— Я не буду смотреть, — говорит он на выдохе.

— А если я хочу, чтобы ты смотрел? — спрашиваю я, и стыд заполняет меня с головы до ног.

Не обращая внимания на мои слова, его тёплые ладони касаются моих бёдер, пальцы подцепляют резинку моих трусиков и стягивают их вниз по моим ногам. С взглядом всё ещё прикованным к моему лицу, он делает быстрый шаг назад, а я в свою очередь спешно забираюсь в ванную. Вода обжигает, но мне плевать. Я погружаюсь под воду и закрываю глаза. Я слышу топот его ботинок и распахиваю глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он протягивает губку и мыло.

— Спасибо тебе, — шепчу я, смущённая тем, что всё, чего я хочу, чтобы он смотрел на меня.

Крошечная улыбка растягивается на его лице, прежде чем он поворачивается ко мне спиной. Он не должен привлекать меня, но он привлекает. В данный момент я желаю, чтобы Макс заметил меня, чтобы он посмотрел на меня так, будто отчаянно желает. Но ничего из этого неправильно.

Раздаётся скрип и шум. Я поднимаю взгляд и вижу, что открыто окно. Макс поворачивается в сторону, в то время как подносит к губам сигарету и прикуривает её. Его профиль такой резкий, но в то же время утонченный. Лучи солнца отбрасывают лёгкое свечение позади него, делая его похожим на святого, но в тот момент, когда он выдыхает густой дым через открытое окно, всё, о чём я могу думать, насколько он похож на дьявола. И я постепенно осознаю, всё, что касается этого мужчины, является противоречием. Он нежный, но в тоже время жесткий, уважительный, но в тоже время грубый, как порождение света и тьмы.

И чем дольше я смотрю, как он курит сигарету, тем сильнее начинает стучать моё сердце. Я теряю рассудок. Это место станет моей погибелью, морально или же физически, возможно, и то, и другое. Я не желаю, чтобы это произошло.

Он делает ещё одну медленную затяжку, затем потирает ладонью затылок и издаёт стон, я практически могу видеть, как перекатываются и напрягаются его мышцы. Затем ко мне на ум приходит единственная мысль — бежать. Насколько сложно будет выбраться из этой ванной и попытать удачу достать у него ключ? Но что потом? Я вся промокшая. Я бы поскользнулась и уронила ключ, прежде чем смогла бы добраться до двери. Затем он абсолютно точно пришел бы в ярость…

Я отвожу взгляд от него и стараюсь мыть себя так тщательно, как только это возможно. Макс стоит там же, спиной ко мне, его взгляд обращен на мир, который простирается за окном, выкуривая сигарету за сигаретой.

Я присаживаюсь в ванной и сижу там до того момента, пока вода не становится холодной, и даже тогда он не поворачивается ко мне. Я все так же продолжаю смотреть на его широкую спину, мои эмоции колеблются от злости до благодарности и останавливаются где-то между этими двумя эмоциями.

— Можно мне полотенце, пожалуйста? — спрашиваю я.

— Ты не хочешь, чтобы я потер тебе спину? — спрашивает Макс.

— Нет.

— Почему? — выдыхает он, его плечи опускаются. — Ты грязная, — он выбрасывает сигарету в окно и отталкивается от стены, но его ладони всё ещё прижаты к оконной раме. Он барабанит пальцами по дереву, в то время как его подборок опускается к груди. Тот факт, что он ещё не развернулся, заставляет меня по какой-то причине странно себя чувствовать. — Просто наклонись вперёд к своим коленям, — говорит он. — Я не буду смотреть, да даже если бы и посмотрел, то ничего не увижу. Не переживай.

— Мне без разницы, даже если ты что-то увидишь, — шепчу я.

Он разворачивается ко мне, а я всё еще сижу на месте, полностью обнаженная. Он облизывает свои губы, затем сглатывает, взгляд его глаз впивается в мои глаза. Моё сердце начинает сильно колотиться в груди, когда я ожидаю, что его взгляд скользнёт по моему телу. Пока ожидаю этого, я чувствую отчаяние и стыд, но его взгляд так и не опускается ниже, и мгновением позже, его тень нависает над ванной.

Я смотрю на круги на воде, которые искажают его отражение, когда Макс берёт губку и опускает её под воду, чтобы провести потом ей по моей спине. Прикрыв глаза, я прижимаюсь к своим коленям и кладу щеку на руку. Это не должно ощущаться таким интимным, но каким-то образом всё это спутывает мои мысли. Его огромная ладонь ложиться на моё плечо, а другая продолжает мыть меня нежными движениями. Он убирает мои волосы на одно плечо и затем придвигается ближе ко мне, каждый раз, когда он выдыхает, тепло его дыхания посылает покалывания вверх по моей спине. И на мгновение — напряжение, которое причиняло боль моим мышцам, исчезает.

— Теперь ты должна чувствовать себя намного лучше, говорит он, поднимаясь на ноги позади меня.

Когда я поднимаю взгляд, то вижу, что он стоит рядом с ванной, держа в руке полотенце. Я выхожу из ванной, и он оборачивает вокруг меня пушистое полотенце.

— Я привезу тебе какую-нибудь одежду, когда я поеду в город…

Он хватает меня за связанные запястья и ведёт по направлению к двери, выуживая из своего кармана ключ. Я смотрю на него сбитая с толку и смущенная.

