первый жадный и крепки поцелуй на внутренней поверхности ее бедра, до красного пятнышка, до наливающегося легкой тенью синячка.

«Ну что же, — мелькнула в его голове шальная мысль, — ты сама на это подписалась…»

Тотчас стало легко, так легко, словно не было гнетущего, наполненного тяжелыми раздумьями дня. Вадим легко избавлялся от ненужных мыслей, лишающих его сил. Он жил здесь и сейчас, и на данный момент здесь и сейчас были замечательными,

— По правилам нашего клуба, — вкрадчиво произнес Вадим, всматриваясь в лицо Мары, — говорить нельзя. Можно говорить лишь «роза» — да, и «лилия» — нет. Это понятно?

Роза, — губы Мары улыбнулись, открывая ряд белоснежных зубок, и Вадим не вынес — в безумном порыве приник к девушке и влепил поцелуй, лаская эти головокружительно красивые губы своими, так долго и так нежно, словно разлука длилась не день, а целую неделю. Этот поцелуй больше походил на мольбу о прощении, Вадим целовал и целовал, пока Мара не ответила ему, пока ее язычок не скользнул по его губам, пока она не потянулась со стоном к нему. Но мужчина остановил ее, отстранился, с удовольствием глядя на ее раскрасневшееся лицо, на нетерпеливо подрагивающие ноздри.

— Э-э, нет, — протянул он, усмехнувшись. — Все только начинается.

Неспешно, словно желая пощекотать нервы Маре, Вадим отыскал на столике с разнообразными игрушками ножницы — Мара настороженно прислушивалась к стуку металлических предметов, и когда ее теплой кожи коснулся холодный металл, оглушительно взвизгнула, попытавшись стиснуть колени, и тут же рассмеялась, скрывая испуг.

Вадим, посапывая от усердия и ухмыляясь, разрезал с некоторым сожалением трусики на Маре, прислушиваясь к серебристому стрекоту ножниц о материал, и вытащил их из-под ее попочки, напряженной и подтянутой.

— Боишься? — коварно спросил он, все так же неотрывно глядя в ее лицо, полускрытое кружевной повязкой на глазах, и осторожно целуя ее меж ног, в самое раскрытое, как влажная роза, местечко. Мара снова взвизгнула, ощутив на себе его поцелуй, потом еще и еще, все более жадные и чувствительные, от которых ее разведенные колени задрожали, и Вадим почти насильно развел их шире.

Нервы Мары были напряжены до предела, и потому каждое прикосновение, каждый поцелуй встречала, вздрагивая, как от удара хлыста. А Вадим словно нарочно дразнил ее, каждый новый поцелуй был все чувствительнее, все глубже, перемежаясь с укусами, и Мара вскрикивала, силясь закрыться, встать со стула — и разражалась смехом, когда Вадим чуть нажимал пальцами на чувствительные места на ее бедрах, щекоча девушку и заставляя ее извиваться.

— О-о, какая ты завлекательная.

Горстью он зачерпнул в ведерке тающие прозрачными слезами ледяные кубики, выбрал самый большой и чуть коснулся им напряженного соска на груди Мары.

Та взвизгнула, завертелась, стараясь вывернуться из-од обжигающего холода, но Вадим прижимал лед крепко и держал его так долго, что девушка начала постанывать сквозь сжатые зубы.

Затем кусочек льда отстранился от острого соска, и горячие губы Вадима накрыли его, отогревая. Его язык долго щекотал и гладил острый твердый сосок, до тех пор, пока остатки холода не были стерты, а прикосновения не превратились в приятные, дарящие возбуждения.

— Смысл игры понятен? — хрипло произнес Вадим, нехотя выпустив сосок Мары из губ.

— Роза, — простонала Мара, откинувшись на спинку стула, нетерпеливо поставляя под ледяное прикосновение грудь. Но у Вадима были другие планы.

Этим же кусочком, тающим в пальцах, он провел по подрагивающему животу Мары, с наслаждением замечая, как напрягаются ее мышцы, как женщина сжимается, через силу вытерпливая холод на чувствительном животе, во впадинке пупка. Лед плавился, вода тонкими струйками стекала вниз, по подрагивающему животу, подтягивающемуся от каждого прикосновения, по чистому лобку, по покрасневшим половым губам. Отняв лед, Вадим неспешно повторил языком его путь, вылизывая холодную дорожку на коже женщины, стирая капли воды, скатившиеся вниз, меж ее ног.

Мара, изнывая, откинула темноволосую голову назад. Ее кожа под ладонями Вадима тонкотонко дрожала, и ему нравилось своими поцелуями стирать с нее напряжение и холод.

Кусочек льда скользнул меж ног заскулившей жалобно Мары и потерся о клитор — так, что женщина выгнулась дугой, зашлась в криках, изо всех сил стараясь сжать привязанные ноги.

— Лилия? — коварно спрашивал Вадим, глядя, как Мара дрожит и извивается, как откровенно трясутся ее берда. — Лилия? Помнишь, что будет после льда? Да или нет? Вытерпишь?

