– Скажи мне, – мягко спросила она, – почему ты сегодня выглядишь таким несчастным?

Джерри помотал головой, и Гиацинта сказала:

– Ты сердишься, потому что несчастлив. Это ведь так?

– Я тоже несчастлива! – воскликнула Эмма и засопела.

Все почувствовали важность и значительность момента. Ощутили что-то настоящее, глубокое, такое, что трудно выразить словами.

– Это из-за Арвин и Чарли? – спросила Гиацинта, понимая, что причина гораздо глубже.

– Мы больше не хотим там жить! – выпалила Эмма. – Тэсси говорит, что ты плохая мать, и так оно и есть. Ты не позволяешь нам остаться в нашем собственном доме, а я так люблю свою комнату и шкаф с игрушками.

Как объяснить ей все это? Объяснять нужно слишком много: и то, что шкаф с игрушками встроенный и его нельзя передвинуть, и что Тэсси не следует верить. Все было дьявольски сложно, и Гиацинта не знала, с чего начать.

Джерри поправил сестру:

– У мамы больше нет того дома. Разве ты не знаешь, что она живет сейчас в Нью-Йорке, в квартире, где мы с тобой были? Помнишь, мама водила нас смотреть динозавра и еще мы ели обед из омаров.

– Ну, тогда я хочу жить все время там, – сказала Эмма. – Я хочу туда.

– А разве тебе не нравится твоя школа? – спросила Гиацинта.

– Это новая школа, – ответил Джерри. – Мы там еще даже не были. Мы должны оставаться в школе весь день до обеденного времени, а потом Тэсси будет укладывать Эмму в постель, потому что у нас нет няни. Я ложусь сам, и мне не нужна няня. Я уже большой.

«Прошло почти четыре года. Время летит, только я стою на месте».

– А вам возьмут другую няню?

– Папа кого-то собирается пригласить, чтобы он занимался нами по субботам и воскресеньям – катал нас и все такое. Пока папа все время занят.

– С Арвин?

– Да. И еще с другими людьми. Он ездит на вечера с девушками, катается на лодках. Так говорит Брюс.

– Кто такой Брюс?

– Это мой друг. Ты никогда не помнишь имен моих друзей. Их двор рядом с нашим. Но он живет с матерью, не так, как мы. Отец у него плохой. Он ненавидит отца.

– Это очень печально. Детям нужны папа и мама. Ты не должен ненавидеть отца. Надеюсь, это не так.

– Нет, но мы больше не развлекаемся вместе. И мне не нравится, что я единственный, кто не живет с мамой. Правда, есть еще Донни, но это совсем другое дело, потому что его мама умерла.

– Но почему мы не живем с тобой? – спросила Эмма. – Ты могла бы жить в нашем доме. В нем много-премного комнат.

– Она не может, глупышка, – возразил Джерри. – У папы уже есть женщина. Или ты думаешь, что он хочет иметь двух женщин? Может, конечно, папа и хочет, но мама не из таких. – Джерри засмеялся. – Ты не смотришь кабельное телевидение, иначе знала бы.

Гиацинта поинтересовалась, когда он смотрит кабельное телевидение.

– Ночью, когда папы нет, а Тэсси находится в своей комнате. Я иногда встаю и смотрю. Ну потеха!

Она должна не выдать себя. Это то, о чем должен позаботиться Арни. Наверняка он сделает это. И Гиацинта спокойно сказала:

– Это нехорошо с твоей стороны. Я не хотела бы, чтобы ты это делал впредь.

– Я живу не с тобой и не должен тебе подчиняться.

– Гадко говорить мне такие вещи, Джерри.

– Вовсе нет. Это ты ведешь себя гадко. Ты должна разрешить нам жить в той квартире, где мы останавливаемся. Мы могли бы видеть динозавра, кататься с горки и все такое.

Гиацинта почувствовала себя в ловушке.

– Я должна работать, – возразила она, – по крайней мере сейчас.

Лицо Эммы выразило недовольство.

– Тебе незачем шить эти платья. Ты даже не ездишь кататься с нами.

– Я не умею, – промолвила Гиацинта.

– Дядя Арни тебя научит. Он всегда говорит, что хочет научить.

– Ладно. В следующий раз я приду посмотреть и возьму первые уроки.

– Обещаешь?

– Да.

– А ты обещаешь переехать жить в наш дом во Флориде?

– Я тебе уже говорил, что мама не может! – выкрикнул Джерри.

– Довольно обещаний на сегодня, – оборвала сына Гиацинта. – Я поеду с вами кататься и…

Из глаз Эммы брызнули слезы.

– Ты не любишь меня! – проговорила она сквозь рыдания. – Не любишь! Не любишь!

Они вернулись к пруду. Гиацинта села на пень и раскрыла объятия.

– Посидите со мной – Джерри с одной, ты с другой стороны. Я расскажу вам, как сильно вас люблю. И тогда нам всем станет легче.

– Ты тоже плачешь? – насторожился Джерри. – Похоже, что так.

– Ну, самую малость.

– Я не плачу. Мальчики не плачут. – Голос Джерри дрогнул.

– Кто так говорит?

– Папа.

Это так похоже на Джеральда – сделать из Джерри совершенство, как он это понимает! И Гиацинта твердо заявила:

– Папа не прав. Мальчики иногда плачут.

– Я бы не плакал, если бы ты согласилась жить с нами.

– Я постараюсь. А теперь отправимся домой и испечем на ужин торт?

