– Сбежать на войну? Это главное отличие труса. – смешливо заметил Магницкий, но Ани категорично тряханула головой.

– Это другое. Я спасовала перед ним. И пожалуй, готова была спрятаться куда угодно. Просто в тот момент подвернулось именно это предложение. Вернулась я уже другим человеком. По крайней мере, так считала. Я могла спорить с ним, нашла в себе силы высказывать собственное мнение, могла даже выступить с упрёком. Язвила, задевала за живое… что угодно! Но так и не осмелилась высказать давние обиды. А когда этот разговор всё же состоялся, он… абсолютно искренне удивился тому, что я до сих пор не пережевала этот момент. Моё обвинение вызвало у отца искреннее недоумение. Оказывается, многое я себе просто надумала, а он действительно вычеркнул тот эпизод из своей жизни, искренне считая, что я сделала то же самое.

– И когда состоялся этот разговор?

– Через несколько дней после того, как было приостановлено дело об убийстве твоего брата. Он жутко разозлился. Постыдно колотился за своё место. Всё началось с относительно мирного разбирательства. Я привела свои доводы относительно невиновности Сатанеева. Отец выслушал, согласно кивнул, а после сказал, что я должна его задержать. Мы разругались в пух и прах, а сводилось всё к тому, что для следствия не имеет значения, кто действительно виновен. На него давили сверху и требовали результат. Отец сказал, что имел с тобой весьма неприятный разговор.

Анита стрельнула на Магницкого взглядом, но тот ответил демонстративным равнодушием.

– Согласись, было бы достаточно странно, если бы я не воспользовался властью для достижения цели. Правда, задачи ставил перед ним иные. Мне как раз таки нужен был виновный.

– А для отца первоочередным было избавиться от оказываемого на него давления. – пояснила Анита. – Почему ты не обратился напрямую ко мне?

– Сколько раз ты задала себе этот вопрос?

– Много. Бесчисленное количество раз. Может, сам ответишь?

– Не отвечу. Потому что не знаю. Что-то останавливало.

– Ты вскользь упоминал, что мы встречались. Я не помню…

– Потому что ты была выше всех тех, кто встречался тебе. Ты смотрела сквозь тела и мысли, не желая и на секунду задержаться и заметить все людские пороки. Из тебя сквозила сила, совладать с которой не каждому было по зубам.

– Только не говори, что струсил. – уличила Ани, а Магницкий не стал отрицать очевидного.

– Наверно, боялся зацепиться за тебя. Серьёзно зацепиться. Так, что если и попытаешься вырваться, то придётся расстаться с нутром. Мне уже не семнадцать, когда видишь огонь и с головой бросаешься в него. Сейчас мне сорок и я триста раз подумаю, прежде чем сделать хоть шаг в том направлении.

Магницкий чуть возвышался над ней и чтобы поймать взгляд, Ани пришлось запрокинуть голову. Лицо и тело обдало жаром, губы пересохли, а в голове наметилось опасное умиротворение.

– Поцелуй меня. – пробормотала она, едва шевеля непослушными губами. – Сейчас.

Но Магницкий не исполнил её просьбу и отстранился, оставляя на душе горький осадок. Анита слабо кивнула, вроде как признавая правильность его решения и нехотя сдвинулась в сторону.

– После разговора у отца в кабинете я ушла и долго бродила по улице. Я много думала, сомневалась, порывалась вернуться, но так и не смогла принять такое решение. Поздно вечером он позвонил сам. Сказал, чтобы я приезжала. К тому времени он уже давно обитал на даче и вроде как никто не должен был помешать. Я восприняла это приглашение как своеобразный шанс. Приехала с покаянно опущенной головой и рассказала ему всё. Призналась в том, что убила, объяснила почему… Я ждала от него понимания, а получила очередную порцию упрёков. Отец принялся обзванивать коллег, пытаясь… пытаясь замять это дело. Мне хотелось верить, будто пытается меня защитить, на деле же я всё больше убеждалась в том, что он боится потерять свою должность, авторитет, влияние. – Ани задумчиво замолчала. – И это было страшно: понимать, что отец готов отказаться от всего человеческого.

– Вы поссорились?

– Нет. – припомнила она. – Я хотела уйти, а он не позволил. К тому моменту он уже договорился о том, чтобы дело передали другому следователю, выяснил, куда и под каким именем скрылся Сатанеев, даже начал вести переговоры о подготовке документов для экстрадиции. А я слушала и всё это казалось такой пустотой…

– Ты застрелила его?

– Не буду говорить, будто не осознавала, что делаю. – устало вздохнула Ани. – На тот момент считала, что так будет правильно.

– Сейчас считаешь иначе?

– Нет.

– Что дальше?

– А дальше… – она криво улыбнулась. – Пожалуй, я действительно испугалась за себя. В голове сработала какая-то защита и вместо того, чтобы вызвать наряд полиции и написать чистосердечное, я набрала Андрея. Он приехал очень быстро. Я так и не смогла ему ничего сказать, он сам понял. Влепил мне оглушительную пощёчину, отобрал пистолет. Он не считал, что я неправа, поднимая руку на отца, но он был убеждён в том, что полная дура, если пытаюсь в этом признаться. Сказал, что ещё есть в этой жизни вопросы, которые нужно решить, а не стелиться перед судьбой. Сказал, что судьба этих жертв не оценит.

– Когда я спросил у Шилая, что тот думает по этому поводу, он утверждал, что ничего не знает.

– Значит, посчитал, что об этом я должна рассказать тебе сама. – предположила Ани, крепко зажмурившись.