Но Мара настырно закусила губы, постанывая, и не ответила ничего. С характером… Вадим усмехнулся, откинул ледышку, просунул ладони под ягодицы Мары, придвигая ее ближе, снова склонился над нею и с жадностью поцеловал раскрытое перед ним лоно, влажное и прохладно. Его губы нашли прохладный бугорок и погладили его — сначала согревая, затем чувствительно лаская, поглаживая до тех пор, пока Мара не начала нетерпеливо возиться в его руках и постанывать уже от наслаждения, вилять бесстыдно бедрами, стараясь схитрить и заставить Вадима гладить ее чуть сильнее. Игра, щекочущая ее нервы, казалось, понравилась Маре, та уже не боялась, и каждую новую фантазию Вадима встречала с нетерпением возбужденного человека.

Язык Вадима двигался меж ее ног все быстрее, все плотнее прижимался, и Мара стонала уже совершенно откровенно, в голос, не стесняясь своего возбуждения. Пальцы Вадима скользнули по атласным бантам, распуская ленты и освобождая ноги Мары, но лишь затем, чтобы подхватить девушку на руки и утащить ее на постель, застеленную чувственным шелком.

Мара, нетерпеливо постанывая, металась, силясь освободить и руки, но Вадим не позволил ей этого сделать. Уложив ее, он снова развел ее ноги, поглаживая ее животик, возбужденное лоно, и Мара вскрикнула, ощутив, как вместе с его пальцами в нее проникает какой-то небольшой предмет, тонко вибрирующий. Вадим неспешно двигал рукой, лаская

Мару внутри, крепко прижимая игрушку, и девушка корчилась и содрогалась, когда пальцы Вадима ныряли глубоко и поглаживали там, раздражая вибрацией ее тело до судорог.

— Ради бога, провыла Мара, беспомощно корчась на его пальцах, суча ногами, но Вадим, казалось, не слышал ее.

Рывком он перевернул постанывающую девушку на живот, поставил на колени. Заставить ее разжать ноги оказалось делом почт невозможным, потому что игрушка, причиняющая Маре сладкое страдание, осталась глубоко внутри ее тела, и Мара, сжавшись в комок, тряслась, словно нечто касалось ее оголенных нервов.

— Лилия или роза? — эти слова дошли до сознания Мары как из сна, она почувствовала как пальцы Вадима оглаживают ее ягодицы, проникают в сжатый анус, отчего вибрация в ее теле стала просто невыносимой. — Лилия?

— Р-роза, — пропыхтела Мара упрямо, утыкаясь потным лбом в постель и разводя ноги сама, через силу.

— Роза, — повторил Вадим почти нежно. Он прижался к дрожащей Маре бедрами, его напряженный член скользнул меж ее ног, потерся о припухшие мокрые губки, надавил на возбужденный клитор, отчего Мара нетерпеливо завозилась, виляя бедрами.

Его член прижался к темному колечку ее ануса, чуть нажал и осторожно скользнул внутрь тела женщины, отчего Мара сжала зубы и зашипела, мягкими толчками принимая его в себя все глубже.

— Ну, — стонала Мара, извиваясь под Вадимом, — давай же! Давай!

Он с силой вжался в ее бедра, с трудом сдерживая стон, его рука скользнула по мягкому животу Мары, прижалась в ее лобку, и женщина завопила, извиваясь, чувствуя, как игрушка в его пальцах, вибрируя, поглаживает ее клитор.

— Сама, сама, — усмехаясь, пробормотал Вадима, когда Мара взбрыкнула под ним, как норовистая лошадка, яростно насаживаясь на его член, извиваясь и дрожа. Ее дрожащее нетерпеливое тело было таким узким и жарким, что Вадим сам едва сдержал крик, когда наслаждение подкралось слишком быстро, и было чересчур острым, вышибающим сознание. Мара кончала с криками, корчась и выгибаясь, словно спазмы стягивали все ее мышцы.

Они трахались всю ночь напролет, и даже ледяное шампанское, сладкое и пьянящее, не остудило их страсти и не притупило чувств. Под утро, порядком охмелевшие, уставшие, они затихли, задремали, обнявшись и накрывшись смятыми шелками.

— Ну, теперь-то, как честный человек, я просто обязан на тебе жениться, — заметил Вадим, разглядывая измятую и испачканную вином смятую фату. — Тем более что первая брачная ночь у нас, кажется, уже была. Ну что, в ЗАГС? А потом махнем куда-нибудь на берег океана, под пальмы на месяцок? Глеб С Ольгой топчут сейчас пески Гоа и купаются в Индийском океане, а мы давай знаешь куда поедем… Ну что ты смеешься, тебе вообще как сама идея-то?!

Мара беззвучно рассмеялась, уткнувшись носом в его плечо, пряча стыдливо грудь под шелковым покрывалом.

— Я не против, — тихо ответила она, совершенно счастливая, и Вадим крепко ее обнял.

Конец