А знаете почему? Потому что боль — это то, что вы можете пережить, с болью можно справиться. Раны могут затянуться, но отвратительное ощущение, что вы были использованы грязным отродьем никогда не сотрется из памяти. Память — наше худшее оружие, потому что неизвестно, когда и в какое время она нанесёт свой удар. Когда само действие, которое подразумевающее собой любовь и безмерную заботу, становится олицетворением ненависти, власти и контроля — это меняет вас настолько, что произошедшее непросто забыть. Насилие над телом и личностью полностью изменяет восприятие себя, заставляя вас выискивать в себе недостатки и постоянно испытывать неуверенность в том, как вас видят остальные. Это ощущение никчемности, я просто не смогу пережить его вновь. Я не смогу…

Я уже миллион раз пыталась придумать, что я могу предложить этим ублюдкам, чтобы они отпустили меня, но что ужаснее всего, что я разбираюсь в преступных делах, потому как я выросла в окружении всего этого. В одном я уверена наверняка, даже больше чем в смерти, что эти мрази не отпустят меня до тех пор, пока не получат желаемого. И даже тогда — шансы уйти живой и невредимой очень призрачны. Они так же никогда не пытались скрыть свои лица и изменить голоса, а всё потому, что они никогда не воспринимали меня, как возможного свидетеля. Знаете почему? Потому что мёртвые девушки не могут ничего сказать.

Щелчок. Тихий звук открывающегося замка, и меня накрывает осознание того, что смерть является чем-то очень реальным на данный момент. Когда ржавые петли замка издают скрип, моё сердце отчаянно заходится.

Я сосредоточенно смотрю на свои ладони, ожидая пока Эрл бросит пару бутылок воды на матрас и пройдет в центр камеры, чтобы посмотреть на меня, прежде чем уйти. «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы он ушёл...»

— Ты принимала ванную? — раздаётся глубокий голос с нотками южного акцента, который принуждает меня отвести взгляд от моих ладоней, покорно лежащих на коленях.

Передо мной стоит Макс, его взгляд сосредоточен на моём лице. Дни полного одиночества и появления Эрла заставляют меня практически задохнуться от присутствия Макса. Его черты лица намного мягче, чем у Эрла. Моя голова идёт кругом только от одной мысли, насколько отчаянно я желаю прикоснуться к нему. Я хочу ощутить некоторое подобие человеческого контакта, даже несмотря на то, что я осознаю, насколько смехотворно может звучать желание о том, чтобы прикоснуться к тому, кто держит тебя в плену.

Макс подходит ближе, пока я не чувствую на своей коже жар, что волнами исходит от его мощного тела, и затем он присаживается на корточки, уперев локти в колени. Его взгляд сосредотачивается на мне. Его парфюм пахнет хорошо. Так свежо. Так знакомо. Я прикрываю глаза и глубоко вдыхаю аромат, представляя, что нахожусь не здесь.

— Ава, — раздается его голос вновь. Я открываю глаза. — Ты хотела бы принять ванну?

Я спешно киваю, и он поднимается на ноги, протягивая мне руку. Я принимаю её. Его ладонь гладкая, такая мягкая и тёплая. И ощущается такой человеческой. Это простое прикосновение практически ставит меня на колени. У меня наворачиваются слёзы и видение размывается. Горло сжимается. Что со мной не так?

— Сейчас… — он притягивает меня таким образом, чтобы я посмотрела ему в глаза, — ты должна мне пообещать, что ты не попытаешься сбежать.

Я киваю.

— Потому что если ты попытаешься сделать это, — говорит он, — я причиню тебе боль. А ты же не хочешь боли, ведь так? — я киваю еще раз. — Я должен связать твои руки, не потому что я не доверяю тебе, а потому что, когда ты окажешься снаружи этой комнаты, искушение сбежать может завладеть тобой даже против твоей воли, — я киваю ещё раз, потому как мне кажется, это всё, на что я способна. Макс тянется в свой задний карман и вытаскивает длинную верёвку. — Скрести руки перед собой, — я делаю в точности так, как он говорит, и он приступает к работе, связывая мои запястья. — Тебе же не больно, правда? — интересуется он, смотря на меня из-под бровей.

«Господи, его глаза...»

— Нет, — отвечаю я едва слышно.

— Ну и отлично, — захватывая мои связанные запястья, он ведёт меня по направлению к двери.

Мы проходим через подвал, затем поднимаемся вверх по деревянным ступенькам и входим в кухню. Полуденное солнце проникает сквозь окна, отбрасывая теплый свет на потертый и грязный линолеум. Я осматриваюсь вокруг в поисках Эрла или же Буббы, но никого нет.

— Они ушли, — говорит Макс так, как будто он прекрасно знает, о чем я думаю. От этой мысли мурашки пробегают по всему моему телу.

Я вижу дверь, но она закрыта на засов. Окно. Подставка для ножей на кухонной столешнице... Я запоминаю каждую мелочь, которую только могу, в попытке мысленно воссоздать расположение места на тот случай, если у меня появиться шанс сбежать отсюда. Хватка Макса на моих руках усиливается вновь, словно он знает все мысли, которые появляются у меня в голове.

