Кэрол Мэттьюс - Повернута на тебе

– Я ищу Доминика Оле Нангона, – говорю я. – Воина масаи. Думаю, он здесь.

Мужской голос произносит нечто нечленораздельное, и только я собираюсь попросить, чтобы он повторил, как слышу, что замок щелкает, и дверь распахивается. Мы с Майком и Ниной взволнованно переглядываемся и входим.

В приемной очень мало мебели, но чисто. Увидев нас, из-за стола встает мужчина.

– Чем могу помочь? – произносит он.

– Мы ищем Доминика Оле Нангона, – повторяю я. – В полиции нам сказали, что его направили сюда.

– Он недавно ушел, – сообщает мужчина. – Мы дали ему горячую еду, и здесь есть отделение медицинской помощи, но он не захотел остаться. Не захотел занимать комнату, поскольку кто-то другой может нуждаться в ней. – Мужчина пожимает плечами.

– То есть вы просто позволили ему уйти? – Я не могу поверить своим ушам!

– Мы не можем силой удерживать людей, если они не хотят оставаться, – указывает он. – Это временное пристанище для бездомных. Приют со свободным доступом.

Я понятия не имею, что это такое. Очевидно, он видит, что я в замешательстве, и объясняет:

– Сюда приходят только по своей воле.

Я с тоской поворачиваюсь к Майку и Нине. Доминик ушел. Мы с ним разминулись.

– Вы можете предположить, где он может быть?

– Я думаю, где-то неподалеку. За вокзалом есть целый город из картонных коробок. – Мужчина любезно смотрит на меня. – Прошло примерно полчаса, как он ушел. Вряд ли больше.

– Спасибо.

Секунду спустя Майк уже включает мотор. Температура падает, и мне невыносимо тяжела мысль о том, что Доминик проведет на улице еще одну ночь. Мы же совсем рядом с ним, а я так его люблю!

– Мы найдем его, – уверяет Нина. – Он не мог уйти далеко.

Майк едет очень медленно, и мы внимательно смотрим вокруг. На перекрестках много сомнительных личностей. Нам становится не по себе, Майк включает центральный замок, и мы обмениваемся тревожными взглядами.

– Я не могу вернуться без него.

– Мы и не вернемся, – обещает Нина. – Мы будем здесь столько, сколько потребуется, чтобы найти его, да, Майк?

– Конечно, – соглашается он.

Мы сворачиваем с главной дороги. Улицы здесь узкие, темные, зловещие. Я вжимаюсь в сиденье.

– Ни черта себе, – бормочет Майк. – Как он смог здесь выжить?

Мысль об этом невыносима. Я оглядываюсь назад и вижу, как по лицу Нины катятся слезы.

Мусора все больше и больше. Ветер гонит обрывки бумаги, и я съеживаюсь, когда вижу, как по водостоку носится крыса. Мы рядом с арками железнодорожного моста, и я понимаю, что имел в виду человек в приюте для бездомных, когда говорил о городе из картонных коробок. Они занимают все место под арками, и каждая дает приют одному, а то и нескольким людям, теснящимся внутри.

– Думаешь, здесь надо выйти?

Майк сомневается.

– Не думаю, что это безопасно.

– Придется попробовать. Он может оказаться в одном из переулков.

Майк покорно вздыхает.

– Ты права. Припаркуюсь здесь. – Он останавливается на единственном участке, где нет двойной желтой линии. – Остается надеяться, что, когда мы вернемся, колеса будут на месте.

– Чем нас больше, тем безопаснее, – храбрится Нина. – Если мы будем держаться вместе, все будет хорошо. – Однако на лице у нее виден испуг.

Как только Майк выходит из машины, из тени выходят две скудно одетые дамы. Обе курят, и глаза у них прищурены. На них обрезанные топы, джинсовые курточки, жутко короткие юбки и высокие сапоги. Ноги у них голые, а ночь очень-очень холодная. Когда вылезаем мы с Ниной, они начинают отступать.

– Леди, – кричу я. – Не могли бы вы помочь нам? Пожалуйста. – Они смотрят на меня с опаской, но я подхожу к ним прежде, чем они успевают удрать. – Я ищу кое-кого. Его зовут Доминик Оле Нангон. Его нельзя не заметить. – И как я не сообразила взять с собой фотографию Доминика! – Он воин масаи.

Выражение их тусклых глаз на мгновение меняется.

– А сколько дадите? – Та, что постарше, прислоняется к стене и напускает на себя безразличный вид. – Бесплатно мы ничего не скажем.

– Я его подруга, – объясняю я, открываю сумочку и смотрю, какие у меня есть деньги. – Он ушел из дома.

Она пожимает плечами.

– А может, он не хочет, чтобы кто-то знал, где он.

Пока я копаюсь, Нина вытаскивает из своей сумочки двадцатку и протягивает ее. Младшая бросает окурок и гасит его каблуком.

– Да, я его знаю, – говорит она. – Он какое-то время болтался здесь.

Мое сердце начинает биться быстрее.

– Вы знаете, где он теперь?

– Нет, – говорит она. – Не видела его сегодня. Мы только что пришли. Он часто спит вон там. – Большим пальцем она тычет через плечо в сторону арок.

Тьма под ними такая, будто там скрыта адская бездна.

– Спасибо, – говорю я. – Если увидите его, пожалуйста, передайте, что его ищет Дженни.

Обе одновременно пожимают плечами, и старшая сует двадцатку в карман.

Майк берет меня за руку, когда я направляюсь к арке, похожей на вход в туннель.

