарком на улицу, прямо к машине.

Однако, ловкий администратор словно ожидал этого подвоха. Едва слова «свадебный подарок» слетели с губ Вадима, как тот, широко улыбаясь, ловко ухватил уставшего мужчину за руку и потащил по коридору, приговаривая:

— Да, свадебный подарок! Мы все оформили в лучшем виде. Он готов, конечно! Ожидает, когда им воспользуются! Сегодня у нас акция — каждому гостю шампанское в подарок, в память о прекрасно проведенной ночи!

— Да не буду я тут ночь проводить, — бурчал Вадим, колупая ключом дверь, к которой подтащил его ловкий распорядитель.

— Как же так!? — на лице администратора отразился почти панический ужас. — Отличное шампанское… и ваш подарок…

— С собой заберу, упакуйте, — сдался Вадим, чтоб хоть как-то отделаться от настырного распорядителя. Тот подобострастно сложился в поклоне вдвое и ужом ускользнул прочь. — Чтоб тебе провалиться, извращенец.

Он толкнул двери, шагнул в полутемную комнату. и так и застыл, вытаращив глаза, забыв, зачем вообще сюда пришел.

Комната была убрана на манер номера для новобрачных; огромная постель под шелковым балдахином, приглушенный свет, на низеньком столике икра и то самое шампанское в серебряном ведерке со льдом.

А посредине комнаты, почти полностью обнаженная, в одних только белоснежных трусиках, чулках, туфельках и свадебной фате на темных гладких волосах, сидела на стуле Мара с завязанными белым кружевом глазами. Ее ноги были аккуратно и красиво привязаны к ножкам стула, перевитые на лодыжках белыми атласными лентами. Руки Мары были спрятаны за спиной, и, обойдя девушку, Вадим с изумлением заметил, что они тоже связаны белой свадебной лентой, завязанной кокетливым бантом.

— Вот это натюрморт, — пробормотал Вадим изумленно, не веря глазам своим. На мгновение ему стало жарко. Очень жарко, так, что он рванул ворот сорочки, чтобы глотнуть воздуха. Сердце готово было выпрыгнуть у него из груди, и издевательское «наслаждайся!», выведенное рукой Глеба на зеркале только подтвердили его догадку о коварном сговоре. — Мара?!

Девушка не ответила; ее обнаженная грудь часто вздымалась, Мара опустила голову, прислушиваясь к звукам голоса Вадима, и тот, рассматривая ее часто вздымающуюся грудь, ее расставленные ноги, вдруг ощутил, что никуда не торопится, и шампанское будет весьма кстати.

К тому же брюки стали ему неимоверно узки, что вызвало сиюминутное желание их снять, и Вадим опомниться не успел, как вся его одежда полетела на пол.

Он опустился на колени перед сидящей девушкой, его ладони скользнули по ее распахнутым бедрам и Мара вскрикнула — испуганно и возбужденно, — когда он оставил