Стены покрыты различными пятнами и грязью, мусор валятся в каждой комнате, через которую мы проходим. В то время, когда он меня ведёт через этот отвратительный дом, моё сердце неистово бьётся о рёбра, потому что у меня нет ни единого предположения, что может произойти со мной на самом деле. Всё, что я могу слышать, это мои поверхностные вздохи, и то, какой звук издают ботинки Макса, когда он проходит по деревянному полу в коридоре.

Он подводит меня к подножью изящно закручивающейся лестницы, которая располагается в коридоре.

— Смотри куда наступаешь, милая.

Я сосредоточенно смотрю на лестницу, кремовый ковёр отчаянно нуждается в чистке. Как только мы оказываемся на самом верху, Макс разворачивает меня вправо и ведёт по направлению к огромной, старинной ванне. Под зеркалом в золотистой раме располагается такой же старинный умывальник-стойка. Обои в ванной бежевого цвета с розами, располагающимися внутри геральдических лилий, кусками свисают со стен. У дальней стены расположена большая ванная на когтистых ножках с серой трещиной, тянущейся по всей её длине.

Макс закрывает ванную на ключ, поворачивая металлическую ручку, чтобы убедиться, что ванная закрыта. Его взгляд встречается с моим, когда он убирает ключ глубоко в карман джинсов, тем самым как бы безмолвно намекая, чтобы я даже не помышляла об этом.

— Иди и включи воду, — после этих слов его хватка на моих руках ослабевает.

Я неспешно подхожу к ванной, мой пульс сильно пульсирует, отдаваясь в висках с каждым следующим шагом. Я сглатываю. Верёвка, которая свободно болтается на моих запястьях, теперь впивается в мою израненную кожу, когда я поворачиваю фигурные золотистые ручки на кране ванной. Как только вода начинает течь по трубам, раздаётся громкий звук, полившись из крана, вода слегка окрашена в цвет ржавчины и ужасно воняет.

— Пусть вода немного сольётся. Трубы старые.

Через минуту или около того, вода становится чистой. Когда грязная вода полностью стекла, я затыкаю ванную пробкой и выпрямляюсь, но не поворачиваюсь.

— Ты что собираешься там стоять? — спрашиваю я.

— Да. Прости.

Разворачиваясь, я сердито смотрю на него. Часть меня хочет накричать на него, но сильная часть меня знает, что лучше молчать. Моя челюсть сжимается, и я отворачиваюсь от него, чтобы раздеться. Я пробую расстегнуть мои джинсы, но из-за связанных запястий у меня лишь получается расстегнуть на них пуговицу. Макс подходит ко мне, опускает свои ладони мне на плечи и резко разворачивает меня к себе лицом. Я не желаю смотреть ему в лицо, поэтому я сосредотачиваю свой взгляд на том, что располагается передо мной. На его покрытом щетиной горле.

— Я собираюсь раздеть тебя, — я наблюдаю за тем, как его горло дергается, когда он сглатывает. — Не потому что я хочу этого, ты меня понимаешь? — говорит он тихо. — А потому что ты просто не можешь раздеться сама.

Он тянется к краю моей футболки. Мои глаза скользят по его лицу. Он очень красивый, таких парней обычно не встретишь, прогуливаясь по улице. Его великолепное лицо заставит застыть на месте любую женщину. И знаете в чём ирония? Что именно поэтому он отличный хищник. Привлекательный. Такой мужчина с легкостью сможет заманить, и прежде чем ты даже сумеешь опомниться, он поглотит тебя без остатка.

Недовольное выражение искажает его прекрасные черты лица, когда он пялится на мои связанные руки.

— Футболка всё равно вся перепачкана кровью.

Быстрым движением рук он разрывает материал футболки, и она падает на пол. Затем, он расстёгивает молнию на моих джинсах. Макс нагибается, в то время пока стягивает их с моих ног, и как бы странно это не звучало, в его действиях есть что-то нежное.

В этой ситуации он может сорвать одежду с моего тела, схватить меня — он может сделать со мной всё, что ему заблагорассудиться, потому что я совершенно беспомощна, но в данный момент его взгляд устремлён в пол. И в первый раз в моей жизни, я на самом деле чувствую, что мужчина уважает меня. Мужчина, который на самом деле очень плохой, прогнивший до мозга костей. Мужчина, который удерживает меня против моего желания, уважает меня настолько, что предпочитает смотреть в пол, чтобы не смотреть на моё обнаженное тело. А эта ужасная, сломленная, извращённая часть меня говорит мне, что он делает это всё, потому что я недостаточно хороша для него. «И, правда, почему он должен хотеть смотреть на меня?» Я понимаю, что на самом деле хочу, чтобы он смотрел на меня. Я хочу, чтобы он не вёл себя уважительно по отношению ко мне, и за это, я презираю себя.

Я выступаю из джинсов, сначала одной ногой, затем другой. И эти тёмные глаза пробегаются по моему телу, прежде чем он поднимается на ноги, и на этот раз я тоже смотрю ему в глаза. Подушечки его пальцев касаются кожи на моём плече, затем скользят вниз и легким движением расстёгивают мой бюстгальтер, и, разорвав его, стягивают остатки с меня, позволяя ему упасть на пол. Часть меня хочет отчаянно прикрыть себя, но остальная часть жаждет его взгляда. Моя обнаженная грудь приподнимается от глубоких вздохов, мои соски практически касаются его футболки, но он не отводит взгляда с моего лица.