Альбом, с обозначенным на нём женским именем, Магницкий долго не решался взять в руки. Стоял, гипнотизировал его взглядом, а потом резко выдохнул: решился. Протянул Ани. На снимках была девочка. Папина любимица. Как бы плохо Ани ни думала о Максе, он эту очаровательную малышку тоже любил. Это читалось в фотографиях. На них хотелось смотреть, задержав дыхание, замерев. Моменты из жизни. Короткой, но яркой. Как маленькие вспышки солнца.

– Прости, я плохо себе представляла, о чём ты говорил. – призналась Анита, пролистав десятый каталог от корки до корки.

Она уже давно сидела на полу, разложив раскрытые на некоторых страницах альбомы вокруг себя. Магницкий стоял у окна и неотрывно наблюдал за однообразным пейзажем.

– Не о чем сожалеть. Достаточным будет просто помнить. – отозвался он, хотя Ани была уверена, что не слышит её.

Нужно было сказать что-то ещё, но правильных слов у Ани так и не нашлось. А вот взгляд зацепился за альбом в ярком кожаном переплёте. Золотое тиснение отсчитывало дату того самого лета, когда они с Магницким встретились на Мёртвом озере. Рука против воли потянулась к постулату.

Ани воровато оглянулась на Магницкого, но тот казался полностью погружён в свои мысли. Сердце стучало быстро-быстро, а перед глазами плыло, будто вот-вот и она откроет завесу тайны. Анита переворачивала страницу за страницей и старательно вглядывалась в каждую работу. Снимки казались тяжёлыми, густыми, объёмными. Совсем не такими, как множество предыдущих. Автора что-то угнетало, мучило, тяготило. Он медленно умирал. Рядом со своим братом. Не было снимков лиц и событий. Только пейзажи. Чёрно-белая плёнка не могла передать буйство красок, но слишком реалистично отражала состояние художника. На душе стало тяжело и муторно. Анита собиралась было захлопнуть его, как вдруг увидела знакомую картину. И как наяву перед глазами всплывал предрассветный туман, окутавший вершину горы, зарождающиеся в глубине неба розово-жёлтые полосы света. Поблёкшие, практически утратившие свою магическую силу звёзды. Косые уступы, неровная тропка. Она будто проходила её заново. Взахлёб всматривалась, впитывала в себя, анализировала. Странно, но именно такой Ани запомнила эту дорогу, что стремительно приближала к вершине. Именно таким она видела Мёртвое озеро…

– Здесь не хватает фотографии! – воскликнула она и испугалась своего напряжённого, колючего голоса. Вскинула на Магницкого требовательный взгляд.

Не сразу, но поняла, что ему не нужно показывать ни сам альбом, ни пустующее место. Он шумно втянул в себя воздух и направился к рабочему столу. Из кипы разбросанных на его поверхности снимков, ловко выудил тот самый.

– Этот? – как-то странно спросил он. Рука Аниты дрогнула. Перед глазами поплыло.

На снимке были изображены двое. Себя она узнала сразу. Напротив стоял Магницкий. И он смотрел на неё так, что образы оживали. Они дышали, они тосковали, они жили своей собственной жизнью! Он смотрел так, что сердце замирало. Так, что оно срывалось на бешеный ритм, грозясь выскочить из груди и прижаться к нему. Он смотрел так… так, что понятным становился весь смысл многовекового сосуществования мужчины и женщины.

– Он тогда так и не показал мне этот снимок. – выдохнув, проронил Магницкий, заняв излюбленное место у окна. – Не показал и после. Оставил себе. Может, ты помнишь, я рассказывал тебе о моменте, когда пришло узнавание? Так вот это была та самая работа. И сейчас, выслушав твою историю, будто собственноручно подписав её под фотографией, я вынужден признать свою ошибку. Не думал даже, что всё это выглядело так… – Магницкий запнулся, будучи не в силах подобрать верный эпитет. – Так нереально. – наконец, нашёлся он. – Он ревновал к тебе. Думаю, этим был обусловлен выбор. Поэтому его интересовала ты, а не любая другая. Он пытался найти в тебе то, что сумел разглядеть я.

– И хотел, чтобы я видела тебя в нём. – дополнила Анита и Магницкий неторопливо кивнул. – Но больная фантазия вывела на неверный путь.

– Я люблю тебя. Несмотря на всё то, что стоит между нами. И я буду тебя любить. Это было моё осознанное решение ещё тогда. Что же касается тебя…

– Не нужно. Не говори ничего. Давай… Давай всё-таки позавтракаем.

Это был последний день зимы. Предельный срок, который Ани определила для себя, чтобы довести до конца начатое. Всего несколько сумасшедших дней и долгожданная свобода. Но эффект незавершённости давал о себе знать. Он тяготил своим присутствием и неприятно давил на нервы.

