Он выслушал ее молча, стоя у стола, опершись на трость. Аня положила на стол коробочку с кольцом и поставила пакет с шубой. Ее объяснения были такими же высокопарными и искусственными, как и все их общение, начиная с первого дня знакомства. Каде отошел к окну, постоял, отодвинув штору. Аня пролепетала ему в спину очередную виноватую фразу. Герман перебил ее коротким:

— Кто он? Это ведь не Новиков.

— Нет, — Аня покачала головой, хотя Каде на нее не смотрел.

— Кто-то не из вуза, — задумчиво проговорил он. — Иначе я бы знал. Или все-таки…?

— Герман… — начала Аня.

— Я не принимаю твой отказ, — жестко бросил он через плечо, повернув голову. — Ты не понимаешь, от чего отказываешься.

— Понимаю, — твердо сказала Аня.

Она действительно понимала, и сердце начинало тревожно биться, когда она думала, как ее разрыв с Каде может на ней отразиться. Он усмехнулся, повернулся, произнес, кривя рот:

— Лескова, дом сорок, квартира пятьдесят четыре. Я тебя приму и не прогоню. Если ты придешь сегодня ночью, я все забуду… то, что сейчас слышал. Но если ты не придешь… все кончено.

— Я не приду, — сказала Аня и вышла.

Соколова посмотрела на нее круглыми испуганными глазами из-за монитора и перевела глаза на экран, почему-то с выражением ужаса. В ухе у лаборантки были беспроводные наушники. Аня весь день была сама не своя. Еще один поворот калейдоскопа. Стеклышки все те же, но картина совсем другая.

Филипп

Голос Кати был очень встревоженным. Новости были такие, что Филу хотелось прыгать и орать от восторга и при этом бежать в лабораторию и, вопреки благоразумию и тщательно культивируемому все это время терпению, бить Герра Хера, пока хватит стойкости и целых костей.

— Фил, — затараторила Соколова, — Аня с ним порвала. Ваще! Принесла шубку! Мол, люблю другого.

— Это она так сказала? — хрипло спросил Громов.

— Нет, Каде ее спросил, а она не отрицала.

— Он чё? — спросил Фил, подбегая к крану и вливая в пересохшее горло стакан воды.

— Чё, чё! В бешенстве был! Часа два потом, как лев по клетке…. До сих пор боимся к нему на глаза показываться. Ой, Фил, кажется, он что-то подозревает. Он про тебя спрашивал.

— Пусть, — сказал Фил, вновь подставляя стакан под струю воды — в горло словно ваты напихали.

— Еще кое-что. Ну это совсем пипец новость! Знаешь, зачем он в Москву ездил?!

— Лала? — выдавил Фил.

Аня

В воздухе витали Новый Год и зимняя сессия. Студенты носились с выпученными глазами, решали по углам, как сдавать и что пить. Аня купила у въезда в кампус несколько веточек ели, поставила в вазу. Она смотрела на свою комнату и думала о том, в каких условиях окажется после праздников. Ей почему-то казалось, что Каде заберет все свои «дары» и «милости». Один поворот калейдоскопа, и она уже любит шумную, веселую семейную общагу и свой уютный блок, где появилось множество милых сердцу вещей и воспоминаний, еще один — и не хочет уезжать из Каратова. С тем узором, что на душе, и так все ясно — там сложен из стеклышек любимый образ.

Фил исчез на несколько дней, и Аня, встревоженная, даже подходила к его двери и стучалась. Даже звонила ему, но он был вне зоны. Пожаловалась Режинцевой, но та сказала, что Громов иногда подрабатывает в конторе местного интернет-провайдера помощником инженера по эксплуатации сети, бывает, и ночует в серверной, и по вызовам мотается.

Он вернулся, но, видимо, отсыпался. Аня не возмущалась: почти все предновогодние зачеты Громов получил автоматом, с учетом заслуг на конференции.

Она возвращалась с пересдачи, очень уставшая, задумавшись, прошла по аппендиксу (лампочка опять перегорела) несколько шагов, и лишь потом расслышала тихие голоса и увидела два силуэта в полумраке. Один силуэт принадлежал Филу, другой… девушке. Аня видела ее профиль на фоне окна. Громов держал девушку за плечи, та пыталась дотянуться тонкими, дрожащими пальцами до его лица.

— Филипп, ну как же так? — услышала Аня нежный голосок. — И ты тоже? Почему и ты?

— Я же предупреждал тебя, глупышка! Я же говорил!

— Я все поняла! Теперь поняла! Спасибо тебе, ты не предал, приехал!

— Я просто за тебя испугался.

— Только ты меня понимаешь! Но, Гром, я же все делала правильно! Я же любила… очень! За что? Вот так, приехать и сразу… и мы словно чужие друг другу! Словно не было этих месяцев!

— Ну и черт с ним! Подумай о себе! Что ты натворила, глупышка? Разве можно было так?

Девушка тихо заплакала:

— Это унизительно… это было так унизительно… Если бы ты знал! Но ты! Ты это специально?

— Нет, Лал.

— Я не верю, ты это специально! Из мести!

— Лал, я бы не стал. У меня другая… тактика. Просто так получилось.

Аня шевельнулась, отступила назад, в свет главного коридора, но девушка заметила движение, пошла к ней, вышла под плафон. Она была миниатюрная, хорошенькая, с крупным ртом, пухлыми губами, густыми каштановыми волосами, собранными в высокий узел. Глаза ее, очень выразительные, ясные, были полны слез. Девушка подошла к Ане, застывшей у лестницы, заглянула ей в лицо.