— Почему? — спрашиваю я, когда мы выходим в коридор. Это всё, что я хочу знать. Просто почему. Почему я здесь, почему ему не наплевать на меня…

— Что почему? — он останавливается на самой верхней ступени лестницы, прежде чем начать спускаться. — Почему ты здесь? Скажу так, что для некоторых людей ничего нет важнее денег. Ни родственные связи, ни любовь, ни жизнь. Жадность. Один из смертных грехов. Именно поэтому ты здесь, дорогая. Всё сводится к жадности.

Иногда он говорит совершенно непонятные вещи, из-за которых я не могу разобрать, что к чему.

— Прекрати говорить загадками, будь добр, — говорю я.

Мы находимся в коридоре, и моё сердце начинает заходиться, потому что я не хочу возвращаться обратно в эту тёмную комнату.

— Жадность и ирония… — Макс издает смешок, когда заворачивает за угол.

— Ирония?

— Именно, потому что ты и я знаем друг друга гораздо больше, чем пару недель, которые ты здесь провела.

«Прошло пару недель…»

— Твой отец… — он делает глубокий вдох. — Он убил всю мою семью, — он не замедляет шаг, и тон его голоса остаётся неизменным.

Мой желудок скручивается узлами, и я сглатываю, не смотря на ком, который стоит в моем горле.

— Прости, — я пытаюсь изо всех сил выдохнуть это простое, но в тоже время такое сложное слово.

Мне прекрасно известно, чем занимается мой отец, но это никогда не казалось мне чем-то реальным… для меня это всегда было больше похоже на какой-то старый фильм про гангстеров или же какой-то любовный роман, потому что он всегда был таким добрым ко мне, к моей матери и к моему брату. Был таким нежным, но, не смотря ни что, он всё равно остаётся хладнокровным убийцей. Мне кажется, он просто привык разделять вещи подобные этим: семья и работа никогда не могут идти рука об руку при его работе. Иногда, чтобы любить кого-то, вам в первую очередь приходиться забывать вещи, которые вы презираете или не одобряете в любимых.

— Прости, — произношу я вновь, но уже более уверенно, словно эти пустые слова могут что-то изменить или вернуть членов его семьи.

Он открывает дверь, ведущую в подвал, не говоря ни слова.

— Ну да, дерьмо случается, — произносит он отстранённо и холодно.

Когда мы достигаем подножья лестницы, я чувствую, как мои ладони становятся влажными и моя голова начинает кружиться. Я смотрю на деревянную дверь. Несмотря на то, что мне предстоит сделать ещё примерно семь шагов, мне кажется это непреодолимой пропастью. Когда Макс открывает замок и деверь распахивается, я хочу отчаянно закричать. Я отчаянно нуждаюсь в чём угодно, кроме гребаного одиночества — тишина заставляет меня размышлять над вещами, о которых я совершенно не желаю задумываться: о смерти, о жизни, в которой мне не удалось попробовать всего. Эта комната является олицетворением слова одиночество. И неважно, насколько усердно меня ищут, шансы найти меня тают с каждой минутой.

— Сколько именно дней я уже нахожусь здесь? — спрашиваю я, в попытке немного замедлить необратимое.

— Тринадцать.

— А сколько я ещё я здесь пробуду?

Он нежно подталкивает меня в комнату.

— Я даже не знаю.

Капельки воды скатываются по моей спине, и я только сейчас понимаю, что на мне нет ничего, кроме полотенца. И он собирается оставить меня здесь в таком виде. Обнаженную. А в следующий раз, когда придёт Эрл… я даже не могу думать об этом. Я не могу!

— Мне холодно, — шепчу я, борясь с желанием расплакаться.

— Я принесу ещё одно одеяло, — я слышу звук закрывающегося замка, и Макс подходит ко мне. — Дай мне свои запястья, — говорит он, когда достает нож и перерезает верёвку, освобождая мои руки.

После того, как Макс убирает нож, он скрещивает руки, захватывая края футболки. Его мышцы бугрятся и напрягаются, когда он стягивает футболку через голову. Мой взгляд скользит по его загорелой коже, мощному телу, рельефному прессу и груди. Различные татуировки покрывают его руки, в большинстве своём это трайбл тату (прим. Трайбл означает “родовой”, “племенной”, “именной”. Зачастую трайбл тату — это остроконечные узоры черно-белого цвета), но одна татуировка отличается от остальных: ворон, сидящий на ветке, покрытой сучьями. Естественно, что-то стоит за этими татуировками, всегда есть какая-то история. Макс сжимает футболку и кивает мне, прежде чем бросить её в моем направлении.

— Это пока всё, что у меня есть, но я принесу тебе что-нибудь из одежды. Я не подумал об этом.

Я сужаю глаза.

— Что? О чём ты не подумал? — я же просто хочу, чтобы он задержался здесь подольше. Я так отчаянно не хочу находиться здесь одна.

— О ванне. Я просто… — он склоняет подбородок к груди, низко наклоняя голову, и проводит пальцами по своим тёмным волосам. — Мне жаль тебя, ты понимаешь? Ты была такой чертовски грязной, а я совершенно не доверяю Эрлу, чтобы он прикасался к тебе, поэтому идея с ванной пришла спонтанно… Чёрт, я просто не подумал об одежде для тебя, — он не смотрит на меня, но мне и не хотелось бы этого на данный момент. Потому что сейчас он слишком настоящий. Слишком нормальный. Слишком человечный для монстра, коим является.