– Вот слушаю я тебя и в очередной раз убеждаюсь, что жизнь не бывает похожа на красивую картинку, отображением которой мы являемся. Чем больше пережили, тем совершеннее становимся. – задумчиво проговорил Магницкий. Ани скосила на него взгляд.

– Это в тебе сейчас говорит продажный мент?

– Я никогда не продавался, а поступал в соответствии с принципами, которым ни разу в жизни не изменил. И в этом мы с тобой похожи.

– Басня «Кукушка и петух» тебе ни о чём не напоминает? – мило улыбнулась Ани, хотя радости на лице не было.

– Нет. – совершенно серьёзно отозвался Магницкий.

– Мне больше нечего добавить к сказанному. – подвела Анита своеобразную черту. Магницкий будто бы согласился, как вдруг вскинул взгляд.

– Ты говорила о трёх нападавших.

– Да, но о третьем мне ничего не известно. – торопливо пояснила она, явно не желая развивать эту тему.

Выдохлась после непростого разговора. Сдалась. И пожалуй, не смогла бы себя защитить, посмей он хоть в чём-то не согласиться.

Испытующий взгляд Анита выдержала достойно, его сомнение предпочла оставить без внимания вовсе. Нарастало чувство неловкости и, желая его избежать, она с надеждой посмотрела на выход из комнаты, судорожно придумывая предлог, под которым можно будет временно остаться наедине с собой.

– Сейчас бы идеально подошёл контрастный душ. – поддержал её Миша и поднялся первым. – Только не стоит надеяться, будто я оставлю тебя одну. – предупредил, осторожно подталкивая Ани впереди себя.

Стоя под водой, молчали. Каждый о своём. Ани была уязвима и обращаться к ней было бы в крайней степени жестоко. Потому Магницкий лишь деликатно придерживал её, периодически поглаживая влажную кожу. Приручал. Неторопливо, но уверенно. Прижимался всем телом со спины, губами к изгибу шеи, напоминая о новой роли, которую Ани придётся выучить на отлично. А ещё лучше сродниться с ней. И в конце концов, перестать уже разгуливать самой по себе!

Из ванной комнаты он вышел первым. Взглядом дал понять, что не торопит. Когда Анита появилась в гостиной, квартирой вовсю завладел аромат свежесваренного кофе. Сам Магницкий колдовал у плиты, готовя горячие бутерброды. Анита насторожилась: она не привыкла настолько ярко чувствовать чужую заботу, внимание. Ситуация казалась навязанной, а суета удушающей. Из неё хотелось вырваться, но уйти, сбежать, она не могла. Не хотела. Она хотела остаться. Интерес вроде «а как оно может быть?» на порядок превосходил здравый смысл. А ещё одолевали мысли. Например, почему Магницкий не спросил о взрыве в бункере? Или отчего так легко принял её отказ рассуждать на тему о третьем насильнике? Он посчитал тему закрытой, тупиковой? Не хотел задевать? Впрочем, Ани и сама была не прочь разворотить болезненные воспоминания, желая достичь результата.

Вдруг Миша обернулся и улыбнулся ей. Спрятаться в другой комнате не выйдет – придётся остаться с ним. Анита сделала над собой усилие и устроилась за столом, пытаясь с умилительным видом смотреть на мужчину мечты и хотя бы создать видимость того, что отключилась от проблем. Но спокойствия в душе не наблюдалось. Даже, наоборот, Ани пульсировала негодованием. Не так… не так она себе всё это представляла. И этот чёртов третий!..

Пытаясь отвлечься, Ани принялась разглядывать Магницкого с нарочитым упрямством. Он был хорош. Он… он бессовестно завладевал вниманием и не оставлял шанса не влюбиться. Аура силы, уверенности, какой-то необъяснимой правильности… и это несмотря на безумный список прегрешений. Он классно готовил, отличался идеальной физической формой и улыбался какой-то крышесносной улыбкой. Улетая на периферию сознания, Ани даже успела получить удовольствие.

Болезненным уколом отозвался вид татуировки на его руке. На короткое мгновение сорвалось дыхание. Кто-то злобный глубоко внутри неё отозвался предупреждающим шипением, в кровь неконтролируемым потоком выплеснулся адреналин. Захотелось зажмуриться, но вместо этого Анита широко улыбнулась, пытаясь скрыть окутавший её страх. Внутри бушевала буря. Сам собой возник в голове вопрос: а что, если бы первым она встретила именно Магницкого? Если бы разглядела эту татуировку у него на руке? Нелепое предположение позорно отступило: нет, его бы она не тронула, не посмела бы. Бесцельно металась бы в попытке избежать общения и…

Вдруг глубоко внутри заколотилась, забилась раненой птицей нелепая мысль. Недостаточно сильная, чтобы завладеть сознанием, но до жути настойчивая. Она вертелась и изворачивалась, не позволяя задвинуть себя в дальний угол. Она пульсировала отвратительной чёрной кровью. Она жалила и плевалась ядом, становилась комом в горле, сковывала, впиваясь своими жуткими щупальцами. Анита продолжала улыбаться. Она не была готова её озвучить. Не была готова даже проговорить про себя. Не была готова дать ей материальную основу, тело, которое будет разрастаться, словно раковая опухоль, заполоняя собой всё вокруг. Заполоняя всё то светлое, что вот-вот зародилось. Но вопреки желанию мысль росла и крепла. Она оплетала стальными путами, сдавливала, заставляя взвыть, тошнотворной волной подкатывала, вынуждая сорваться.