— Иди сюда, Бортэ, — сказал он. — У меня дурные вести.

Шотан встала, похлопала Бортэ по щеке и пошла к очагу. Бортэ села у ног отца.

— Что случилось? — спросила она.

— Мне передал их один олхонут, — ответил Дай. — Он недавно женился на дочери тайчиута-монгола. — Дай погладил свою бороденку. — Он сказал, что мой худа — отец твоего суженого — умер.

Слезы брызнули из глаз Бортэ и побежали по щекам. Ей не надо было изображать ни удивления, ни глубокого горя.

— Говорят, что его отравили татары по дороге домой, — продолжал Дай. — Я удивлен, что мы раньше об этом ничего не слышали, тем более что наши земли примыкают к татарским, но, наверно, они не захотели хвастаться этим грязным делом. Багатура похоронили весной.

Бортэ не могла вымолвить ни слова.

— Как же, видимо, рыдала его жена, — пробормотала Шотан. — Потерять мужа так рано. — Она вытерла глаза. — Какое горе для сирот — что теперь с ними стало?

Бортэ потянула отца за рукав.

— Тэмуджин, — сказала она. — Что с Тэмуджином? — Она вглядывалась в печальные карие глаза Дая. — Теперь его мать будет во главе племени, верно?

— Я понимаю, почему друг его отца приезжал сюда, — сказал Дай, — и почему он не сказал мне правды, а лишь отвез парня обратно, туда, где его ждала большая беда. Видимо, мать Тэмуджина настаивала на том, чтобы сохранить свое положение, даже после того, как мужчины отказались принести клятву верности ее сыну. Сподвижники багатура бросили его семью. Никто не знает, что сталось с ними.

Бортэ замерла. Этого не может быть.

— Они непременно живы, — настаивала она. — Тэмуджин легко не сдастся. Он говорил мне, что его мать — сильная женщина. Она тоже не откажется от борьбы.

— Даже храбрейшая женщина не справится с трудностями одна, не имея защитника, с малыми детьми на руках. Мужайся, дитя, — возможно, он уже соединился со своим отцом.

— Нет! — закричала она и прильнула к халату отца. — Кто-нибудь ему поможет. — Она вздохнула. — Мы можем помочь его семье. Ты мог бы привезти их сюда. Мы помолвлены — это твой долг.

— У меня один долг — перед своим народом, — сказал он, положив ей руки на плечи. — Послушай меня, Бортэ. Мы и за всю зиму не найдем их, тем более что У них есть враги, оставившие их на смерть. Не хочешь же ты, чтобы те, кто их бросил, приехали в наш стан и Убили их на наших глазах?

— Я не боюсь их!

Дай выпрямился.

— Будь умницей, дочка. Тэмуджину, может, и безопасней быть здесь, а не там, где он теперь, но я должен думать о нас самих, как бы ни было больно за семью Тэмуджина. Если он останется в живых, я буду рад, но тебе не следует питать большие надежды.

— Ты юна, — сказала Шотан, сидевшая у очага. — Девушка думает, что слезы ее не просохнут никогда, но это не так. Мне жаль, что Тэмуджин принужден был покинуть нас так скоро, но я благодарна духам, а то бы ты привязалась к нему сильней.

— Вытри глаза и помоги матери, — сказал Дай. — Мы будем молиться за душу багатура и за тех, кого он оставил на земле, но мы должны по-прежнему выполнять свои обязанности.

Бортэ медленно встала.

— Я не забуду его, — сказала она твердо. — Я обещала ему и сдержу свое слово.

— Человек, которому мы дали обещание, умер.

— Я сама дала обещание, дала его Тэмуджину.

Во сне было предсказано его появление — разве она может забыть это? Она думала о той суровости во взгляде, с какой он обещал найти ее снова. Никаких сомнений не отражалось на его лице. Она не допускала и самой мысли о том, что может разочаровать его. Если она когда-нибудь подведет его…

Бортэ содрогнулась и поняла вдруг, что она, никогда не боявшаяся ничего, боится мальчика, которого любит.

— Я не забуду его никогда, — продолжала она. — Что бы ты ни говорил, я знаю: он вернется.

Дай отстранился от нее. Какое-то мгновенье она чувствовала себя суровой и безжалостной, такой, какой хотел бы ее видеть Тэмуджин, а потом бросилась на грудь отцу и зарыдала.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