Как раз в тот момент, когда она решила, несмотря на прежние планы, откровенно признаться Тобиасу, что хотела бы уехать, объяснив свою растущую нервозность тягой к работе, одна случайность способствовала перемене обстановки. Однажды она вскоре после обеда зашла в гостиничный бар, думая заказать себе чашку кофе, и увидела двух мужчин за игрой в карты. Во всем уютном, отделанном деревом помещении больше никого не было, да и освещался в основном лишь тот стол, где сидели игроки. В это время молодые жители гостиницы занимались спортом, а те, кто постарше, лежали на солнце или отдыхали в своих номерах. Оба господина были музыкантами оркестра, и Доната об этом знала, да и они уже не раз видели ее в ресторане, так что оба из вежливости встали, когда она проходила мимо. Дородный лысый был контрабасистом, а маленький непоседа — ударником.

— Сидите, пожалуйста, — быстро сказала она, — не надо из-за меня беспокоиться!

За стойкой бара стоял подросток, совсем еще мальчик, видимо, заменявший основного бармена. Она попросила чашечку кофе.

Шапку и перчатки, в которых была на улице, Доната положила в висевшую на плече сумку. Когда она собралась снять свою подбитую ватой куртку, контрабасист поспешил ей помочь.

После стольких изъявлений вежливости ей не хотелось просто поворачиваться к мужчинам спиной, и она села боком к стойке бара рядом с шипящей кофейной машиной.

Ударник перемешал карты, контрабасист снял колоду и спросил:

— Вы на лыжах не ходите, сударыня?

— Нет. Я ограничиваюсь водными процедурами, массажем и прогулками.

— Вот бы не подумал!

— Почему же?

— В наше время на лыжне можно увидеть даже самые неуклюжие фигуры, — произнес ударник, глядя на нее так, что было ясно: он восхищен точеными линиями ее тела.

— Я уже сошла с дистанции, — отвечала Доната, — я не могу себе позволить сломать ногу.

Мальчик поставил перед ней чашку с горячим черным напитком, и она поблагодарила его.

— Тогда, значит, ваша ситуация похожа на нашу. Мы ведь здесь работаем по найму…

— Да, я слыхала.

— Так что рисковать не можем: нельзя допустить срыва ангажемента. — Последнее дополнение сделал контрабасист.

Доната вынула из висевшей на плече сумки пачку сигарет, но не успела еще прикурить, как контрабасист встал и поднес ей зажигалку.

— Вы играете в шестьдесят шесть? — спросила она, мельком взглянув на карты.

— Да, для ската нам, к сожалению, недостает третьего партнера.

— А я играю в скат, — импульсивно произнесла Доната.

Лицо контрабасиста расцвело.

— И вы бы оказали нам честь?

— Ой, да с удовольствием!

Так получилось, что Доната нашла себе занятие, чтобы убить время во второй половине дня. Когда она училась столярному делу и бывала на стройплощадках, да и позднее, уже студенткой, она страстно увлекалась скатом. Потом ей пришлось от этого отказаться. Но сейчас, только успев взять в руки карты, она с пылом включилась в игру. Музыканты тоже были чрезвычайно довольны, что нашли партнера, и часы за игрой пролетали буквально стрелой.

В первый же вечер она, очень довольная, рассказала обо всем Тобиасу, который, правда, не пришел от этого в восторг, но проявил достаточно ума, чтобы не обнаруживать своего недовольства. Ему пришлось признать, что такого рода времяпрепровождение достаточно безобидно. Только чуточку беспокоило (он и сам не понимал, почему) сознание того, что теперь ее день уже занят не только им одним, не только тем, чтобы дожидаться его и встречать к концу второй половины дня; то есть, произошло некоторое смещение акцентов.

— Разве ты не рад за меня? — спросила Доната.

— Ну, почему же, конечно, рад, Кисуля моя.

— Но?

— Мне кажется все же чуточку странным, что именно здесь, на курорте с горным воздухом, ты заползла в этот мрачный бар.

Она засмеялась.

— Воздухом я заправилась уже под завяз; более, чем это может быть мне полезно.

Они беседовали в гостиной. Он уже наполовину разделся, оставалось только снять надеваемое специально для лыжных прогулок нижнее спортивное белье, но, когда Доната начала свой рассказ, он присел на стул. Теперь же нежно обнял ее и посадил к себе на колени.

— Знаешь, о чем я подумал… — начал он. Она куснула его за мочку уха.

— Не сомневаюсь, что ты мне об этом расскажешь.

— В сущности, мне достаточно бегать на лыжах по утрам. Я могу с таким же успехом возвращаться и в полдень.

Она одним махом соскочила на пол.

— Что это вдруг?

— Да, Кисуля, а почему бы и нет?

— Потому что это нарушает нашу договоренность. Мы сюда приехали, чтобы ты вволю мог погонять на лыжах.

— Но теперь мне это уже совсем не так важно.

— Неправда. Как раз только что ты примчался сюда в полном восторге от очередной вылазки.

— В восторге, что ты меня обнимешь!

— Нет, от отлично проведенного на воздухе дня.