– Ты точно хочешь сделать это? Лучше я пойду один, а вы обе останетесь в машине.

– Нет, – отрезаю я. – Мне будет спокойнее, если мы пойдем все вместе.

– Я согласна, – говорит Нина и овладевает другой рукой Майка.

Держась за руки, мы углубляемся в сырой сводчатый проход. Совсем рядом раздается грохочущий кашель. Где-то лает собака. Кто-то поет в бутылку песню «Дэнни Бой». Почти никто не обращает на нас внимания. Лишь некоторые просят деньги, но, судя по голосам, не надеются на успех. Здесь очень грязно, и я даже рада, что темно – не видно, что у нас под ногами. Фонарик был бы полезен, но я не подумала, что его нужно было взять с собой.

Мы осторожно пробираемся среди мусора и зовем Доминика по имени.

– Я здесь, – кричит незнакомый голос. – Я – Доминик.

Но мне-то сразу ясно, что это не мой Доминик.

Еще кто-то кричит с другой стороны туннеля:

– Я – Доминик!

Но и это не он.

– Я – Доминик. – И хриплый смех.

– О, да заткнитесь же вы все, – кричит Нина, обращаясь ко всем сразу.

– Очень смешно, – ворчу я, тоже обращаясь ко всем сразу. Но потом думаю, что для тех, кто живет на улицах, драгоценна любая, даже самая малая возможность посмеяться, и этих людей нельзя упрекать в желании поразвлечься за наш счет. Однако это не помогает нам в поисках, и я должна сознаться, что очень не хочу рисковать, углубляясь в эти трущобы с грудами коробок и спрашивая, не видел ли кто-нибудь воина масаи, бродящего где-то поблизости.

– Все бесполезно, – жалуюсь я. – Здесь каждый – чертов «Доминик». Как же нам найти его? – И тут на меня снисходит озарение. – Ребята, – говорю я, – свистите мелодию звонка для мобильника из сериала «24 часа».

– Что? – Нина смотрит на меня так, будто я спятила.

– Поверьте мне. Это мой звук масаи. Если Доминик здесь, он сразу узнает его.

Моя подруга пожимает плечами.

– Ладно.

Майк кивает в знак согласия. Мы с ним провели вместе столько времени, следя за испытаниями и злоключениями непобедимого Джека Бауэра, что мой сосед может воспроизвести мелодию без подсказок с моей стороны.

Все мы свистим, продолжая идти и, как ни странно, я начинаю надеяться. Однако минуты проходят, а ответа все нет, и меня охватывает сокрушающее уныние. Я начинаю подозревать, что у нас нет никакого шанса найти здесь Доминика. Проклятый звук масаи! Он может сработать на широких, открытых всем ветрам равнинах Африки, но только не здесь, в мрачном картонном городе.

– Безнадежно, – говорю я своим спутникам.

– Давайте пройдем до того конца, – говорит Майк, указывая на заднюю часть сводчатого прохода, где под уличным фонарем виднеется огромная груда коробок. Он берет меня под локоть и ведет туда.

И вдруг мое сердце подпрыгивает при виде чего-то ярко-красного. Я хватаю друзей за локти.

– Майк! Нина!

Они поворачиваются и смотрят туда же, куда и я. На их лицах вспыхивают улыбки, и мы все как один бросаемся вперед, к коробкам.

Конечно же, там Доминик в kanga, и палка лежит рядом с ним. Как и в телевизоре, он усталый и грязный. У него свежие ссадины. Он выглядит потрепанным, но в остальном, кажется, все не так уж плохо. Лежит он, пригнув голову к груди, и его бьет крупная дрожь. Мы стоим прямо над ним, но он не замечает нас.

– Доминик, – окликаю его я.

Он дергается и открывает глаза. Я падаю перед ним на колени и обнимаю его. Меня сотрясают рыдания.

– Мы нашли тебя и отвезем домой.

– Я не знаю, где мой дом, Просто Дженни, – отвечает он.

Я прижимаюсь лицом к его лицу и чувствую, как мои горячие слезы стекают по его ледяной щеке.

– Там, где я, – говорю я ему. – Твой дом там, где я.

Доминик тяжело поднимается и крепко прижимает меня к себе. Майк с Ниной подходят к нам. Майк похлопывает Доминика по спине и тоже обнимает его, и я замечаю слезы в его глазах.

– Рад, что ты в безопасности, приятель, – говорит мой друг. – Заставил же ты нас поволноваться!

– Простите. – Доминик склоняет голову. – Я не хотел доставлять вам неприятности.

Нина тоже обнимает его, рыдая в три ручья. Если Доминик и удивлен, что она тоже здесь, то не подает вида.

– Прости, – повторяет она снова и снова. – Я очень виновата.

Но сейчас время не упреков и обвинений, а облегчения и радости.

– Мы всюду искали тебя, – говорю я Доминику. – Мы все с ума сходили.

– Я должен был уйти, – объясняет он. – Мне было слишком тяжело навлечь на вас позор. Все думали, что я плохой человек.

– Не все, – поправляю я. – А всего несколько человек, сбитых с толку глупыми россказнями. – Мы с Ниной смотрим друг на друга. – И теперь они поняли, что были неправы.

– Совершенно неправы, – вставляет Нина, хлюпая носом.

– Мы все любим тебя, Доминик. – Я держу его лицо в руках, и мне все еще не верится, что мы нашли его. – И я люблю тебя больше, чем кто-либо другой. Я так скучала по тебе!