Кэтрин Лэниган - Пожар любви

— Теперь уже больше трех лет, — устало перебил он. — Я никуда не двинусь, пока не буду уверен. Совершенно уверен.

— Хорошо. — Она быстро чмокнула его.

Лили смотрела, как он спит, и думала, что, возможно, ночной штурм принес какие-нибудь новые результаты. В последнее время се стало серьезно беспокоить, не одержим ли отец неустанной гонкой за неким мифическим сокровищем. Он весь день до изнеможения работал в магазине, а потом всю ночь в кабинете. Джей Кей уже не смеялся и не улыбался так часто, как раньше. Его лицо избороздили глубокие морщины, и он почти всегда оставался серьезным. Лили хотелось облегчить его ношу. Она работала в магазине почти столько же, сколько и он, но, похоже, больше ничем не могла ему помочь. Если бы только он поговорил с ней, как прежде, рассказал, чем он так сильно озабочен.

Лили положила руку ему на спину и слегка потрепала его.

— Папа, пора вставать, — сказала она с улыбкой и взглянула сквозь стеклянные двери в сад. — Сегодня отличный день. На небе ни облачка. — Она снова потрепала его, на этот раз чуть сильнее.

На ощупь он казался теплым, но пока ее рука лежала у него на спине, Лили заметила, что отец не храпит, как обычно, когда он спал в неудобной позе.

— Папа!

Она тряхнула отца за плечо. Его рука соскользнула со стола и повисла.

— Папа!!!

Лили закричала на весь дом:

— Нет! Нет! Папа, нет!!!

Ее затрясло. Она щупала его голову, щеки, шею, спину в поисках признаков жизни, но не находила их.

— Нет! Нет! Нет! — причитала Лили снова и снова.

Она ослепла от слез и чувствовала, что ноги вот-вот откажутся держать ее.

— Кто-нибудь, помогите же! — кричала она. — Здесь папа, здесь папа!

На кухне послышался звон тарелок, и через несколько мгновений на пороге кабинета возникла Мария. Лили услышала, как она шепчет молитву по-испански. Потом Лили упала на кожаный диван. С ней сделалась истерика.

— Лили! — воскликнула Арлетта Митчелл, спустившись с лестницы. — Лили, что ты кричишь? Настоящая леди не должна… — Арлетта замерла в дверях. От неожиданности ее лицо окаменело. Она смотрела перед собой совершенно пустыми, широко раскрытыми глазами. Лили заметила, что матери пришлось схватиться за косяк, чтобы не упасть. — Лили… ему что… плохо?

«Как всегда, — подумала Лили, — ждет ответа от меня».

Лили так сильно всхлипывала, что ей трудно было дышать. Как будто кто-то сдавил ей грудь.

— Мой папа умер! — вскрикнула она. — Умер! Умер!

Лили бросилась к отцу, обнимая его безжизненное тело, и зарыдала. Она понимала, что ее жизнь уже никогда не будет прежней.

Слухи о смерти Дж. К. Митчелла мгновенно разнеслись по городу. Конечно, он умер естественней смертью, в этом не было ни малейших сомнений. И тем не менее в самых изысканных кругах хьюстонского общества находились люди, которые, приподняв бровь, обменивались выразительными взглядами за ленчем у «Дотто» или за обедом в кафе «Энни», гадая, кто придет на похороны.

«Палка о двух концах», — говорили они. Арлетта Митчелл не принадлежала к числу фаворитов, но она десятилетиями вращалась в высших сферах. Она много тратила на благотворительность, и ее деньги были нужны.

С другой стороны, все считали, что именно Арлетта с ее непомерными запросами подталкивала Джей Кея к последней черте. Вне всяких сомнений, именно ее ненасытная жажда «не ограничивать себя» привела к тому, что сердце мужа не выдержало.

О Дж. К. Митчелле, хозяине «Древностей», одной из лучших художественных и антикварных галерей Хьюстона, ходили бесконечные пересуды: с одной стороны, он пользовался уважением среди своих клиентов и в некоторых кругах хьюстонского общества, с другой — подвергался жесточайшей критике со стороны властей и многих специалистов-археологов, перед которыми он преклонялся.

Дж. К. Митчелл считал себя путешественником, искателем приключений и истины. Такого же мнения об отце придерживалась Лили. Однако другие стремились положить конец его археологическим изысканиям. В течение многих лет найденные Митчеллом и его благонамеренной дочерью ценные произведения искусств, которые в отдельных случаях могли бы даже изменить взгляд на историю той или иной культуры, сбывались на черном рынке.

Ни один из влиятельных людей в городе, ставший обладателем этих доколумбовых сокровищ, не признался, что они приобретены у Митчелла. Более того, возможно, именно они стали главными распространителями порочащих его сплетен. Пока он был жив, эти люди давали ему деньги на проведение раскопок и щедро платили за образцы керамики, изделий из кремня, жадеитовые украшения, золото и изумруды. После его смерти они почувствовали себя в опасности и принялись наперебой открещиваться от него.

Они жалели Лили. Несмотря на свои девятнадцать лет, она уже успела завоевать всеобщую симпатию, чего так и не удалось добиться Арлетте со всеми ее вечеринками и Джей Кею со всеми его находками. Лили любила отца так искренне и сильно, что многие богатые хьюстонские папаши могли только мечтать о таком отношении со стороны своих детей.