Он понял, что зашел слишком далеко; что она посчитала бы его глуповатым, если бы он по столь ничтожному поводу, как ее игра в карты, выказал себя обиженным или ревнивым.

Поэтому он отступил, промолвив:

— Ну, это было ведь лишь предложение, Кисуленька моя. Мне почему-то вдруг показалось, что ты чувствуешь себя обойденной вниманием.

— Нет, нисколько! Меня немного нервировало лишь полное отсутствие каких-либо занятий. Ну, а теперь марш в ванну! А то вода остынет.

С этого момента он больше, чем прежде, торопился по вечерам вернуться в гостиницу в тайной надежде появиться в номере раньше ее. Но это не удалось ему ни разу. Ведь еще до того, как бар заполнялся людьми, музыкантам надо было переодеться, чтобы появиться на эстраде своевременно, когда гости придут на чай. Поэтому задолго до наступления сумерек карточную игру приходилось заканчивать. Донате этого бывало, как правило, достаточно.

Разумеется, Доната и Тобиас во время этого своего первого совместного путешествия хотели побольше побыть вдвоем. И все же казалось странным, что у них не завязываются никакие новые знакомства с другими гостями отеля. Даже в какие-либо общие разговоры им вступать не приходилось. И не то, чтобы окружающие отвергали Донату и Тобиаса: когда они с кем-то здоровались или кому-то улыбались, им отвечали всегда приветливо. Но на этом все и заканчивалось.

В первую неделю их пребывания в гостинице Доната однажды встретила в предполуденные часы даму приблизительно ее возраста. Лицо дамы было Донате знакомо, поскольку они одновременно бывали за обедом. Встреча произошла в магазине одежды. Продавщица как раз завертывала даме какую-то покупку, а Доната только что вошла.

Поздоровавшись, она непринужденно спросила:

— Нашли что-нибудь интересное?

— О да, — прозвучал ответ. — Блузка из чистого шелка. Цвет шампанского. Как раз то, что я давно хотела приобрести.

Продавщица чуть приоткрыла бумагу, в которую завертывала блузку, чтобы показать цвет и материал.

— Действительно, великолепно, — подтвердила Доната и начала осматриваться в торговом зале.

Продавщица передала даме завернутую покупку и одновременно спросила Донату:

— Вы хотели бы посмотреть что-нибудь определенное?

— Собственно говоря, нет.

К удивлению Донаты, покупательница из магазина не ушла, а, помедлив, осталась в зале. Когда Доната осмотрела несколько пуловеров, дама наконец обратилась к ней с вопросом, видимо, давно уже ее занимавшим:

— Скажите, а прелестный молодой человек, вас сопровождающий, действительно ваш брат?

— Почему вы так думаете?

— До меня дошли такие слухи. Но я им сразу же не поверила.

— Он — мой сотрудник.

— Ах, вот как. Ну, понятно. — Дама направилась к двери. — Общий привет!

— До свидания! — крикнула Доната ей вдогонку.

В общем, она сделала вывод, что в гостинице разговоры о них идут, но не придала этому значения. Даже тот факт, что дама при последующих встречах всегда ограничивалась лишь коротким приветствием, оставил Донату равнодушной.

Ей было ясно, что она и Тобиас, как пара, выпадают из привычных стандартов, так что окружающим непросто вписать их в круг каких-то устоявшихся представлений. В обычные рамки они не укладывались. Для общества молодых она была явно стара, а Тобиас для общества людей в возрасте слишком молод. К тому же публику отеля «Палас», пусть и дорогого и роскошного, составляли все же представители средних или даже мелкобуржуазных кругов. Богатые же и знаменитые, истинные Jet Set[16], среди которых Доната и Тобиас определенно не произвели бы сенсации, укрывались в собственных, охраняемых днем и ночью виллах, в горах Швейцарии.

Однажды вечером в «красном зале» Доната наблюдала за молодой девушкой, сидевшей между отцом и матерью. Ее никто не приглашал танцевать, взгляд ее становился все более недовольным. Доната предложила Тобиасу чуточку развлечь малышку.

Он подошел к столу, за которым сидела семья, с улыбкой поклонился и корректно и вежливо пригласил девушку на танец.

Девушка расцвела и собралась уже встать из-за стола, но отец задержал ее за локоть и произнес:

— Мне очень жаль, но моя дочь еще не пришла в себя после лыжной прогулки.

Тобиас стойко проглотил обиду.

— Что ж, тогда, может быть, в другой раз, — невозмутимо сказал он и удалился.

Вернувшись к Донате, он рассказал ей, что произошло.

— Может, малышка действительно слишком устала, — предположила Доната.

— Чепуха! Зачем тогда было приводить ее на танцы?

— Ну, послушать музыку, посмотреть на народ.

— Не думаю. Меня не удивит, если она скоро протанцует мимо нас с кем-то другим.

Но этого не случилось. К девушке больше никто так и не подошел, а через полчаса она вместе с родителями ушла. Так что Тобиас мог бы сказать себе, что бестактности по отношению к нему допущено не было.