— Мне ничего от вас не надо, — сказала она. — Дело не в подарках.

Каде словно ее не слышал. Он покопался в кармане, вытащил мешочек с золотой вышивкой, вытряхнул из него на огромную ладонь золотой браслет, постоял, рассматривая украшение расфокусированным нетрезвым взглядом:

— Индивидуальный заказ. У тебя очень тонкие запястья, как у Верочки… Моя жена Верочка очень любила украшения. А я был молод, беден, не мог… А теперь могу, — он горько усмехнулся, помолчал, спросил: — Увлеклась, да? Бывает. Молодая еще, правильная… Сразу мне от ворот поворот. Я понимаю. Поэтому и пришел сегодня. Потому что ты — это ты. Была бы шлюха, как все они, спала бы с ним и со мной, от меня подарки, от него… а от него что? Что он умеет такого? Молодой потому что, умненький парнишка… смазливенький… зачеты один на один, встречи случайные, взгляды, да?

Он запихнул браслет вместе с мешочком в карман и снова вцепился в спинку стула.

— Я знаю про вас и про Светлану Родионовну, — тихо сказала Аня, надеясь, что смутит Германа.

— Знаешь? — удивленно переспросил он. — Про Свету? Откуда?… Ах да, твой молокосос. Копает под меня, сучонок. Мне пришло сообщение о взломе системы. Вот, значит, как. С огнем играет. Ну, я с ним разберусь…. Светлана Родионовна, — Каде вдруг пьяно прыснул. — Ты, Анюта, очень молодая девочка, глупенькая… Путаешь секс и то, что… — он пафосно ткнул себя в грудь, рванул узел галстука. — Почему сейчас, а? Почему все они навалились на меня именно сейчас? Я же искренне… я же хотел с тобой… семья, дети. Еще не поздно ведь, Анечка? Еще же не поздно?

Он поднял на нее полный надежды взгляд:

— А Лала? — быстро спросила Аня, потому что от этого взгляда ей стало… очень неуютно.

Каде уронил голову на руки, крушащие стул, глухо хмыкнул:

— Лала… и эта еще. Такая милая была, нежадная… А потом, как все: подарки, квартира, столица, клубы, салоны… Как все. Как все они. Была лишь Верочка и ты… Верочку я потерял, но ты же здесь.

Он опять поднял голову, и Аня в страхе отступила. А потом решительно шагнула вперед, к двери:

— Герман Фридрихович, я думаю, вам пора. Давайте поговорим в понедельник. Не вижу сейчас смысла обсуждать…

Каде шагнул в сторону и перехватил Аню за талию. Очень мягко привлек к себе. Она поморщилась от его пьяного дыхания, высвободилась, стараясь придерживать полы халата. Но скользкий шелковый пояс кимоно повис по бокам, и взгляд мужчины тут же направился на голые Анины ноги. Она судорожно принялась закутываться, ловя рукой лямки пояса. Каде положил руки ей на плечи, заглянул в лицо, произнес с ласковой иронией:

— Ну разве можно вот так, решение принимать? Не обдумав, не сравнив, не попробовав. Ты же ученый, Анечка. Должна понимать, как нарабатывается экспериментальная база.

— Пожалуйста, Герман, не надо, — процедила Аня сквозь зубы, отворачиваясь. — Вы пьяны.

— Да, я выпил… приехал… сообщение пришло на телефон, попытка взлома системы, видел, как вы с ним выходите из университета, пошел в бар. Выпил… много…

— Уходите. Поговорим завтра.

— Тебе с ним весело? Он тебя забавляет? А забавно будет, если он из вуза вылетит? Я и хуже могу… шпионаж, интеллектуальное воровство… никуда не возьмут потом, сучонка.

— Вы пьяны. Поговорим завтра, — повторила Аня, не сумев скрыть страх.

— Не хочу я завтра, — с капризной гримасой сказал Каде. — И в понедельник не хочу. Придешь опять, холодная, чужая…. Поговорим сейчас. Жалко мальчика? А себя? Узнаешь, что Каратов еще не самое гиблое место. Есть похуже варианты. Поняла? Поняла. Тогда каждый день на большой перемене. Ты. Ко мне в кабинет. В красивом белье, я подарю.

— Герман, — сказала Аня, глядя в пол, — отпустите меня и уходите.

— Предлагаешь мне уйти? Сейчас? — он, кажется, искренне удивился, сжал ладонями ее плечи. — Вот так прямо развернуться и уйти? За дурака меня держишь?

Она беспомощно барахталась в объятьях Германа, и все еще верила, что он ее отпустит. И он отпустил. Чтобы сбросить пальто и пиджак. Она успела сделать несколько шагов до двери, а он, несмотря на хромоту, уже был рядом, развернул ее к себе, не дал избежать жадного, скверного, насильственного поцелуя, удерживая за подбородок. Начал заламывать руки, стягивая халат, и совсем озверел, когда лямка сорочки упала, обнажив одну грудь.

— Не надо! — крикнула Аня, отталкивая от себя твердые руки, вернее, пытаясь оттолкнуть.

— Ну как же не надо, — бормотал Герман, крепко прижав Аню к себе, заставляя ее выгнуться, стягивая ей на живот лиф пеньюара, — я же сказал: отказа не приму. Не сопротивляйся. Я очень нежный… когда не сопротивляются.

Но Аня сопротивлялась изо всех сил.

— Ну зачем ты так? Силы тратишь, глупенькая, — шептал Каде ей на ухо. — Грудь какая у тебя красивая, тело какое…

Он принялся шарить ладонью по груди, стискивая ее, и когда Аня с вскриком еще раз попыталась оттолкнуть его, больно сжал губами сосок.