— Это вы? Вы Анна?

Аня кивнула. Взгляд девушки стал растерянным. Она вглядывалась в черты Ани, словно пыталась найти в них какой-то ответ, слезы покатились у нее по щекам.

— Но ведь вы… вы… я красивее… я ведь моложе, — залепетала девушка. — Как же он мог в… вас…? Я же… все время ждала… каждый день, а он тут… с вами… Люблю другую! Вот так просто? Раз и полюбил? А я?

— Лала, — негромко позвал Филипп. — Не нужно.

Она всхлипнула, поднесла к глазам руку (Аня увидела перебинтованное запястье), внезапно сорвалась с места и побежала по коридору, рыдая.

— Лала, стой! А-а-а-а! — Филипп с отчаянным лицом потянул себя за волосы. — Аня, прости, нужно с ней поговорить. Сейчас опять что-нибудь натворит!

Он погнался за девушкой, которая исчезла за поворотом коридора. Аня пошла к себе в блок и села на стул у двери, прислушиваясь. Фил появился примерно через час. Стукнул в дверь, зашел, сел на другой стул. Они сидели в темноте — Аня так и не зажгла свет на кухне. Фил молчал, опустив голову, пощелкивая каблуком ботинка по полу.

— Она остановилась у Анжелы в блоке. Еле успокоили.

— Лала Межиева? — тихо спросила Аня.

— Да.

— Объясни мне.

— Последняя любовница Каде, та, что до тебя, и… моя бывшая девушка. Мы год встречались, а этот козел…

— Опять он? — прошелестела Аня.

— А что я сделаю?! — взорвался Фил. — Если он Хер с большой буквы! Ласковый, добрый, дарит подарки, руки целует!

Он вскочил, щелкнул выключателем, зажмурился, выключил свет и принялся ходить по комнате, размахивая полами пальто.

— Успокойся, пожалуйста.

— Да не могу я успокоиться! Он к ней поехал в Москву, это помнишь… ну, когда мы из-за Черниковой поругались… зашел и с порога: между нами все кончено. Люблю другую. Ты хорошая, но она прекрасная, умная — моя половинка. Лала резала вены, он вернулся, пытался откупиться. Она из больницы сбежала, приехала на тебя посмотреть. А тут еще я! Я ей постарался объяснить, что первый в тебя влюбился, она не верит! Думает, я это из мести! Ты мне веришь?!

— Да, — тихо и убежденно сказала Аня.

— Веришь? — Фил рванулся к ней через комнату, опустился на колено у стула, пытаясь рассмотреть ее лицо в полумраке, положил ладони ей на виски. — Веришь?

— Да, — с силой повторила Аня.

— Фух! Я испугался! Решил, что ты подумала, она обо мне говорит.

Но Аня действительно верила. Она не могла бы объяснить, почему. Та девочка… Стеклышки в калейдоскопе на сей раз покрутились и встали на свои места, сложившись в четкую картинку.

— Ты пытаешься ему мстить? Из-за Лалы?

— И да, и нет. Я позже объясню. Просто верь мне. Можно я останусь с тобой сегодня? Я не буду… ничего… просто посижу тут. Хочу побыть с тобой.

— Нет, Фил, у меня есть дела. Я хочу остаться одна, подумать, осмыслить. Иди.

Он встал, зло бросил через плечо:

— Ты вечно обращаешься со мной, как с ребенком! Сколько тебе уже доказывать, что я не ребенок. Я с пятнадцати лет знаю, что такое жизнь-дерьмо. Это ты ребенок! Осмыслить… Что тут осмысливать? Боишься всего, веришь всяким… придуркам. Мне верь! Я нормальный!

Он вышел, с силой хлопнув дверью. Аня вздрогнула. Она долго ходила по комнате, потом села за ноутбук и, чтобы отвлечься, просмотрела свою программу. Катя обещала пустить ее в лабораторию, дать поработать за компьютерами, как раз предназначенными для сложных математических вычислений.

Она не видела Фила в субботу. Каде тоже не появлялся. Вечером Аня вернулась в учебно-лабораторный корпус, пройдя через ограничители по своему электронному пропуску. Охранник только кивнул — ночное шастанье преподавателей было для него обычным делом.

Катя встретила ее у дверей первого блока, продиктовала код, напомнила:

— В полночь код сменится. Придет завлабу в его специальное приложение на телефоне. Система еще в режиме апробации, но работает, как часы. Когда закончите, просто закройте дверь. Раздастся щелчок. Камеры… ну, университетские, здесь пока не работают. Но если кто-нибудь вас застанет, ничего страшного. К нам многие обращаются. У нас компы хорошие, Фил с ребятами с четвертого курса собирали в расчете на нашу специфику.

Соколова попрощалась. Аня села за компьютер, подключила свой накопитель и… ушла с головой в работу. Закончить расчеты ей удалось лишь за два часа. Она сделал перерыв на кофе, который принесла с собой в термосе, и поработала еще час. Посмотрев на часы, она присвистнула, отключила накопитель, положила его в сумку и встала. И метнулась за стойку с папками, отгородившую рабочую зону от «чайной», с кружками и кулером на подоконнике. Зачем она спряталась, она сама не понимала. Катя ведь говорила, что в лаборатории часто по договоренности работают другие преподаватели с ФИТа. Да, ей очень не хотелось сталкиваться с Каде в лаборатории, но, с другой стороны, завлаб был не один и не стал бы затевать разговор на личную тему при посторонних. Аня услышала знакомый манерный голосок: