Каким было его взросление?

Были ли у него братья и сестры?

Как он попал в этот бизнес?

Он отвечает на каждый мой вопрос, и вместо того, чтобы удовлетворить мое любопытство, его ответы только подпитывают это все. Рядом с ним я словно демон, жаждущий большего. Больше информации, больше знаний, больше времени. Больше всего.

Становится тепло. Более чем немного тепло. И поверьте, это не от долгой прогулки на свежем воздухе. Это из-за него. Его близости. Напряженности и жара его взгляда. То, как он касается моего обнаженного плеча кончиками пальцев. То, как его рука держит мою. Это все он.

Себастьян Кинг огненный костёр в моем ледяном мире.

Он противоречие, и я все больше и больше увлекаюсь этим при каждом его слове.

Мы оба сидим, я с мороженным, он с красивым профилем, и смотрим на звезды и мерцающие огни оживленного города. После ужина, Баз остановился, чтобы купить нам мороженое. Это был приятный и неожиданный сюрприз. Это даже не модное место, а просто заведение для родителей на Сансет. Если его цель сделать это свидание приземленным и непринужденным, он ее достиг. До сегодняшнего вечера я никогда не чувствовала себя более довольной и непринужденной с другим мужчиной, и ненавижу себя за это.

Во многом Лос-Анджелес похож на Нью-Йорк. Он никогда не спит. Здесь всегда светло и оживленно. Но здесь, наверху, я больше всего скучаю по Западному побережью. Воздуху, склонам холмов и природе.

Сидя здесь около купола обсерватории, обозревая все вокруг, я вспоминаю, как мы с Мэдисон проводили время над кладбищем, наблюдая над нашим городком. Думаю, что я живу так далеко от Западного побережья, чтобы помочь себе забыть, но правда в том, что нет. Ни дня, ни даже секунды не проходит, чтобы я не думала о сестре.

Глядя на деревья и оживленный город внизу, я задаюсь вопросом, скучают ли мои мама и папа по мне так же сильно, как я по ним. Сожалеют ли они о своем выборе после смерти Мэдисон? Или им лучше жить без меня? Кем-то, кто является постоянным напоминанием обо всем, что они потеряли.

— Ты ужасно молчалива, — замечает Баз, вырывая меня из моих внутренних раздумий.

Я натянуто улыбаюсь ему и уклончиво пожимаю плечами.

— Просто задумалась, наверное.

— Если ты так напряженно думаешь, то я, должно быть, не очень хорошая компания.

На этот раз улыбка, которую я ему посылаю, искренняя. Мы смотрим друг на друга. Луна, свет звезд и город отражаются от его красивого лица, что становится тяжело смотреть на него слишком долго. Он действительно подобен солнцу. Вреден для моего здоровья, но тепло, которое я чувствую в своей груди, когда я рядом с ним, делает невозможным оставаться в стороне.

Я смотрю вниз, разрывая связь, чтобы теперь лучше рассмотреть татуировку, когда он сидит так близко. По какой-то причине мое горло сжимается, а грудь сводит от эмоций, рассматривая контуры.

— Татуировка, — говорю я, кивая на его руку. — Что заставило тебя набить ее?

На мой вопрос Баз опускает глаза и закатывается рукав повыше, демонстрируя чернила. На той части татуировки, что обхватывает тыльную сторону его руки, все еще виднеется небольшая царапина. Теперь я точно понимаю, почему он перевязывал ее.

Выражение его лица задумчивое, когда он смотрит на чернила. Его брови приподнимаются, складываясь в глубокую задумчивую гримасу.

— Еще в старшей школе мы со всеми нашими друзьями набили одну и ту же татуировку. Это было глупо, но таков был наш договор.

— Выглядит жутковато.

Он мрачно усмехается.

— Думаю, что да, если ты действительно не понимаешь смысла. Тату должно символизировать расчет порядка, а глаз — это символ видения всего. Всезнание.

— Значит, вы, ребята, были в основном иллюминатами? — язвительно замечаю я, и он смеется.

Это глубокий баритон смеха, который, как я чувствую, вибрирует по всему моему телу.

— Нет. Просто молодые и глупые.

Играя роль человека, который ничего о нем не знает, я спрашиваю:

— Ребята, с которыми ты набил татуировку, вы все еще друзья?

Он смотрит на меня и медленно кивает.

— Можно и так сказать.

Уклончиво.

Он, очевидно, еще недостаточно доверяет мне.

— Что насчет тебя, Маккензи? Я чувствую, что ты всегда задаешь вопросы, но ты все еще загадка для меня.

— Я прожила простую, скучную жизнь. Даже сейчас, к сожалению.

— Нам придется это исправить, не так ли?

Наклонившись, Баз нежно касается губами моих. Это такое эпическое поддразнивание, что у меня нет другого выбора, кроме как поцеловать его в ответ, изливая в него всю себя. Наши языки воюют друг с другом, как мое сердце и разум. Наши руки касаются друг друга, будто мы два подростка, крадущиеся вместе, пытаясь справиться с чувствами.

Когда мы возвращаемся с нашего свидания, я кладу руку на его теплую, твердую грудь, останавливая его от входа в мой номер. Как бы мне ни хотелось снова провести с ним ночь, я думаю, что сегодня мне нужно сделать шаг назад и записать то, что я узнала. И только потому, что он имел мое тело бесчисленное количество раз и в бесчисленных позах, я не хочу становиться для него мимолетной фиксацией. Мне нужно оставаться на переднем крае его сознания.

Мы расстаемся по-дружески, и хотя он выглядит удивленным моей готовностью лечь спать, я знаю, что поймала его на крючок.

Мужчины любят то, чего не могут иметь.

Вернувшись в свой номер, я включаю ноутбук и открываю несколько документов, записывая всю информацию, которую я узнала за сегодня. И впервые за несколько месяцев, нажимая на свой открытый документ, слова летят по экрану — история, которую я пыталась рассказать в течение многих лет, наконец обретает форму. Улыбка растягивается на моем лице, когда я изливаю информацию.

Работая, я чувствую, как она говорит со мной, и в такие моменты я ощущаю себя сумасшедшей. Чувствую, что схожу с ума, потому что она никак не может быть здесь и говорить со мной. Она мертва. Мне все равно, сколько исследований будет проведено. Я отказываюсь верить, что феномен близнецов настолько силен.

Я чувствую ее свирепый взгляд. Ее суждение.

Я с грохотом ставлю кружку с горячим чаем на стол и бросаю на нее сердитый взгляд.

— Перестань на меня смотреть.

Я перевожу взгляд на неё краем глаза. Она скрещивает руки на груди и ухмыляется. Это как удар в грудь, потому что это Мэдисон. Не знаю, как справиться с этой манерой.

— Ты действительно думаешь, что сможешь найти способ остаться в его жизни ? Что ты собираешься делать, когда дело дойдет до остальных ребят ? Тебе повезло, что они еще не поняли, кто ты.

Моя верхняя губа изгибается над зубами.

— Думаешь, я этого не знаю? Теперь я другая. Я выгляжу совсем иначе. До тех пор, пока я продолжаю быть другим человеком, я могу это делать — продолжать шараду.

Она недоверчиво поджимает губы. И я чувствую, что начинаю волноваться все больше и больше.

— Ты думаешь, что я не смогу это сделать, да? — я резко вскакиваю, чувствуя, как поднимается мой гнев. — Новость, Мэдисон, ты, блядь, мертва, ясно? Я твой единственный шанс найти правду и добиться справедливости. Ты понимаешь это, правда?

Боль мелькает на лице моей сестры; это первый раз, когда она выглядит по-настоящему огорченной моими словами.

— Я знаю это, Кензи, а ты? Ты меняешься. Я вижу это. Ты потеряешь себя из-за этой миссии. И все ради чего? — печально спрашивает она.

Я закрываю глаза, массируя виски.

— Я делаю это ради тебя, — шепчу я, в моем голосе слышится усталость.

Мэдисон улыбается и качает головой.

— Нет, это не так. Но я позволю тебе разобраться в этом самой.

Звонок сотового отвлекает мое внимание от сестры в спальне. Он становится все громче. Пока не начинает звучать, как сигнал тревоги, почти. Я закрываю уши руками и падаю на колени, раскачиваясь взад-вперед. Мои уши словно кровоточат от пронзительного звука.

Я оглядываюсь на Мэдисон, чтобы посмотреть, слышит ли она тоже, но она уже ушла. Мои глаза расширяются, и я неуверенно вскакиваю на ноги.

— Мэдс? — кричу я, перекрывая звон. — Мэдисон! — я бегу через весь номер, но звук визжащий. Я не могу ясно мыслить. Даже дышать не могу. — Мэдисон! — кричу я.

Мои глаза распахиваются, и я резко просыпаюсь, мое горло все еще саднит от крика. Требуется секунда, чтобы понять, что я в постели, и мой телефон звонит на подушке рядом со мной. Выпрямившись, я стряхиваю с себя странный сон, в котором фигурировала Мэдисон, и замечаю, что мой ноутбук все еще открыт со вчерашнего вечера.

Я поднимаю трубку, одновременно входя в систему. Морщусь от раскалывающейся головной боли, когда говорю привет человеку на линии.

— Ты не звонила мне! — кричит Кэт на другом конце провода.

Я вздрагиваю, в голове и ушах все еще звенит от сна.