— Филипп! — отчаянно громко закричала Аня.

Каде сгреб ее, поднял легко, как ребенка, и понес в спальню. Бросил на кровать, встал коленями на края, расстегивая брюки. Она рванулась, но он отбросил ее на матрас, попыталась ударить в пах — он поймал ее за ногу, потом перехватил за вторую, притянул к себе, вжимаясь. Повторил со смешком:

— Ну зачем ты так? Я же хотел по-хорошему.

Аня, задыхаясь, цеплялась за рубашку, оттягивала от себя мощное тело, а Каде целовал ее, распаляясь, все сильнее прижимаясь между ног, не обращая на ее борьбу внимания. Она сражалась и думала о том, что Фил был прав, что если Каде ее одолеет, жизнь ее никогда не будет прежней, и она просто не сможет, не сможет…

— Филипп! — снова в отчаянии взвизгнула Аня, осознавая, что дверь заперта, и ее уже не слышно в коридоре.

Яркая вспышка осветила комнату. Еще одна. Аня не поняла, что происходит. Но Каде понял, зарычав, спрыгнул с кровати, чуть не упав, сделал рывок и выбил телефон из рук Фила. Филипп выставил кулаки, размахнулся, попал Каде в челюсть, но тот смел его с пути одним ударом. Фил отлетел в угол, сбивая с тумбочки лампу и электронные часы. Аня попыталась закричать, но только захрипела.

Герман поднял телефон, размахнулся и бросил его в стену.

— Ах ты, щенок! Совсем страх потерял? Решил, все можно? — шипел он, топча мобильный. — Ты на кого тявкаешь? На чью женщину глаз положил?

— Поздно, — улыбаясь разбитым ртом и пытаясь подняться с пола, сказал Фил. — Фото в облако ушло. Там еще видео. Через пять минут мой друг опубликует на странице ректора. Если я не отменю.

— Ах ты! Гаденыш! Блефуешь! Не посмеешь! Ее опозоришь?!

Филипп с трудом поднялся, оскалился:

— Лицо Анны Сергеевны будет замазано. А вы весьма легкоузнаваемый человек, Герман Фридрихович. Вы очень увлеклись. Я здесь уже давно, много снять успел.

— Подставили меня? Вы ничего не докажете! Все знают, что мы встречались! Буду утверждать, что это была ролевая игра! Доказательств у вас нет. Я ничего не сделал!

— Покушение на изнасилование, статья есть такая. Не докажем, может, — Фил дернул плечом, Аня видела, как дрожит его рука, с багровой полосой от ушиба. — Но в этот раз внимание прессы и университета вам обеспечено. Кто-то не поверит, кто-то поверит. На видео хорошо видно, что никакая это не ролевая, а там еще подтянутся, те, кто тоже не доказал, но помнит.

— Только попробуй опубликовать! Вылетишь и сядешь!

— Только попробуйте к Анне Сергеевне еще приблизиться. Или навредить ей. Вылетите и сядете. Думаете, это все, что у меня есть?

— Это все из-за той мелкой шлюшки Лалы? — прищурясь, спросил Каде.

Фил сделал шаг к завлабу.

— Филипп! — хрипло произнесла Аня. — Не надо.

— Я думал, ты просто слабак. Упустил девчонку и забился в угол. А ты махровый шантажист, — сказал Каде. Он подумал, покусывая губы. — К черту! Мне проблемы не нужны. Своему адвокату я на всякий случай позвоню. Но если ты не станешь ничего публиковать, забуду, дам тебе доучиться и доработать на факультете. А Анна Сергеевна… — Герман перевел на нее тяжелый взгляд, — Анна Сергеевна и так сбежит. В Москву. Нужен ты ей.

— Ширинку застегните, — сказал Фил.

Каде вышел, прихрамывая. Фил пошел за ним, запер дверь. Вернулся, вздохнул и застонал, прижав к груди руку, сел, а потом лег на кровать. Аня сидела, всхлипывая, прижимая к груди обрывки сорочки, глядя в одну точку. Филипп приподнялся и привлек ее к себе. Начал гладить по голове здоровой рукой, шепча:

— Дурашка моя, испугалась? Прости меня. Я стоял под дверью, мучился, ждал, что позовешь, в глазок смотрел. А тут он. Наверное, через пожарный вошел. Ты впустила. Я подумал…

— Глупый мальчик, — тихо сказала Аня. — Как ты открыл дверь? Выбил?

— Собирался. Потом вспомнил. Я ключ сделал, с твоего, когда ты у меня спала. Здесь недалеко есть мастерская. Решил, а вдруг тебе опять плохо станет.

— Ты действительно… опубликовал бы?

— Нет, конечно. Блефовал. Думаешь, я что, готовился? Хотя нужно было что-то такое предположить. Я просто считал, он после того случая в Москве, из-за которого сюда перевелся, поутих. Там девушка ничего доказать не смогла, но осадок, как говорится, остался. Прости меня. Я должен был… подумать.

— Телефон жалко, — вырвалось у Ани, глупое.

— Дурашка, — с нежностью констатировал Фил.

Глава 13

Глава 13

Филипп

Фил проснулся первым. И валялся беспомощным несколько минут: одна рука затекла, а вторая жутко ныла после вчерашнего. Он осторожно вынул ладонь из-под Аниного плеча, лежал, рассматривая ее лицо. Каждая черточка простая, обычная. Почему в целом они складываются в такое… притягательное, нежное? Хочется смотреть и смотреть. А еще целовать, гладить, дарить любовь, заботиться.