Дотошная Эмма возразила:

– Ты не пообещала, а только сказала, что постараешься.

– Я сделаю все возможное.

Это была уловка, но никто не поймал ее на этом, и они пошли домой.


– Да, это была тяжелая неделя, – заключила Францина, когда они беседовали за чашкой кофе, после того как Джерри и Эмма отправились спать.

– Жаль, что я не смогла провести с ними больше времени, но неожиданно навалилось много работы.

– Я не ропщу, Гиацинта. Я о том, что все это трудно для них. Они изменились, и это очень меня тревожит. Я пыталась что-то узнать, но мне мало что удалось.

Незачем было сообщать Францине дополнительную информацию. Это лишь разбудит в ней дремлющего дракона. После впечатляющего дебюта в магазине на Пятой авеню Францина перестала говорить о позорных условиях развода дочери. Казалось, она даже благоговеет перед Гиацинтой, став свидетельницей ее неожиданного триумфа.

Однако в этот вечер Францина не собиралась щадить дочь, поскольку сама находилась в состоянии нервного возбуждения.

– С детьми дела обстоят плохо. Они скрытны, хандрят, порой ведут себя дерзко. Короче говоря, с ними надо что-то делать.

– Не сомневайся, я займусь этим.

– Я ни в чем не уверена, – возразила Францина. – Ты мне ничего не говоришь. Четыре года держишь в неведении. Это возмутительно! Ты мне не доверяешь? Мне? Или ты не знаешь, что я готова биться за тебя, за моих сыновей, за внуков? Я буду биться до последнего дыхания, Гиацинта!

– Я это знаю.

– Ну так в чем же дело? В Джеральде есть что-то порочное, гадкое, о чем я не догадывалась, хотя он был неприятен мне с первого взгляда. Ради Бога, расскажи мне, в чем дело, и я найму лучшего адвоката в Соединенных Штатах! Я говорила тебе об этом сотню раз. Ты сама не сделаешь этого. Ты слишком робка. Ты такой родилась, и это не твоя вина.

– Пожалуйста! – Гиацинта подняла руки.

Однако Францину было не так-то просто остановить.

– Я так горда тобой, горда твоими успехами. Но меня сбивает с толку другая сторона твоего «я»…

В соседней комнате зазвонил телефон. Когда Францина вернулась и сообщила, что звонит Уилл, Гиацинта пришла в ужас. Слишком много навалилось на нее одновременно. Она взяла трубку, Уилл счастливым голосом рассказывал ей, что совершил нечто удивительное и почти невозможное – нашел великолепную квартиру в Нью-Йорке. Правда, жилье дорогое, но это будет городской дом на всю жизнь и вдвоем они смогут выкупить закладную. Конечно, она должна посмотреть и одобрить квартиру, но он уверен, ей понравится, поскольку это всего в двух кварталах от парка, что очень удобно для детей. И кстати, что Гиацинта решила со школой? Уже давно пора это сделать, хотя он и надеется, что еще не поздно.

Слушая этот поток информации, Гиацинта лихорадочно спрашивала себя: что делать?

– Кто такой Уилл? – спросила чуть позже Францина. – Я очень удивилась. Похоже, он удивился не меньше моего. «Неужели Гиацинта не рассказала вам обо мне?» И когда я ответила отрицательно, он заявил: «Ну, тогда спросите ее сейчас, и она поведает вам, какой я хороший».

Если бы этот вопрос был задан тогда, когда Гиацинта вела идиллическую жизнь в Нормандии, ее ответ прозвучал бы как радостная песня. Сейчас же она и сама не знала, какие чувства владеют ею. Подавив вздох, Гиацинта рассказала о первой встрече с Уиллом, об их одинаковом отношении к любви, о том, что, находясь во Франции, они окончательно поняли, что любят друг друга. Она описала его внешность, сказав, что его нельзя назвать писаным красавцем, но он привлекателен и силен; перечислив вкусы и склонности Уильяма, заметила, что он прямой и благородный, с хорошими манерами, добавив при этом, что иногда он бывает слегка самоуверен.

Францина выслушала ее очень внимательно и спросила:

– Так он будет твоим мужем или всего лишь «приятным дополнением»?

– Мне не нравится это дурацкий термин, хотя я не против самой идеи. А вот Уилл хочет брака, даже настаивает на этом.

– А ты не соглашаешься?

– Дело не в этом. Все сложно. Мне не хватает времени.

– Ты умалчиваешь об этом, но наверняка обеспокоена тем, как Эмма и Джерри впишутся в твои планы.

– Это не проблема. Уилл любит детей.

– А Уилл знает, что ты не имеешь права опеки над ними?

– Нет. – Гиацинта встретила пронзительный взгляд Францины.

– Значит, ты не сказала ему об этом? Да когда же, черт побери, ты расскажешь ему? И что именно?

– Не знаю. Я думаю.

– Да о чем тут думать? Как можно собираться замуж, утаивая что-то от будущего мужа? Господи, ты же сама утверждаешь, что он благородный. О чем же ты думаешь?

Именно так говорил и Арни…

Гиацинта встала.

– Я иду спать. Слишком многое произошло сегодня. Поговорим завтра или послезавтра, если я буду в состоянии.


На следующий день такой возможности не представилось, поскольку перед полуднем позвонила Лина. Солидная западная фирма распродала последнюю партию одежды, весьма важные клиенты очень спешили и трое сотрудников из штата Либретти заболели, поэтому Лина просила Гиацинту немедленно вернуться.