Получив звонок по телефону, Магницкий ушёл, надёжно заперев дверь снаружи. Объяснил это как необходимые меры безопасности. Ани же была уверена, что пытается удержать. Она честно старалась успокоиться. Хотела дождаться его, возможно, объясниться в очередной раз, раскрывая новые горизонты непростых отношений. Слонялась из угла в угол, пыталась уснуть или хотя бы отлежаться. Но крохотное живое тепло внутри требовало защиты. Вот именно сейчас Анита чётко дала себе понять: она хотела этого ребёнка. Хотела уверенности. И если в первый момент, подумав о такой возможности, она испугалась, то сейчас была готова признаться, что не страх двигал ей, а банальное желание предупредить любые неожиданности. Всё изменилось в один момент. И сейчас это был шанс забыться, переключиться, вспомнить об истинном предназначении каждой женщины. И эта ключевая роль уж точно не похожа на бестолковую беготню с пистолетом наперевес.

Нужно было действовать. А для этого требовалось отсечь любые сомнения и сделать, наконец, выбор в пользу одного из мужчин. Очень выгодно по всем фронтам смотрелся Магницкий. Но вот одна мысль… та самая, которую она так старательно пыталась задушить вчера… Эта мысль требовала под собой материальной основы, чётких рамок и полной конкретики. А дело, конечно, было в злосчастной татуировке. Как наяву Анита видела перед собой события той страшной ночи, раз за разом вынужденная признать, что основанием для смертельного приговора Магницкого-младшего, стала именно эта нелепая картинка, его «знак силы». А что если… если…

По-прежнему не решаясь сформировать страшную мысль, Ани беспомощно сжала кулаки и уравновешено выдохнула. «А что, если из двух братьев, она боялась не того?» – всплыло как-то само собой предположение, которое так страшило изначально. Тщетно пытаясь вспомнить протокол осмотра трупа, она в очередной раз отчаянно тряханула головой: не было у Макса повреждений черепа. Не было! Ещё тогда, изнасилованное тяжёлым самосъедением сознание выхватило из общей массы эту информацию. Выхватило, но не сделало попытки проанализировать. Повреждений не было… А она точно знала, что должны быть!

Взглядом зацепившись за стационарный телефон, приняла решение. Анита набрала единственный номер, который знала наизусть. Номер Андрея. И попросила его помощи.

Сидеть взаперти наедине с подобными мыслями казалось особенно невыносимым. Только желая хоть как-то отвлечься, Ани вернулась в мастерскую и принялась перебирать немыслимое количество снимков, альбомов, неудавшихся набросков, которые Макс ещё при жизни отправил в корзину, не разорвав. Перебирала, всматривалась, оценивала, а кожа на пальцах будто плавилась от предвкушения снова прикоснуться к яркой обложке того самого альбома, что выделялся среди остальных.

Нерешительно отодвинув от себя другие работы, Анита осторожно приблизилась к нужной полке и провела кончиками пальцев по мягкой коже вызывающе красного цвета. Будто нарочно Макс выделил его. Сделанный на заказ переплёт, витые буквы в заглавии. Всего лишь дата. Название месяца и год. Столько лет прошло, а душа по-прежнему отзывалась болью. Она бы тоже сделала его красным. Это было правильно. Это было разделение на «до» и «после». Странно, что Макс разделил время так же.

Ани принялась снова разглядывать снимки. Они были на удивление точными, целостными, передающими не просто образ, а даже атмосферу тех дней. Возможно, дело как раз в её собственных воспоминаниях… В конце подборки всё же нашлось ещё несколько изображений людей. Был Магницкий. Снимок сделан в профиль. Едва ли Миша догадывался, что его фотографируют. Отстранённый, погружённый в мысли, сосредоточенный. Был снимок, где фотограф поймал его взгляд. Ничего общего с тем, что Ани видит в нём сейчас. Тогда в глазах была боль, тоска, отчаяние. Сейчас в нём есть протест и желание бороться.

Далее Анита заметила несколько снимков незнакомых девушек, на одном была запечатлена сидящая под белёной стеной старушка. Она щурилась от яркого солнца, но выглядела при этом абсолютно счастливой. На последней фотографии вполоборота сидел парень. Он стиснул между зубов длинную травину и задумчиво смотрел вдаль. Мягкий изгиб спины, лица не разглядеть. Длинные тёмные волосы и чёлка, спадающая на глаза. Он был свободен и предоставлен самому себе. По крайней мере, так казалось. На это намекала свободная, распахнутая в верхней части чёрная рубашка, закатанные до середины голени штанины. На снимок хотелось смотреть ещё и ещё. Он завораживал. Возникало ощущение, что ещё чуть-чуть, всего мгновение и парень обернётся, посмотрит в самую глубине твоей души. Снимок был предельно честным и настоящим. Он передавал настроение не только автора, но и того, кто остался в кадре.

Её взгляд жадно цеплялся за мельчайшие детали. Ани будто ощупывала им пейзаж на заднем фоне. Неровную траву, величественный камень, который буквально врывался в продуманную композицию. Но в центре внимания оставался не камень и не солнечный диск, что запутался в густых ветвях деревьев. В центре оставался человек… Тот, что умело миновал все барьеры и влез под кожу, а может, гораздо глубже.

Слёзы брызнули из глаз, словно под давлением. Словно по чьему-то приказу, выполнить который требуется беспрекословно, безоговорочно. Анита беззвучно взвыла и, морщась от нарастающей боли и слабости, опустилась на колени. Она прижалась лбом к гладкому полу, забилась в истерике, разрываясь в своём безмолвном крике. Разом свело судорогой все мышцы. Её будто выпотрошили и вывернули наизнанку.