«Они были настоящими друзьями, — говорили они, — и самим Богом было предназначено, чтобы именно она первая нашла его в то утро».

Когда Зейн читал телеграмму от Лили, у него дрожали руки.

«Зейну Макалистеру. Ювелирный антиквариат и аукционы «Мелтон». Нью-Йорк. Только что умер Дж. К. Приезжай. Люблю. Лили».

Он бросил телеграмму на стол, словно она жгла ему руки.

Неужели великий Митчелл умер? Джей Кей был сама жизнь, больше чем жизнь. Джей Кей был единственным, кроме его отца, кто сумел оценить возможности Зейна. А самое главное, он вовремя сказал Зейну об этом.

Зейн всегда восхищался Джей Кеем. Тот не боялся идти против стихии, против власти, против призраков ушедших эпох. Этот человек шел за своей мечтой. И если уж быть до конца честным, Джей Кей даже немного пугал его. Зейн чувствовал, что не смог бы жить так, хотя он старался убедить Лили в обратном.

Теперь Джей Кей ушел, а Зейн учился быть самим собой. Он старался… Черт возьми! Как же он старался забыть Лили! И все же в лицах других женщин ему виделись ее черты, во сне он слышал ее голос, а иногда по ночам, когда ему становилось особенно одиноко, он слишком живо вспоминал ощущение ее близости.

И вот теперь она звала его. Зейн оглядел свой крошечный офис. Собственно говоря, его трудно было назвать офисом. Так, «место». В «Мелтон» ему выделили «место». Место в одном из старейших в мире салонов ювелирного антиквариата.

Конечно, он должен поехать на похороны, потому что нужен Лили и потому что все еще любит ее. Но Техас больше не его дом. Его дом — Нью-Йорк. И этого не изменить.

Зейн приехал в Хьюстон во вторник утром, как раз к началу траурной церемонии. Лили с матерью стояли в первом ряду в католической церкви св. Анны. Когда священник начал заупокойную мессу, он проскользнул в последний ряд.

В течение двух лет Зейн успешно, как ему казалось, подавлял в себе боль, связанную со смертью своего отца, и считал, что пережил ее. В этот день он понял, что ошибся.

Он плохо помнил, как проходили похороны отца. Сидя в церкви и наблюдая незнакомый обряд, он вспоминал мельчайшие эпизоды из жизни… счастливые моменты детства, каникулы, баскетбольные победы, то, как отец обучал его премудростям торговли старинными драгоценностями… Но больше всего он вспоминал те мрачные дни, когда Тэд уже болел раком. Зейн вспоминал ужасную поездку в Мехико, последний день отца и ночь после этого.

Никогда прежде он не бывал в католической церкви. Чтобы отогнать горькие воспоминания об отце, он постарался сосредоточиться на службе. Его заинтересовал ритуал, совершаемый над усопшим. Священник прочитал молитвы, потом взял какой-то серебряный предмет, напоминавший микрофон, и окропил гроб святой водой. Затем помахал вокруг него курильницей, наполнив церковь едким запахом, и снова прочитал молитву. Темно-красная драпировка гроба, черное с красным облачение священника и этот острый запах делали присутствие смерти особенно ощутимым.

Узнав, что похороны будут проходить по католическому обряду, Зейн очень удивился. Лили выросла в совсем не религиозной атмосфере, как сама ему говорила. Возможно, однако, ее отец воспитывался в католической среде и хотел быть погребенным согласно католическому обряду. Каким-то странным образом, но эта древняя традиция подходила ему.

Отсюда, с последнего ряда, Зейн едва мог разглядеть Лили. В один из моментов мессы она подошла к аналою и прочитала из Библии. Потом, вернувшись на свое место, подняла голову и обвела взглядом присутствовавших. Может быть, она искала его.

Зейн шагнул в проход, чтобы она могла увидеть, что он здесь, с ней. На губах Лили мелькнула слабая улыбка, и Зейн подумал, что никакая Мона Лиза не могла бы с ней сравниться.

Все время, пока шла длинная месса, показавшаяся Зейну весьма утомительной, у него в горле стоял ком. Ему уже стало казаться, что священник никогда не кончит, но наконец двери церкви раскрылись. Он смотрел, как Лили шла по проходу, держа за руку мать. Когда она подошла ближе, Зейн увидел, что она плачет. И все же, когда она увидела его, в ее покрасневших глазах промелькнула радость.

Лили не сводила с него глаз. Она так боялась, что он не приедет. Правда, накануне горничная сказала, что Зейн звонил и спрашивал, на какое время назначены похороны и где находится церковь. Никаких других известий от него не приходило.

Когда Лили увидела Зейна, она с трудом его узнала. Он выглядел таким взрослым, с лица исчезло все мальчишеское. У него стали такие широкие плечи, что, казалось, он смог бы поднять всю церковь. Но глаза… Его глаза она узнала бы из тысячи. Подойдя ближе, Лили сделала инстинктивное движение и дотронулась до его руки. Зейн очень изменился, но прикосновение его руки осталось прежним. Лили почувствовала, что связь между ними не исчезла, она ощутила ее электрический заряд. В его голове звучал голос отца: «Это будет такая связь, Лили. Ты сама поймешь».